Митрополит Антоний Сурожский

Будущее духовности

15 марта 1990 г.

Мне предложили тему «Будущее духовности». Сомневаться, что духовность имеет будущее, — то же самое, как заранее признать, что Бог потерпит поражение и в итоге, как во времена Ноя, все человечество станет плотью (см. Быт 6:3) и будет неспособно не только  выжить в вечности, но даже прикоснуться края ризы Христовой. С другой стороны, если определять духовность как весь набор наших религиозных переживаний, несомненно, что не только от поколения к поколению, но и в зависимости от места умонастроение будет меняться, и духовность будет не похожа на нашу собственную, которую мы по глупости и самоуверенности считаем единственно верной.

Поэтому я хотел бы дать определение духовности более строгое и, думаю, более верное. Духовность это действие Святого Духа  в человеческих душах и отклик человеческой души на действие Святого Духа. Движущей силой любой формы духовности является Святой Дух вместе с ответом человека на Его призыв, Его побуждение. И вы знаете из Писания, что Святой Дух вдохновляет нас взывать к Богу воздыханиями неизреченными (см. Рим 8:26), но также с ясным знанием, полученным от Христа, называть Бога Авва, Отче (см. Рим 8:15; Гал 4:6).

Здесь стоит забежать вперед и, прежде всего, обратить ваше внимание на то, что когда мы произносим «Отче наш», мы не только подразумеваем Отца, Который общий нам всем в нашем человечестве, Отца, благодаря Которому мы все — одна семья. Эту молитву даровал нам Сам Господь Иисус Христос. И когда Он произнес «Отче наш», Он имел в виду  Отца — Его собственного и нашего. Мы должны произносить эту молитву в таких категориях. Ее можно произнести правдиво, подлинно только во Христе, вместе с Ним, ее невозможно приносить только в горизонтальном плане наших человеческих взаимоотношений. И это очень важно, потому что Дух, Который наполняет нас, Который живет в Церкви, Который, словно волны, бьет о каменное сопротивление безбожного мира, это Дух Христов. Из Священного Писания мы знаем, что Он Дух истины. Мы знаем также, что Он — Утешитель, и нам очень важно рассмотреть эти два именования.

Позвольте сначала сказать о Святом Духе как нашем Утешителе. Английское слово Comforter (прошу прощения, что я, иностранец, рассуждаю о значении английских слов, обращаясь к вам) очень богато смыслом. Оно означает того, кто утешает нас в горе, кто приносит нам утешение; оно означает того, кто дает нам силу и крепость, кто приносит нам радость. Посмотрим коротко на Святой Дух с этих разных углов зрения. Каким образом Святой Дух  — Утешитель для нас? Если подумать о Его роли в нашей жизни, главное утешение, в котором мы нуждаемся, это поддержка в отсутствии Христа. Мы называем себя Его учениками. Вместе с тем, мы все  сознаем, — должны сознавать, это необходимо, это наша обязанность — что мы не пребываем в постоянном и глубоком общении с Господом Иисусом Христом, Которого считаем и называем своим Господом и Учителем. Большая часть нашей жизни проходит в отрыве от Него, порой — очень далеко от Него, когда мы выбираем то, что древняя Церковь назвала бы путем смерти вместо пути жизни: грех, измену Христу, измену, также, нашему подлинному человечеству и нашему призванию быть на земле свидетелями Христа, вестниками Царства, пришедшего в силе; призванию быть теми, кто в сумерках этого мира светит, пусть хоть слабым проблеском; кто в этот мир, погруженный в печаль, лишенный надежды, веры, радости, любви, все это приносит, кто, также, приносит чистоту туда, где порча, как Христос призывает нас быть солью земли (см. Мф 5:13).

Так что мы должны сознавать, что снова и снова теряем Христа или не нашли Его по-настоящему, как скалу, на которой мы стоим, как якорь, хранящий нас в безопасности. Это означает, что мы в этом мире сироты. Мы не можем отнести к себе слова, которые апостол Павел дерзновенно, но вполне справедливо сказал о себе:  жизнь для меня Христос (Флп 1:21). Его любовь была такая всецелая, такая пламенная, его отдача себя Богу была настолько полная, что в его жизни не было места ни для чего, кроме Христа, и потому все, что он делал, он делал ради Христа, во имя Христа и вместе со Христом. И, тем не менее, даже Павел чувствовал, что, живя в мире, который еще не полностью искуплен, все еще в становлении, он временами отлучен от Христа, иногда очень далек от Него. Это он выражает словами, следующими за теми, что я только что привел: он стремится умереть, потому что пока он жив по плоти, он отлучен от Христа. Он не был отлучен от Христа грехом, неверностью, а просто тем, что в нас есть тяжесть, которая не позволяет нам воспарить ко Христу, непрестанно жить в Боге. Мы хотим помолиться, но усталость одолевает нас, мы хотим всеми чувствами отозваться на чье-то несчастье, нужду или горе, но наше сердце  устало сострадать, устало жалеть, устало любить, и мы впадаем в холодное безразличие. Моментами мы сколько-то воспринимаем Божественную истину, но нас накрывает тень, и мы больше ее не видим, мы в тумане, в сумерках. Мы знаем, что где-то есть свет, но, как бывает в тумане, не можем различить, откуда идет свет, куда нам следует направиться. Так что все мы должны бы сознавать, что мы потеряны, словно сироты. И мы должны бы сознавать это болезненно, с устремлением, не только горюя, но деятельно стремясь мощным внутренним порывом сделать все в своих силах, чтобы пробиться домой, найти путь туда, где Христос.

И нам нужна поддержка, нужно утешение в том, что, пока мы живем в плоти, мы не можем быть в полном общении с Живым Богом, отождествиться со Христом. Но Бог не оставил нас, Он послал нам, каждому в отдельности и всей Церкви в целом, Святого Духа, Который говорит нам: «Не отчаивайся. Бог любит тебя таким, какой ты есть,  и Бог действует тебе во спасение. Прислушайся к глубинному крику своей души, будь внимателен в моменты, когда на тебя сходит просветление, и ты расслышишь или неизреченные воздыхания сердца, уже познавшего, или ясное провозглашение Отцовства Божия, нашего сыновства во Христе». И этого достаточно, чтобы мы продолжали, оставаясь в полутьме, бороться, продолжали побеждать в себе, внутри себя все, что не принадлежит свету Божию и жизни Божественной, пока не настанет дивный миг, когда, по слову апостола Павла, мы умрем себе и умрем миру,  и не совлечемся временной жизни, но облечемся в вечность.

Но все сказанное предполагает, что,  как ни утешает нас Святой Дух, как ни поддерживает Он нас в нашем одиночестве в этом мире, нам нужна сила, чтобы бороться с собой и бороться со всеми искушениями, всеми обольщениями, приходящими извне. И в этом смысле Святой Дух есть Дух крепости. Но в отношении крепости нам надо быть осторожными. Мы все склонны, готовы в блаженные моменты просветления рассчитывать на собственную силу, чтобы достичь невозможного. Вы помните слова Христа, как Он призывал Своих учеников к спасению и описывал, что это значит; и Петр обратился к Нему: «Но кто же может быть спасен?» И Христос ответил: Невозможное человекам возможно Богу (Лк 18:27).

Павел тоже, перед величием своего призвания, когда ему казалось (и на самом деле так и было), что его миссия превосходит человеческие силы, молился Богу о силе. И услышал ответ Христа:  Довольно тебе благодати Моей, сила Моя в немощи совершается (2 Кор 12:9). В какой немощи?  Достаточно ли нам просто быть пассивными, ленивыми, быть трусливыми, бездействовать, и тогда Бог вступит и сделает в нас то, что должны сделать мы, сделает за нас то, что  мы должны сделать ради Него, то, к чему Он призывает нас? Нет, та немощь, о которой говорит Христос, другая. Это слабость ребенка, который с доверием предается заботе, любви матери или отца; он не боится и  отдается свободно. Это податливость перчатки хирурга:  она так непрочна, так тонка, что совсем незаметна на руке хирурга, и потому позволяет мудрой, умелой руке  человека творить чудеса. Если  вместо этой тончайшей перчатки хирург надел бы железную рукавицу, он ничего не мог бы совершить, только держать меч. Это хрупкость паруса на корабле, самой непрочной части корабля, но, верно направленный умелым кормчим, парус  уловит ветер, который приведет все тяжелое сооружение к пристани.  Вот к такому роду слабости мы призваны: слабость отдачи, слабость доверия, слабость прозрачности, слабость самоотдачи, которая позволяет Богу действовать. Здесь и вступает Святой Дух, Божественная сила жизни, потому что Он исполняет наше сердце, наш ум, нашу волю, наше тело, наши действия силой, крепостью Божественной, и невозможное становится возможным в нас и через нас. Вот почему апостол Павел восклицает: И потому  буду хвалиться только немощью моей (см. 2 Кор 11:30). Хочу быть слабым, тогда все что я делаю, будет совершено силой Самого Бога. И все могу в укрепляющей меня Силе Христовой (Флп 4:13).

Как замечательно, какая радость думать, что Святой Дух действует в нас, постепенно просвещая нас, согревая нас, руководя нами, приобщая нас тому, что апостол Павел называет умом Христовым (1 Кор 2:16). Он делает нас причастниками Божественной благодати, т.е. жизни Самого Бога, даруемой и воспринятой, так что в конечном итоге исполнится слово апостола Петра, что мы станем причастниками Божественной природы (2 Пет 1:4). И здесь-то Святой Дух, Который нас утешал, который укреплял нас, становится также нашим ликованием, Он соединяет нас со Христом так же, как огонь может соединить несколько металлов в один сплав, более прекрасный, чем каждый металл по отдельности.  Есть дерзновенное слово западного духовного писателя, святого Иринея Лионского, который жил на грани I и II веков; он говорит, что когда все достигнет своего исполнения, тогда силой Святого Духа мы станем так едиными со Христом, что для Бога Отца мы будет уже не приемными детьми, но во Христе станем  единородным сыном Божиим. Вот наше призвание; вот, также, что может совершить Святой Дух, если только мы дадим Ему действовать свободно; и вот где наша свобода имеет решительное значение. Мы можем принять дар Божий, мы можем открыться Богу, можем открыть Ему сердце, но Бог не входит в нашу жизнь насильно. Святой Максим Исповедник, византийский духовный писатель VI в., говорит, что Бог может все, кроме одного: Он никого не может заставить  любить Себя, потому что любовь — наивысшая свобода. У нас есть власть отвергнуть Бога, так же как у нас есть власть принять Его.

Святой Дух — Дух истины. Внутренне, через нашу совесть Он непрестанно  напоминает нам едва слышно, но порой с устрашающей ясностью, что истинно, что правда; что значит отречься от Христа, как Петр, предать Его, как Иуда, отвергнуть Его в непонимании, как иудеи перед Страстями. Он напоминает нам, что такое истина; а истина — не понятие, не нечто, это Некто. Пилат справедливо спросил:  «Что есть истина?», потому что он был окружен людьми самой разной религиозной принадлежности, разных верований,  вокруг него были философские учения, которые противоречили одно другому, дополняли или расходились между собой. Что же истина? А Христос стоял перед ним и не дал ему ответа, потому что Пилат не смог бы принять тот ответ, который мог дать Христос. Он дал ответ Своим ученикам, тем, кто знал, Кто Он,  непосредственным опытом, не потому что им так было сказано, а потому что они сами открыли, Кто Он, через свои отношения, через свою приобщенность Господу Иисусу Христу. Им Он сказал: Я есмь Истина (см. Ин 14:6), потому что нет иной истины, кроме Самого Живого Бога. Истина  означает не только соответствие между реальностью и ее выражением, истина — Сам Бог, всецелая истина; и Святой Дух призывает нас научиться этому, быть такими. В этом смысле, Дух Святой поистине есть Дух Христа, Самой Истины. Он ведет нас к пониманию святого Евангелия, руководит постепенно, не сразу, шаг за шагом по пути, где мы постепенно открываем в словах Христовых одно изречение, одну фразу, одно Его действие, которое обращено к нам, на которое мы отзываемся, о чем мы можем сказать вместе с путниками в Эммаус: Не сердце ли наше горело в нас, когда Он говорил с нами на пути? (Лк 24:32). То, от чего наш ум вдруг светлеет, озаряется, то, что собирает наше тело и душу, нашу волю, показывает нам, что мы понимаем Бога, что Бог и мы до какой-то степени  уже в гармонии.

Если мы обнаружили такое место, мы должны сделать его правилом своей жизни. И тогда Евангелие, Христос становится для нас не только откровенной Истиной, но путем, который ведет в Царство, и самой жизнью. Тогда каждый из нас может сказать, подобно Павлу, что жизнь для меня Христос, потому что Он — истина, Он — путь, Он — сама жизнь. Он — ключ ко всякому пониманию. Он — дверь, которая ведет меня в полноту жизни. Мы может также сказать тогда, что не боимся смерти, потому что смерть — момент, когда я буду соединен с Живым Богом, я достигну полноты, а не буду лишен чего-то. И если мы подлинно верны Христу под руководством Святого Духа, мы сможет тогда произнести также одно из самых трагичных слов, которые Павел произнес о себе: И однако (в тот момент он говорил о смерти), для вас полезнее, чтобы я жил, и я буду жить на земле со всеми ее ограничениями (см. Флп 1:24), я согласен ожидать исполнения всего, поскольку для вас полезнее, чтобы я послужил вам, потому что нет большей любви, как положить свою жизнь ради ближнего.

Вот, мне кажется, чему нас может научить Святой Дух, чем Он может быть в нашей жизни. И если мы дадим Ему действовать в нас, если, вместо того, чтобы рассуждать, мы научимся слушать, вслушиваться всем своим существом в то, что Дух Божий говорит нам через нашу совесть, в нашем безмолвном предстоянии перед Богом, в то, что до нас доходит через Священное Писание, тогда мы вступим в то состояние, которое на вершинах называется созерцанием. Это просто способность слушать то, что Бог хочет сказать нам, слушать всем своим существом, позволить Богу пронизать нас, охватить нас истиной и жизнью, чтобы мы могли следовать за Ним. Мы должны научиться безмолвию, и когда мы смолкнем, мы сможем слышать.

Мне вспоминается, как однажды это стало мне ясно, когда я пролистывал книгу стихов для детей. Мне попалось там четверостишье, которое, по-моему, подытоживает все, что я сказал, и все, что было написано о созерцательной молитве. Это очень простые строки:

В лесу жила-была премудрая сова.

Преостро видя все, скупилась на слова.

Скупясь же на слова, все слышала и знала.

Ах, если бы она для нас примером стала!

И я дам вам пример, какой может быть созерцательная молитва, молитва, которая не нуждается в словах, но общается с Богом Живым в Духе. Есть рассказ в жизни одного западного святого во Франции, Жана-Батиста Вианне, приходского священника в малюсенькой деревне в округе Лиона. Священник часто обнаруживал в своей приходской церквушке старика, тот сидел там долгие часы. Наконец священник как-то спросил старика: «Дедушка, что ты здесь делаешь час за часом? Губы твои не шепчут молитву, четки ты не перебираешь. Что ты делаешь?» И старик ответил: «Я смотрю на Него, Он смотрит на меня, и нам хорошо вместе». Действием Святого Духа он был в общении с Богом Живым, и больше ничего не требовалось.

Аминь.

 

ОТВЕТЫ НА ВОПРОСЫ

 

Вопрос          

Не думаю, что могу ответить убедительно и правдиво на ваш вопрос, но мне кажется, все, что мы можем сказать о Боге, все, что мы знаем о Боге, даже учение о Святой Троице — это все, что мы можем уловить и выразить о Нем. За пределом всего, что можно уловить и что может быть выражено, – то, чему мы можем приобщиться в безмолвии, что святой Григорий Нисский называет «Божественным мраком» в том смысле, что это область, в которую мы не можем заглянуть, которую мы не можем исследовать. Единственный путь знать о Боге больше, чем нам сообщает учение о Нем, опыт святых, учение и опыт Церкви, это — приобщение, и я говорю сейчас не о таинстве Причащения, а о врастании в Бога.

Бог, в этом отношении, в значении этого слова по-гречески. А именно: то, перед чем замираешь в безмолвии, умолкаешь до самой сердцевины своего существа. Бог — тайна, превосходящая и это.

Все, что мы говорим о Боге, какого Он рода, мужского или женского, Отец или, если обратиться к одному месту пророка Иеремии, где говорится, что Бог, словно мать для нас, — все это очень приблизительные выражения: Бог ни то и не другое, хотя Он может быть и тем и другим.  Он настолько превосходит широтой и глубиной все, что мы можем вообразить или сказать, настолько невыразим и чудесен, что единственное нам доступное: стоять в благоговейном изумлении, не находя слов, чтобы выразить пережитое на мгновение и потерянное, и надеяться, что человек, с которым мы говорим, поймет, поскольку сам пережил или соприкоснулся с подобным опытом;  но не делать никаких утверждений о том, что за пределом интеллекта, философской точки зрения или учения.

Если позволите, я добавлю нечто не богословское. Среди написанного Эдгаром По есть рассказ под названием «Месмерическое откровение». Человека ввели в транс и спрашивают: «Что ты видишь?» Он отвечает: «Я вижу Бога». Следующий вопрос: «Он чистый Дух?» «Нет». «Так Он материален?» «Нет». «Так что же Он?» «Он за пределом и того и другого». Думаю, мы не можем сказать ничего большего, когда доходит до такого вопроса.

 

Вопрос

Думаю, что если в какой-то миг мы были бы преисполнены живым присутствием Божиим, мы порвали бы узы земной жизни и вошли в вечность. Наше земное призвание — жить здесь и теперь, уже приобщаясь  тайне вечной жизни. Но когда она достигает какого-то уровня, скажем так, хотя слова недостаточны, когда она достигает какого-то уровня напряжения, когда мы доходим до некоторой зрелости, настало нам время уйти, и Бог позволяет нам покинуть эту жизнь и войти в вечность. Но по каким-то таинственным причинам иногда нам позволяется войти в вечность рано, иногда — очень поздно. Я сейчас думаю об Еносе и об Енохе. Один прожил короткую жизнь, о нем Библия говорит: «потому что он знал Бога». Другой жил очень долго, потому что знал Бога. Один был нужен на земле, и должен был жить; второй достиг полноты и мог войти в вечность. Мы не могли бы, вернее, никто из нас не мог бы вынести такое предельное исполнение в условиях нашей земной жизни. Но это мое личное чувство по этому вопросу. Не могу сказать, что это ответ Церкви или ответ богослова.

Пер. с англ. Е. Майданович

Слушать аудиозапись: , смотреть видеозапись: