Митрополит Антоний Сурожский

О мытаре и фарисее

4 февраля 1996 г.

Мы сегодня вспоминаем притчу Господню о мытаре и фарисее. С какой лёгкостью мы вступаем в храм Божий! Мы вступаем в него, как будто это место, где мы имеем полное право быть, мы входим и даже не останавливаемся у притолоки, для того чтобы взглянуть не в ширь его, а в глубины его, в его сердцевину, в присутствие Божие. Мы перекрестимся и потом, если так можно выразиться о таком страшном деле, мы идём по своим делам: покупаем свечку, идём к той или другой иконе, которые нам дороги. Что если нам сравнить себя с мытарем? Он был как мы, грешный человек, может быть, не хуже нас, а может, и хуже, он был во всяком случае презренный человек, потому что он служил римлянам, которые тогда занимали еврейскую страну. Но разве человеческое презрение определяет нашу ценность? Он знал, что он недостоин себя самого, своего звания человека — честного, прямого, добротного. И когда он вступил в храм Божий, перед ним раскрылась область святости. Это место, которое принадлежит нераздельно Живому Богу. В мире, который человеческим предательством отнят от Божьего владычества, храм является Его собственным домом. И в двух смыслах этого слова: с одной стороны, это дом Божий, потому что полнота Божества в нем пребывает, потому что слава Господня лежит в нем, и видят ее только те, у которых чистое сердце, но ещё в другом смысле: из мира сейчас Бог повсеместно изгнан, и верой героических порой людей есть места, которые всё-таки принадлежат Богу.

Меня поразило очень глубоко, когда я впервые после многих лет вернулся на родину и обнаружил, что в мире, который во всяком случае на словах, официально, отрёкся от Бога, проклял Его, осудил Его, есть места, которые всё-таки остались Его уделом, местом прибежища изгнанного Бога, местом прибежища, которое создано героической, порой мученической верой отдельных людей, не каких-нибудь выдающихся людей, а простых женщин, мужчин, порой детей…

И вот когда мы приходим в храм, должны бы мы вспомнить мытаря. Он остановился у притолоки церковной и не посмел пойти дальше, потому что эта область свята, это область, где Живой Бог, это область, куда он свою греховность не смел внести. Он каялся, он ужасался о себе, но, вместе с этим, ему не хватало сил и мужества для того, чтобы уйти от своей недостойной жизни и стать Божьим человеком.

Мы входим в храм и чувствуем, что мы дома. И в каком-то смысле это — правда, мы дома, потому что Бог нам Отец, потому что Христос нам Спаситель, потому что любовь Божья простирается не к праведным, в первую очередь, но к грешникам, но эту любовь мы должны принять не как должное, не по праву, а принять со смирением, с сердцем сокрушённым, принять с трепетом перед величием и любовью Божией.

Но не только мытарь вошёл в этот храм, вошёл и фарисей, он чувствовал, что он имеет право быть в этом храме, он исполняет все правила, которые записаны в Священном Писании или переданы изустно из поколения в поколение. Он чувствует, что с него Богу нечего требовать, он всем чист, он всем праведен. И в каком-то смысле это было правдой, потому что он, действительно, подвижнически исполнял то, что он понимал, но вместе с этим его сердце было замкнуто, оно не было открыто Богу, в нём не было смирения, в нём не было трепета, в нем не было поклонения перед Богом, чувства, что всё, что у него есть, — дар Божий, и больше того, что он недостоин этого дара, недостоин ни жизни, ни своего звания человека, не того, что Бог ему открыл столько правды о Себе, и о жизни, и о человеке. Он стоял в уверенности, что он на всё имеет право, потому что он выполнил все формальные требования Закона.

И Господь взглянул на того, и на другого, и когда мытарь, который стоял у притолоки и ничего другого не мог сказать, кроме: «Господи, милостив буди ко мне грешному!» — когда мытарь ушёл домой, с ним пошла Божья благодать, Божье прощение, Божья милость. А когда фарисей пошёл домой, он не был осужден до конца, он пошёл домой с правдой, которую он принёс в храм, но только с этой правдой, он ничему не научился.

И вот эта притча такая важная для нас, потому что мы не всегда нашим отношением к Богу, и к святыне, и к храму достойны быть похожими на мытаря. И с другой стороны, мы не праведны, как был фарисей. Мы где-то посередине: сокрушения настоящего, полного спасающего смирения в нас нет, но нет и праведности. Задумаемся над этой притчей не для того, чтобы над собой поплакать, себя пожалеть, а для того, чтобы поставить перед собой вопрос о том: что же мне делать, как мне научиться быть мытарем и как мне научиться ту правду, которую я исполняю, которая во мне есть, сделать Божией через приобщение к трепетному, благоговейному страху Божьему и к подлинному смирению.

Аминь.

Теперь я скажу несколько слов….

 

Слушать аудиозапись: , смотреть видеозапись: