митрополит Антоний Сурожский

О Символе веры. Часть 6

21 марта 1996 г.

Поскольку я знаю от реакции некоторых слушателей, моя прошлая беседа была невнятная и не во всем понятная. Я не могу исправить этого, потому что вернуться к той же теме было бы невозможно, но я попробую в течение следующих бесед те моменты, которые показались некоторым из вас или слишком сложными, или вовсе непонятными, разъяснить.

Сегодня я хочу приступить к теме трудной, но необходимой: к вопросу о зле. Потому что Бог зла не сотворил. Бог сотворил мир всей любовью Своей, всей верой Своей, всей надеждой Своей. Он сотворил этот мир для того, чтобы этот мир и Он были друг другу родные, чтобы Его Божественное присутствие пронизывало все, как жар пронизывает железо, чтобы все было живо Им, чтобы в Нем, как говорит апостол Павел, мы жили бы, были бы, движились бы, или, как в другом место он говорит, чтобы пришло когда-то время, когда Бог будет все во всем, когда мы будем в Боге и Он будет в нас, когда мы Его познаем так, как Он нас познавает, с такой же глубиной, с такой же открытостью.

Как же могло случиться, что этот мир, который был создан для этого непостижимо чудесного соотношения с Богом, для такой непостижимой гармонии в себе самом, мог превратиться в тот мир, каким мы его знаем, в мир, где не только происходит борьба зла против добра, но где часто зло так явствует, так торжествует, так страшно делается наглядным, — как это могло случиться? И вот тут я ответа не могу вам дать настоящего в том смысле, что нет исчерпывающего ответа даже у великих богословов. Есть какие-то моменты, какие-то проблески и догадки. И вот я хочу с вами поделиться некоторыми догадками и проблесками. И я настаиваю на том, что то, что я скажу, не является как бы учением Православной Церкви, а является попыткой православных людей, и святых и грешных, но ищущих ответа на мучающие их трагические вопросы, старались найти.

В этой области богословы знают и употребляют выражение «теологумен», т.е. это богословская догадка, которая отчасти основана на Священном Писании, отчасти основана на духовном опыте тех или других людей, личном и коллективном. А есть догадки, которые еще нельзя назвать «теологумен», т.е. как бы богословской, божественной догадкой, но которые являются как бы попыткой ощупью, в полутьме найти какой-то ответ на мучающий всех вопрос о зле; о том, как оно появилось, как оно может сосуществовать с Богом и Его любовью, и каково положение Бога по отношению к твари, которая попала в плен этого зла и одновременно, которая Ему дорога, остается любимой до конца. И когда я говорю «до конца», я имею в виду не конец времени, но до предела, до того предела, каким является воплощение Сына Божия и Его смерть на кресте для победы над злом. И вот давайте задумаемся над этим. Я буду представлять эту тему, вероятно, несколько беспорядочно, потому что, как я сказал, стройного ответа, полной гармонии у нас нет. Что мы знаем — что Бог зла не сотворил. Бог создал мир и заключение каждого дня этого Своего творения по библейскому рассказу было таково: И увидел Бог, что все добро… И в конечном итоге сотворен человек; человек тоже сотворен как нечто доброе.

Но тут, я думаю, нам всем надо помнить очень важную вещь. Мы всегда думаем, что человек был создан совершенным. И когда мы употребляем это слово «совершенный», мы сразу думаем о святости, о таком величии духа и таком богообщении, которые являются результатом предельного подвига соединения с Богом. Человек был создан совершенным в том смысле, что в нем не было тогда ни пятна, ни порока, что он был невинен, греха в нем не было, зла не было в нем, и в этом отношении он был совершенен. Но он не был совершенен в том смысле, что он дошел уже в момент своего сотворения до того предела святости и до той глубины богообщения, которая является пределом его призвания. Этот момент очень важен, потому что не святость человеческая была подорвана грехом, а его невинность была обманута злом. И человек злым до конца не стал, он оказался запутанным, как один из отцов Церкви говорит, он оказался как бы опьяненным злом.

И вот что мы видим дальше? Человек создан, и он поставлен в рай. Рай, конечно, мы /не/ можем себе представлять как место, потому что это была земля, это было все то, что создал Господь, это то, чем был окружен человек, но это был рай в том смысле, что в нем присутствовал Бог, и присутствовал не только невидимо, как везде Он есть, а присутствовал явственно. Человек, который тогда был совершенно чист, непорочен, хотя не дошел до святости, общался с Ним с полной свободой. Если можно сравнение дать, я бы сказал так: его сознание, его близость к Богу была та, какая бывает у ребенка с родителями: ничто их не разделяет, во всем они общаются. Во всяком случае, со стороны ребенка есть полная открытость, доверие, радость и присутствие, живое, активное, действенное присутствие родителей. И вот сотворение человека и на первых порах его жизнь в раю именно этим и характеризуется. Бог, как сказано в Библии, ходил в раю. Это, конечно, образ, но он говорит о том, что Бог свободно двигался среди Своей твари, что эта тварь сознавала и воспринимала Его присутствие; и это присутствие преображало все. Это было не только как дневной свет, это был свет, который льется и уходит до самых глубин человека. Это был рай. И в этом раю человек начал развиваться именно от этой изначальной неиспорченности он начал расти в большую мудрость и в большую зрелость.

Некоторые отцы Церкви говорят, что человек — Адам — был создан, как бы нося в себе все, что является человеческой природой, т.е. все свойства и мужского и женского. Я не говорю сейчас о телесных особенностях, а я говорю о том внутреннем строе, который имеет в себе свойства, которые мы называем женственными или мужскими. И он рос, и по мере того как он возрастал духовно, по мере того как он делался более и более богатым и совершенным, то, что в нем было мужеского и женского, начало постепенно друг от друга отделяться, не в том смысле, что было противоречие между тем и другим, а в том смысле, что он уже не мог в себе самом содержать всю полноту человечества, человеческой природы во всем объеме, во всей сложности, во всем богатстве. И в этот момент, потому что все, что совершается с человеком в течение всей библейской истории, это как бы сотрудничество, согласие между человеком и Богом, в тот момент Бог привел к нему все твари, всех животных, которых Он создал, с тем, чтобы Адам им каждому дал имя.

В библейской традиции имя, не кличка, а именно имя выражает собой самую природу, до самых глубинных тайников этой природы данной твари. Имя и данное существо как бы совершенно совпадают, когда оно не превратилось, как я сказал раньше, в кличку. И есть место в книге Откровения, где говорится о том, что когда придет конец времен и заключится история торжеством Божиим и человеческим в единстве любви и в победе над злом, тогда каждый из нас узнает свое имя, имя, которое только будет известно Богу и ему самому. Это, то слово как бы, которое выражает человека до конца, до самых его глубин. И вот когда Бог привел все твари к человеку, человек, который тогда был в полном, свободном общении с Богом, взглянув на них, увидел, познал их природу, их глубинную природу, и каждому дал имя, которое выражало собой всю полноту этой природы.

И вот в этот момент, когда человек прозрел тайны природы всех тварей, он вдруг обнаружил, что каждая тварь имеет как бы пару, представляет собой пару, а он стоит один. И перед ним встал вопрос: кто же он? Одиночка? И он стал, как бы, в себе искать те две как бы природы, которые в нем до сих пор развивались, росли и дошли до такой зрелости, что они могли теперь обособиться. И тут сказано в Библии, что Господь взял Адама, навел на него глубокий сон и разделил его, как бы, на два существа.

Переводы Библии в этом смысле порой кажутся странными. Мы все говорим о том, что Ева была создана «из ребра». Но слово, которое употребляется в Ветхом Завете, может значить или «ребро», или «сторона». Он как бы был разделен на две части. Конечно, не хирургически, не физически, а из него было вызвано все то, что могло развиться независимо от другой половины. Есть замечательное место в одном раввиническом писании, где жена спрашивает своего мужа: почему сказано, что Ева была создана из ребра Адамова, а не из его головы, из его руки или какой-нибудь другой части его тела? И вопрошаемый отвечает: потому что ребро — это та часть тела Адама, которая ближе всего прилегала к его сердцу и к его любви. В этом смысле мы должны употреблять слово «ребро» вот с таким чувством. Речь идет о том, что как бы две природы, мужская и женская, которые до тех пор сначала были как младенцы наши, которые не знают разделения пола, но постепенно вырастали и обосабливались, теперь были разделены друг от друга.

Но вместе с этим это разделение не было отчуждением друг от друга. Потому что Адам, посмотрев на Еву, воскликнул: Это плоть от плоти моей, это я!.. И на еврейском языке употреблено слово «иш» и «иша», т.е. мужское и женское того же самого слова, так же как на английском языке можно было бы сказать he and she; и они друг на друга посмотрели и увидели друг во друге самих себя, но как бы вне себя, в новом совершенстве, в новой зрелости, с новыми непостижимыми и до сих пор не постигнутыми ими возможностями. В этот момент, как сказано опять-таки в Священном Писании, они друг друга или себя голыми не видели, потому что они видели только себя самого в другом, но в новой полноте, в новой красоте, в изумлении о том, что представляет любимый, который перед ним. Только после грехопадения, к которому мы вернемся, они друг друга увидели нагими.

Но вот здесь начинается другая трагедия: встреча Адама и Евы с уже существующим злом. Каким же это образом? Откуда зло взялось? Рассказ библейский говорит о том, что сатана в виде змеи явился Еве и стал ее соблазнять. Откуда же взялся сатана, когда все было совершенно при сотворении? И вот тут идут, опять-таки, догадки бесчисленного количества богословов, и догадки, которые, может быть, можно соединить более или в менее в поисках какого-то ответа. Классически обыкновенно говорили о том, что Бог сотворил ангелов, которые окружали бы Его престол, с которыми Он жил бы, которые были Его славой. И тут я должен сказать, что мы употребляем это слово «слава» в таком наклонении, которое иногда смущает. Мы говорим о славе Божией, о том, что мы призваны петь Его славу. Слава — это значит сияние. И все твари были созданы не для того чтобы воспевать Его величие, Его красоту, а были созданы для того, чтобы быть как бы выражением всей красоты и всего сияния и всей святости Божественной.

И вот Бог создал ангелов, и они все были совершенны. Из них один был настолько лучезарен, что Священное Писание называет его Люцифером, т.е. светоносным; и он оказался падшим ангелом. Это в традиции церковной, это в ветхозаветной традиции.

Как же это могло случиться? Искали разных ответов. Одни говорили о том, что его обуяла гордость. Но как могла гордость его обуять, когда гордость еще не существовала? Потому что гордость есть зло; и если бы гордость существовала, то зло уже было бы в мире. Говорили, что зависть его охватила, — зависть о том, что он — не Сам Бог. А некоторые говорили, что его охватила зависть после сотворения человека, потому что Бог создал человека по образу Своему и по подобию и был так близок к нему, — и зависть вошла в душу ангела. Но опять-таки, откуда взялась зависть? Ее не было. Как же это объяснить?

И вот я нашел в одном месте урывками, отрывками, кусочками несколько моментов, которыми я хочу с вами поделиться, потому что мне кажется, что в этом есть, может быть, если не ответ, то намек на то, как ангел может из ангела света превратиться в ангела тьмы. У святого Григория Паламы есть рассуждение о том, что представляют собой ангелы. И он их называет «светами вторыми» и поясняет, что хочет этим сказать: что каждый ангел прозрачен, как драгоценный камень, и в него льется свет Божий, и через него этот свет льется и дальше на все твари. Но кроме того этот камень драгоценный, как бы граненый камень, и свет Божий, который падает на него, не только через него проливается, но еще через эту гранность льется во все стороны. И свет, который находится в ангеле, это, с одной стороны, его изначальная чистота, совершенство, гармония, которые вмещают в себя, принимают в себя и щедро, не удерживая ничего для себя, отдают этот свет Божий, это сияние Божие всей твари.

И вот второй момент такой богословской догадки, которая отчасти покоится, насколько я помню, в писаниях древнего богослова Лактанция. Речь идет о том, что ангелы, как все другие твари, должны были переходить, как Священное Писание говорит, от славы к славе, т.е. вырастать все больше, больше, больше, углубляться более совершенно в Бога, открываться Ему более совершенно, делаться более совершенно причастниками Его природы. И для этого нужно, с одной стороны, полная устремленность к Богу, и с другой стороны — и это страшный момент и для человека, и для всякой твари, я думаю — готовность потерять то совершенство, которое у тебя есть и, которым ты наслаждаешься, которое тебя радует, от которого ликует твое сердце, отказаться от него для того, чтобы двигаться в неизвестность, несмотря на то, что ты знаешь, что это не неизвестность, в сущности, потому что эта неизвестность ­­— это Божественная любовь, которая тебе все больше открывается. Но ты должен потерять то, что у тебя сейчас есть, перестать быть тем, кто ты есть, для того чтобы себя перерасти и стать новым, более совершенным.

И вот один из древних писателей, я сейчас не могу вспомнить, кто, я об этом читал лет 50 с лишним тому назад, говорит о том, что в какой-то момент некоторые ангелы загляделись на себя, посмотрели на себя и увидели свою непостижимую красоту и испугались ее потерять ради того чтобы ее перерасти, и забыли в этот момент, что вся эта красота, все это сияние, которое в них, это Божие сияние, оно им не принадлежит. И в тот момент, заглядевшись на себя, Люцифер, светоносец подумал: Я же так совершенен, я так прекрасен, во мне живет все Божественное (в этом он себе отдавал отчет, это он чувствовал), почему я не подобен Богу, почему я ниже Его, когда я весь пронизан Божеством и весь сияю этим светом Божества?.. И, как сказано в одном месте Священного Писания, в книге пророка /Даниила/, поставлю свой престол на высоте и буду подобен Богу… И вот в этот момент свет, который в нем был, потух, потому что этот свет был не его свет, это было Божие присутствие. И когда он выбрал себя вместо Бога, он стал из ангела света — ангелом тьмы.

Вот единственное объяснение, которое я нашел, которое меня в какой-то мере удовлетворяет. Но я говорю «в какой-то мере», потому что оно не должно нас удовлетворять. То, что совершилось с ангелами Божиими, непостижимо для нас. Если мы не можем понять, что случилось с человеком в его падении, только можем догадываться немножко о том, что случилось, как мы можем даже догадываться с какой-то уверенностью, что случилось с ангелами? Но так как мы ставим перед собой эти вопросы, так как наш ум требует какого-то понимания, я вам предложил эти намеки на ответ, и каждый из вас имеет право задуматься и отвергнуть то, что я сейчас вам предлагал, искать иного, но знать, что в какой-то момент случилась самая страшная катастрофа: ангелы, которые были соединены с Богом не только как твари, но как твари без греха, совершенные, пронизанные Божеством, вдруг отпали и стали тьмой вместо света.

И вот эта тьма вошла в тварный мир. Рассказ, который у нас есть о падении человека, именно говорит о том, что падший ангел стал перед человеком в лице Евы и ее соблазнил, и затем и Адама. Но в чем же этот соблазн? Потому что соблазн не заключался в грубом предложении взбунтоваться перед Богом и создать как бы параллельное царство тьмы. Нет, речь была о чем-то другом, о чем-то изумительном, в смысле: страшном.

До сих пор человек познавал все сотворенное через свое общение с Богом. Потому что Он был погружен в Бога и потому что Бог действовал в нем постоянно свободно, человек понимал все то, что ему открывал Бог. И темная сила, сатана («сатана» на еврейском языке значит «противник», «враг») явился ему и сказал как бы (я сейчас не повторяю слова Священного Писания): ты же можешь все, что вокруг тебя, познать сам, почему ты не стараешься это познать? Почему ты должен как бы все спрашивать у Бога? У тебя есть ум, у тебя есть зрение, разве ты не назвал каждую тварь своим именем? Погрузись в сотворенный мир и познай его, вкуси от его плодов, и независимо, самостоятельно познай все, что Бог знает тоже. Ты это можешь сделать без Него… И человек на это пошел. Он сделал попытку познать мир, созданный Богом, не через Бога, не в Боге, не будучи Богом наученный, а сам.

Это то, что мы видим в течение всей истории. Человечество старается познать все, что вокруг него есть. В конечном итоге это дало науку, но наука — это наша попытка увидеть то, что Бог сотворил, глазами человека. Конечно, не без Бога, потому что человек создан по образу Бога, по подобию, в нем есть образ Божий, в нем действует благодать. Но вместе с этим это светлое, светоносное зрение, которое ему было дано изначально, потускнело. И сейчас человек, с одной стороны, живет вдохновением, т.е. тем, что Бог вдыхает в него познание, и с другой стороны, собственными попытками узнать мир.

И вот в этот момент, когда он этот мир видел уже не во славе Божией, не открытым как бы перед ним в разуме, в премудрости Божественной, он увидел его в его наготе, в его вещественности. И Адам, и Ева, как сказано в Священном Писании, друг на друга посмотрели и увидели, что они наги. До тех пор они были осиянны Божественной благодатью, они друг друга видели, как Бог их видит, а теперь они друг друга увидели, как они могут видеть друг друга не в Боге, не Богом. Один из отцов запада говорит, что до падения и Адам, и Ева (и «я», и «ты», если можно так выразиться), глядя друг на друга, могли сказать о другом: ты — мой alter ego, ты — мой «другой я сам», т.е. увидеть в другом самого себя в новом совершенстве, в новой красоте, в новом развитии, в новом раскрытии. А после падения они друг на друга посмотрели и каждый сказал: я ­— ego, это я, ты — alter, ты другой. И увидев другого как «другого», они уже не были той совершенной единицей, которой были изначально.

И вот ставится еще один вопрос, который, мне кажется, не ставится, большей частью, верующими, но который неверующие ставят постоянно. Как же мог Бог создать мир, который, как Он знал, погибнет от соблазна? Как это могло быть? Какова Его ответственность за это? И вот я хочу сейчас вернуться к понятию, о котором говорил прошлый раз: к понятию о свободе.

Бог сотворил человека не для того, чтобы он был рабом, наемником, а для того, чтобы он стал самим собой в полноте всех своих возможностей. Но для того, чтобы это случилось, человек должен был иметь возможность на каждом шагу выбирать, куда он идет. Иначе он был бы просто механически сотворенным совершенством, в этом не было бы никакого нравственного измерения. Человек был бы непогрешимой и совершенной машиной. Но для того, чтобы вырасти в полную меру своего возраста, человек должен был иметь возможность на каждом шагу делать выбор между тем, что он хочет, чего он ищет, о чем мечтает. И эта свобода, это призвание быть самим собой, но не по принуждению, а по собственному выбору — и является трагедией человека. Потому что человек должен был не только возрастать как бы, как растет растение, — он должен был на каждом шагу делать выбор и меняться. И вот человек оказался лицом к лицу с соблазнителем, который ему сразу же ложно представил волю Божию. Он не говорил ему о том, что Бог не хочет, говорил: сделай это, и ты будешь познавать все, как Бог познает… То, что Бог ему давал, он ему предложил в виде кражи. Слово «дьявол» — от греческого слова, которое значит «лжец», обманщик. И Ветхий Завет дьявола называет первым убийцей, потому что, оторвав человека от самого Бога, он его погрузил в область смерти, в возможность смерти. Таким образом, мы видим картину ангела, который пал от своего призвания, ангела, который стал противником, врагом, и который стал обманщиком и лжецом в первую очередь и убийцей в первую очередь. И человек, соблазнившись, принял в свою судьбу смерть.

Один из французских богословов, герой сопротивления во время последней войны, говорит: в момент, когда человек отвернулся от Бога, он оказался как бы спиной к Нему, и как бы он ни смотрел вдаль, он уже Бога не мог видеть. И так как Бог является самой Жизнью, ему осталось только одно — умереть… И мы видим в Ветхом Завете, как смерть через грех вошла в мир. Она вошла не сразу. Вернее, она вошла сразу, но не сразу покорила человека до конца. Если вы прочтете некоторые части книги Бытия, то увидите списки праведников, которые жили после падения Адамова и после потопа. Если вы посмотрите на их возраст, то увидите, как возраст шаг за шагом уменьшается, как по мере того, как человек живет в отдалении от Бога, как бы он ни рвался к Нему, годы его сокращаются. С двумя, однако, исключениями, которые страшно интересны. Мафусаил прожил дольше всех, потому что он жил с Богом. Энох умер молодым (по тогдашним понятиям), потому что он жил такой полнотой жизни с Богом, что ему незачем было оставаться на земле. И в Ветхом Завете есть одно место, которое я не смог разыскать к сожалению к сегодняшнему дню, где говорится: и так постепенно водворилась смерть…

И вот этот мир, созданный Богом, стал трагичным миром. Какова ответственность Божия за это? Я вам прочитывал прошлый раз рассказ о Предвечном Совете, о том, что Бог знал, что случится, но Он знал, что Он спасет человека. И можно сказать так — я думаю, что можно сказать это смело и безбоязненно — что Бог, зная, что Он творит, давая человеку свободу, взял на Себя всю ответственность за Свой творческий акт воплощением Сына Божия, Который вошел в мир падший, изуродованный, Который взял на Себя всю судьбу человеческую, включая смертность, и Который умер смертью человечества для того, чтобы человечество могло жить Божественной жизнью. О Воплощении я буду говорить следующий раз, а на этом я окончу свою беседу о том, как родилось и как охватило мир зло. Но последний итог: я хочу процитировать одно слово.

Мы можем сказать: да, Бог взял на Себя ответственность, Бог горько заплатил за Свое решение дать человеку эту страшную свободу. А что человечество на это отвечает? И в книге Откровения, когда идет речь о последнем суде, последние мученики, измученные, убитые антихристом, стоят, воскресши, перед Богом и Ему говорят: Да, Господи, Ты был прав во всех путях Твоих… Мы этого не умеем сказать, мы можем только верой, т.е. доверием к Богу принимать страшные порой события жизни. А святые, вот эти святые, которые пройдут через огонь, и пытки, и через весь ужас, который может зло на них наложить, скажут это слово, как их слышал в предвидении своем святой апостол Иоанн Богослов в своем Откровении: Да, Господи! В конечном итоге Ты был прав во всех путях Твоих…

Опубликовано: Труды. Т.2. — М.: Практика, 2007.

Слушать аудиозапись: , смотреть видеозапись: