Подготовка к Великому Посту. Беседа 9. О блудном сыне

В притче о блудном сыне мы слышим рассказ о том, как вернул­ся блудный сын в отчий дом. Отец не стал его ждать у двери сво­ей. Много, много раз, вероятно, этот любящий отец выходил и смотрел вдаль, на ту дорогу, по которой ушел его сын, не обер­нувшись, не заметив, что отец его провожал тогда любящими гла­зами… Отец, вероятно, снова и снова глядел в эту даль, и вдруг увидел сына, и он не остался ждать его как судья ждет подсудимого, как правый ждет будто бы виноватого. Он, старик, побежал навстречу, стал его обнимать и ласкать, и когда сын был уже готов его просить принять его как слугу к себе — он его остановил: нет, нет, слугой он быть не может, он вернулся, он снова ему сын. «Снова» не потому, что отец перестал его рассматривать как сына, а потому, что сын понял, что у него есть отец, что совершенное над ним как бы духовное убийство оказалось бессильным убить любовь. И посмотрите, что дальше идет, — отец зовет своих слуг и говорит: «Принесите сюда скорей его первую одежду (ту, которую он, вероятно, с плеч сбросил презрительно: «Не нужна мне больше такая, теперь я богат, те­перь я буду одеваться, как люди в городе одеваются»). Прине­сите перстень и наденьте на его руку». — Что значат эти слова? А вот представьте себе: вернулся сын бродяга, в лохмотьях, — отец ему не надевает какую-то особенно блестящую одежду. Он ему говорит: «Ты вернулся! Да вот, твоя же одежда еще висит здесь, на крючке, мы же ее не выкинули, она нам дорога как ты, — одень ее!» — Он надел, и стал, вероятно, озираться: неужели всё случившееся было только злой сон? Неужели я дома? Неужели ни­чего не было? Ничего не было из ужаса, который меня чуть не по­губил? Я одет как раньше. Отец тут, любящий, ласковый… Старые слуги толпятся вокруг меня, тоже смеются от радости. (Вспомните слова Христа о том, что больше бывает радости у ан­гелов Божиих об одном грешнике кающемся, нежели о девяносто де­вяти праведниках, которым не нужно покаяние). Значит, всё было сон? Всё возможно? Я просто вернулся?! Боже, какое чудо!.. И тут ему дают на руку перстень, кольцо. Но не то кольцо, которое теперь люди носят для того, чтобы похвастаться богатством самоцветных камней, — нет. В древности кольцо было кольцом с печатью. Люди не умели писать — значит, накладывали пе­чать на то, что надо было утвердить. И дать человеку кольцо значило дать ему власть над всем своим имуществом, над сво­ей честью, над своей жизнью, над всем без остатка. И что же: этому бродяге сыну, который только что промотал свою долю богатства, отец дает власть над всем, что осталось, над самим собой, над всем своим имуществом, над своей честью!..

Вот что значит любовь, принимающая покаяние. О, если мы умели бы так друг друга принимать! Если бы мы умели, когда, че­ловек к нам приходит и говорит: Прости! — застенчиво, испуган­но — его обнять и сказать: Родной, ты ведь пришел, — о чем же говорить? Раз ты пришел — всё прошло, нет уже того мрачно­го, пугающего тебя прошлого; осталась между нами только воск­ресшая дружба и ликующая радость возрожденной любви… Научим­ся так прощать и так любить; и тогда сколько радости мы вернем друг другу, какая сила будет в человеческих отношениях! Аминь.