Притча о богатом и Лазаре

Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

Слово Христово в сегодняшнем Евангельском чтении преизобильно исполнилось. Богатый взывал к Аврааму и говорил: «Пошли Лазаря в дом отца моего, чтобы он своим явлением спас от вечной погибели моих пятерых братьев», и Авраам отвечает: «У них есть Моисей и пророки, пусть их послушают, ибо если они их не послушают, то даже если явится воскрес­ший от мертвых — не послушают его!»

Разве это не случилось, разве не исполнилось это слово Господне? Но, увы, оно исполнилось больше всего на нас, хри­стианах. Некто, Иисус из Назарета, сын Марии, воскрес из гроба и проповедовал нам слово жизни и слова правды и исти­ны, а кто из нас не поколебался душой? Перед кем открылась эта широкая жизнь? Перед теми святыми, имена которых мы при­нимаем, подвигу которых мы дивимся, но по стопам которых мы не следуем. Вот действительно, из мертвых явился Свидетель, и мы, люди Его, не послушали – мы не были готовы. И до сих пор, после столетий, мы не готовы. Быть готовыми, это значит следовать слову Воскресшего, это значит решиться исполнить всё, что беспощадно по отношению к себе.

Закон, который зарождался в словах Моисеева закона, ко­торый расцветал в словах пророческих — это закон любви. Но закон этот страшен человеку, потому что любить — это всегда зна­чит перестать жить в себе и для себя. Любить — это значит стать лицом к лицу с необходимостью смерти; не той смерти, которая в свое время приходит к каждому и милостиво уносит каждого, но другой смерти, для нас гораздо более страшной, когда человек соглашается для себя больше ничего не зна­чить, когда человек соглашается не жить уже собой и для себя, не сводить всё мироздание, каждого человека, каждое обстоятельство и событие к самому себе, когда он живет в другом, когда другой ему дороже себя, дороже жизни, а в пределе — дороже и вечности: ибо апостол Павел не побоялся, по любви к своему народу, просить, чтобы лучше ему быть отлученным от Бога, чем его народу.

Свидетель воскрес из мертвых: Тот, Кто проповедовал эту любовь и явил эту любовь жизнью и смертью, и вернулся подтвердить победу любви, — а мы всё еще не верим; мы даже не живем Моисеевым законом, который защищает другого от немощи нашей любви. Мы не живем словом пророческим, в котором ликует надежда, что придет время, когда вымрет в чело­веке всякое себялюбие, всякое искание своего. Потому и евангельская любовь нам остаётся такой странной и непонят­ной — как можно любить? И, однако, эта любовь и есть вечная жизнь, и если кто её стяжал, ею живет, в том эта жизнь живет; и когда придет нам время пройти в вечность вратами смерти, то мы войдем в родную, известную нам вечную жизнь. Но этой жизни у нас так мало — а иногда и совсем нет — что нас пугают врата смерти, и мы не понимаем, что из жизни в жизнь перейдем, из ограниченной, скудной, Богоустремленной жизни к Жизни, где — ПОЛНОТА.

И потому мы не умеем любить Бога, что не научились любить человека. Вдумаемся в этот образ: до сих пор рядом с нами всегда есть Лазарь, который надеется, что с нашей трапезы упадет крупица любви, но не получает её от нас; а мы до сих пор подобны богатому, которого в свое время люди возьмут и с торжеством погребут, тогда как Лазареву душу ангелы унесут в лоно Авраамово. Аминь.