Рождество Христово

Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

Хочу и я коротко приветствовать вас с наступившим ныне праздником. Вы слышали только что о его славе, вы слышали об этой ночи, во веки благословенной и единственной, вы слышали о пении ангельском, вы слышали о том, как сердцем простым и цельным, умом сердца углубленного, отозвались пастухи на ангельское приветствие, как они восприняли эти слова: Слава в вышних Богу, на земле мир, в человеках благоволение… Вы слышали также как люди, умудренные углубленным знанием, через исследование природы и знамений времен пришли к живому воплотившемуся Богу, принесли Ему дары, поклонились Ему как своему Господу.

Но мы не должны забывать, что в эту лучезарную торжест­венную ночь, которая так глубоко нас умиляет, происходило что-то поистине страшное. Бог, ставший человеком, Бог, сотво­ривший небо и землю, оказался бездомным странником на земле. В эту ночь, когда Слово стало плотью, когда Сын Божий стал сыном человеческим, ни одна дверь не открылась, чтобы Он нашел приют, ни одно сердце не раскрылось, чтобы пожалеть юную мать, которая должна была родить Сына Божия. И это мы не должны забывать, потому что этим мы можем измерить, с одной стороны, бесконечное смирение Божие, бесконеч­ную Его к нам любовь и снисхождение, и с другой стороны, — окаменелость наших сердец.

Я говорю «наших», потому что то, что тогда случилось, случается изо дня в день на нашей холодной, жестокой земле. В эту сегодняшнюю ночь по всей земли, в множестве стран бедняки, странники, бездомные люди, молодые, старые, потеряв­шие силу свою в непосильной борьбе с жизнью будут стучаться в двери людей, у которых есть кров, у которых есть хлеб, у которых есть постель, чтобы спать, очаг, чтобы погреться. В эту ночь, когда мы прославляем пришествие Бога на землю и говорим о Его бесконечной к нам любви, в эту ночь есть люди, которые больше чем когда-либо будут чувствовать себя оставлен­ными, одинокими; есть больные, которых никто не навестил и которые вступают в эту ночь, одинокую и страшную; есть люди в тюрьмах и лагерях; есть люди в сумасшедших домах; и есть просто люди на многолюдных дорогах и улицах наших больших городов, кому негде главу преклонить.

Как это страшно!… После двух тысяч лет, в течение кото­рых мы прославляем родившегося в эту ночь Сына Божия, мы не узнаём в каждом бродяге, в каждом бездомном человеке, в каж­дом обездоленном брате нашем — икону, живой образ Христа. Как страшно, и какой суд это произносит над нами, над нашим обществом, над той мнимой правдой, которой мы, будто бы, живем.

И поэтому, слушая торжествующее, ликующее пение Церкви о том, что по любви к нам, по безграничной вере Своей в чело­вечество, по неколеблющейся Своей надежде на то, что и мы сумеем отозваться, Сын Божий стал сыном человеческим, вслу­шиваясь в это торжественное пение, в эту ликующую радость, откроемся не только сердцем, но строгим своим сознанием к осиротелости, обездоленности духовной, телесной, душевной на­шего мира. Выйдем из этого храма ликующе и горяще действенной, а не только сердечной, умиленной любовью, и начнем сегодня, сейчас новую жизнь: накормим голодного, введем под свой кров того, кому негде спать, по­заботимся о том, о котором никто, кроме Бога, не вспомнит.

И пусть Христос, Сам Христос, Который выбрал Своим путем это нищенство, эту обездоленность, пусть хоть Он на всех путях земли будет спутником тех, которые оста­нутся под открытым небом, в холоде одиночества; они, может быть, взглянут на небо и воспоют «Слава в вышних Богу» — но сказать о том, что в людях родилось благоволение, они не смогут: из-за нас… Пусть этот год будет годом творческого милосердия, вдумчивой заботы, чтобы воплощение Сына Божия и память об этой лучезарной, но страшной ночи, не была напрас­ной для той земли, которую так возлюбил Бог, в которую Он так верит, которой Он подарил такую надежду. Аминь.