Сретение Господне. Неделя о мытаре и фарисее

Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

На славянских языках слово «сретенье» имеет два значения: встреча и радость. И мы празднуем сегодня день, когда Спаситель Христос, придя на землю безответным, хрупким младенцем, был вст­речен ветхозаветной праведностью, ветхозаветной святостью и зрением, как Господь, пришедший на землю, как Спаситель мира.

Встречей было чудо сотворения мира, когда Господь каждую тварь вызывал к бытию, и каждая тварь из небытия подымалась в бытие, и первое, что случалось, это была встреча с живым Богом и со всеми другими, уже созданными тварями. Встреча и радость; зрение Божественной славы и еще незапятнанной, совершенной красо­ты мироздания. Потом эта красота померкла, это мироздание было изуродовано, и в этот страшный мир Бог вошел плотью через Рождество Христово. И снова, те твари, которые были способны чистотой сердца, или глубокой мудростью, или подвижнической святостью узнать Его, Его узнали, и поклонились Ему в радости, что спасе­ние пришло. Таковы были простые, чистосердечные пастухи, кото­рым ангелы возвестили Рождество Христово в рождественскую ночь, мудрые волхвы, и теперь — Симеон и Анна, подвигом святости ставшие прозрачными и зрячими. И все мы призваны к этой дивной встрече, и всем нам дано искать чистоту сердца, глубокую муд­рость, которая открывается нам в Священном Писании, и ту чистоту и святость, которая дается только духовным подвигом.

Всем нам открыта встреча как радость; но не все в эту ра­дость вступают: сегодня мы вспоминаем притчу Христову о мытаре и фарисее; фарисей делами был праведен, он всё творил, что пра­ведный человек должен был творить, жил так, как человеку следо­вало жить. Но всё было в нем отемнено гордыней и самодовольством, чувством, что он своей житейской праведностью получает какие-то права перед Богом… Как сказано в Евангелии: фарисей вошел в церковь; крепко стал на своем месте; оглянулся, и, ози­раясь, осудил всех вокруг себя: Благодарю Тебя, Господи, что я не такой, как другие люди, что я праведен перед Тобой, что, ко­нечно, я не такой, как этот мытарь!..

А мытарь, который жил скверно, был в презрении у людей, потерял уважение к самому себе, не смел даже войти в храм, оста­новился у притолки церковной, не смел даже поднять глаз своих на небо, а только стоял, сознавая, что храм — удел Божий, освя­щенный, исполненный присутствием живого Бога, и что туда ему не­льзя, и бил себя в грудь, и говорил: Господи! Будь милостив ко мне грешному… Он знал, что прав у него нет, что пути перед ним нет; но он звал, что может сделать состраданье, милость, любовь. Верно, он в своей жизни испытал, как иногда его каменное сердце минутами могло вздрогнуть жалостью; и тогда, как бы на­перекор земной правде, он поступал с милосердием и видел радость, и перед ним открывалась надежда других людей; и теперь он стоял перед Богом с этой надеждой, что невозможное будет.

Все мы призваны к встрече; все мы призваны, чтобы эта встре­ча была радостью — только бы мы стали у притолки церковной, только бы мы сознали, что прав на Бога у нас нет, прав нет у нас на милосердие Божие, или на жалость, на любовь людей; что и Божия милость, и человеческая милость и любовь — это бесценный дар, который нельзя заслужить, но который может быть дан и кото­рый надо принять благоговейно, на коленях, с изумлением, с благо­дарностью… И тогда невозможное делается возможным; мытарь вер­нулся к себе оправданным в большей мере, нежели фарисей, чья праведность несравнима с сокрушенным сердцем грешника.

Вот перед нами путь, вот наша надежда, вот наше призвание: пойдем же к Господу с этой надеждой, с сердцем сокрушенным, смиренным, ожидающим только ласки, прощения и милости, но не в награду, а только как неоплатный дар. Аминь.

Опубликовано: Труды. Т.2. — М.: Практика, 2007.