Видеть доброе

 Редактор приходской газеты «Воскресенский листок» (церкви Воскресения Христова) Максим Крюков побывал в Англии, где взял интервью у одно­го из самых почитаемых иерархов Русской Православной Церкви — мит­рополита Сурожского Антония.

Владыка, Вы служите в стране, где Православие не является преоб­ладающим исповеданием. Как скла­дываются Ваши отношения с други­ми христианскими церквами?

МА: Отношения очень просты. Мы твер­до стоим на том, что Православная Цер­ковь проповедует Евангельскую веру в чистоте. Но сказать, что другие непри­частны к этой вере, невозможно. У апостола Павла сказано: «никто не мо­жет назвать Иисуса Господом, как только Духом Святым» (1 Кор. 12, 3). Если Вы пойдете к католикам, лютера­нам, пресвитерианам, то найдете там людей, которые не только называют Ии­суса Господом, но живут под Его водительством. Им нельзя сказать: «Нехрис­ти вы».

Проповедовать о Православии надо всюду, а особенно там, где есть нуж­да. Помню, еще Патриарх Сергий гово­рил: «Если большевики построят город и назовут его Безбожноградск, я назна­чу туда епископа». Сытого кормить не так необходимо, как голодного. И я го­тов проповедовать где бы то ни было. Но бескомпромиссно, не подделываясь ни подо что, не говоря только то, что будет приятно. Я всегда в пропо­веди беру отрывок из Евангелия и го­ворю о нем с точки зрения Православ­ной Церкви. И должен сказать, что бла­годаря этому многие пришли к Право­славию.

Наше дело — видеть все доброе в че­ловеке и это доброе оживотворять. Не говорить: «Вот, у вас этого нет, этого нет, и этого нет». Вас никто не будет слушать, если Вы будете говорить че­ловеку, как он плох. Мы везде пропо­ведуем по-православному, но с уваже­нием к той вере, которая есть.

Однажды я неделю проповедовал на улицах Оксфорда. Стоял на ступеньках университета и вел беседы. Был январь, дул ветер, собачий холод. А англичане, если не знакомы друг с другом, держат­ся на расстоянии. И вот я вижу, как они мерзнут, Подождал, чтобы они поблед­нели, порозовели, посинели, потом го­ворю: «Вы не знаете друг друга, и потому между вами ветер гуляет. А вы стойте рядом и обменивайтесь живот­ным теплом». Они встали. Через неко­торое время говорю: «Правда, теплее стало?» — «Да». — «Так теперь научи­тесь обмениваться христианским теп­лом. Вот вам здесь тепло, потому что кто-то в спину дышит. Так научитесь переходить назад и согревать спины других людей».

Многим архиереям Русской Пра­вославной Церкви поступали предло­жения перейти в юрисдикцию Зару­бежной Русской Церкви. А вам такое не предлагали?

МА: Нет. Знаете, я в Патриаршей Цер­кви с 31-го года. Я очень яростно тогда занял это положение, потому что знал, что Церковь гонима и надо быть единым с ней. И если какие-то люди не так поступают или не так говорят, то они будут ответственны перед Богом, а не перед нами. Был у нас епископ Ве­ниамин, который как-то сказал: «Если бы моя мать стала продавать себя, я бы от нее не отказался. А Русская Цер­ковь не продалась, она гонима».

Нам говорили, что мы стали больше­виками, изменили вере и Родине. Ког­да я приехал в Англию, то встретился с настоятелем карловацкого прихода отцом Виталием, теперешним митрополи­том. Я его спросил: «Что Вы обо мне думаете?» Он отвечал: «Знаете, я счи­таю Вас честным человеком, поэтому отвечу прямо. Если бы я хотел быть вежливым, то сказал бы: Вы не священ­ник. А так скажу: Вы священник сата­ны, раз Вы в Московской Патриархии». Вот такое было отношение. Теперь это­го нет, стало возможным встречаться, говорить. Представители карловацкой группы ходят в наши храмы.

Этот раскол — результат очень боль­шого страдания. Люди, которые его со­здали, потеряли Родину, все потеряли, они мириться не будут. Теперешнее по­коление, молодое, может на будущее смотреть спокойно.

Сейчас обсуждается вопрос о со­зыве 8-го Вселенского Собора. Вы слышали об этом?

МА: Слы-ы-шал! Я так давно об этом слышу… Во-первых, на этот Собор де­нег нет. Говорят, что он может про­длиться дня три, не больше, иначе де­нег не хватит. Абсурдно после тысячи лет устроить Собор на три дня и решить вопросы, которые не были решены за тысячелетие. Поэтому все обсуждают и обсуждают, и надеются, что Собор бу­дет созван, когда уже обо всем дого­ворятся. Но я к тому времени уже, на­верное, умру или выживу из ума совер­шенно. Поэтому меня не интересует этот Собор.

Как Вы смотрите на положение Церкви в России?

МА: Очень трудно ответить на этот во­прос, потому что в Церкви сейчас два крыла, которые разошлись очень дале­ко. «Консервативное» и «либеральное». Они почти не встречаются между со­бой, а если собираются, то получается полемика, а не встреча «вглубь». На­до работать, чтобы инакомыслящие встречались и понимали, о чем речь идет. Не старались бы друг друга убе­дить, а прислушаться и понять.

 У нас сейчас много споров о переводе службы на русский язык. Как Вы к этому относитесь?

МА: Не совсем положительно, но скорее положительно. Вот в каком смысле. Думаю, проще было бы омо­лодить церковнославянский язык, чем просто перевести на русский. По­тому что славянский язык богаче рус­ского по глубине понятий. Вот при­мер. Слова из псалма: «Очи мои вы­ну ко Господу» (Пс. 24, 15). Наша нормальная старушка эту фразу по­нимает буквально, то есть как «вырву очи и дам Господу». Тогда как по-сла­вянски «выну» значит «всегда». И ес­ли заменить «выну» словами «всег­да очи мои обращены ко Господу» — это не изменяет содержания псалма, не портит его, а делает понятным. То же самое, скажем, в каноне Андрея Критского. Но для этого надо быть очень талантливым переводчиком Да и наше церковное пение согласо­вано с языком, если прямо переводить слова на русский, то они не ук­ладываются в мелодию.

Здесь же, на Западе, приходится служить на всех языках. Как-то при­шлось даже по-испански служить. Мне написали текст и указали, как его читать. Люди имеют право мо­литься на языке, на котором они ду­мают, говорят и чувствуют.

Опубликовано: «Православный Санкт-Петербург», 1996,№ 1, С. 4.