митрополит Антоний Сурожский

Я хочу поделиться с вами всем, что накопилось... Беседа 10

4 марта 1999 г.
Тема: Молитва   Место: Лондонский приход   Период: 1996-2000   Жанр: Беседа

Продолжая беседы о молитве, мне хочется перейти к разбору одного очень важного изречения святителя Феофана Затворника. Он говорит в одном из своих писем, что мы должны научиться продумывать и прочувствовать каждое слово в молитве, которое мы произносим. И вот на этом я хочу остановиться. Во-первых, подчеркнуть то, что молитвы, которые мы читаем в наших молитвенниках или во время богослужения, составлены были святыми, и те чувства, мысли, то знание о Боге, то знание о себе, о глубинах своего греха и о бездонных глубинах, которые раскрываются действием Святого Духа в нас, мы не можем знать, как они, но в какой-то мере мы можем приобщиться их опыту. Но для этого надо начать с самого простого. И самое простое заключается в том, чтобы просто понимать те слова, которые мы употребляем в молитве, их смысл.

Мы молимся очень часто, почти всегда на славянском языке, если следуем тексту молитвослова, но не всегда понимаем эти слова так, как они понимались в свое время, когда с греческого языка эти молитвы были переведены на русский. Даже оставляя в стороне анекдотические рассказы о том, как старушка некая говорила: как дивно, что на всенощной и зверей поминают и нам их ставят в пример того, как мы должны были бы молиться… И на вопрос о том, каких зверей и какой пример, она ответила: как же! В псалме говорится: я крокодила пред Тобою… В тексте сказано “яко кадило”, — пусть моя молитва вознесется к Тебе, как благоухание ладана. Она не понимала, но до ее сердца умилительно нечто дошло. Но мы не можем так молиться, мы должны молиться, зная, что мы говорим, потому что в конечном итоге только глубокое, ясное понимание того, что мы говорим Богу, может нас постепенно поднять на новые высоты.

Есть другие слова на славянском языке, которые перед нами ставят вопрос, например: выну очи мои ко Господу. “Выну” на славянском значит “всегда”: мои глаза всегда обращены ко Господу. Но я вспоминаю, как некто мне говорил: как совпадает это ветхозаветное слово со словами Христа о том, что если тебя соблазняет око твое, вырви его, потому что лучше тебе войти в Царство Небесное с одним глазом, чем остаться с двумя глазами вне его… Вот второй пример. И можно было бы привести довольно больше число подобных примеров. Поэтому когда я говорю, что когда мы выбираем молитвы, которые будем произносить и приносить Богу и в свое время, может быть, возносить Ему, то должны очень внимательно относиться к тому, что сказано, что значат эти слова. Это первая стадия. А вторая стадия заключается в том, чтобы поставить перед собой вопрос совести, строгий вопрос о том, чему соответствуют эти слова в моей жизни. Что я говорю и соответствуют ли то, что я говорю, тому, что тот или другой святой написал в момент, когда его душа рвалась к Богу, когда молитва била из его сердца, как кровь из смертельной раны.

Я хочу вам дать несколько примеров того. Мы начинаем многие молитвы словами Господи и Владыко… Эти слова мы говорим каждый раз, когда произносим молитву святого Ефрема Сирина, но и множество молитв начинаются этими или подобными словами. Что они значат для меня? Значит ли, когда я говорю: Ты — Господь моей жизни, значит ли это, что я Тебя избираю Господом своим, всю свою жизнь Тебе отдаю, я хочу, чтобы она была Твоя и чтобы Ты ее постепенно сделал достойной Себя Самого? Или значит это, что — я в Твоей власти, Господи, ничего не могу сделать против Твоей воли, и я это признаю? это молитва раба или это молитва любви? И когда мы говорим: Господи и Владыко, мы как бы подчеркиваем, что у Него есть вся власть над нами, над жизнью нашей, но эта власть — Его власть или подаренная Ему нами власть, право быть Господином и Хозяином нашей жизни? Надо над этим задуматься, потому что бывают моменты, когда от души мы можем сказать: Да, Господи, я Тебя выбираю, Ты мой Господь, я хочу, чтобы Ты был хозяином всей жизни моей без остатка! А потом приходит другой момент, когда это нам не под силу, когда вдруг мы чувствуем: нет, нет, нам страшно под водительством или под властью того Бога, о Котором мы знаем, что Он наш Спаситель, но Который не всегда, в момент, когда мы хотим Его помощи, нам ее подает.

Я вспоминаю одну пожилую женщину, у которой умер внук. Она мне сказала: “Я всегда верила в Бога, а теперь моя вера кончилась”. — “Почему?” — “Потому что я молилась Ему, чтобы мой внук выздоровел и остался живым, и он умер; и в такого Бога я верить не могу. Он убил моего маленького мальчика”. И я ей поставил вопрос: “А скажи, что же ты делала, когда в течение твой долгой жизни и, особенно, в годы войны и революции умирали тысячи детей: чьих-то внуков, чьих-то сыновей или дочерей?”. И она на меня посмотрела с изумлением, потому что она об этом никогда не думала, не потому что она была злая, и сказала: “О, об этом я никогда не думала; но ведь они — не мои внуки!”. И ударение ее переживания было на том, что умерший мальчик — ее внук, а не просто мальчик, чьей-то сын, чей-то внук. Это пример очень резкий, но мы часто, не замечая того, делаем подобные замечания или переживаем вещи таким образом. И в молитвах бывают моменты, когда мы можем сказать от души то или другое, а минутами не можем.

Первая тайная молитва во время литургии гласит: Слава Твоя непостижима, держава Твоя несказанна, милость Твоя безмерна, человеколюбие неизреченно… Начало этой молитвы мы легко можем сказать. Слава Божия непостижима, да, держава несказанна, да; но сегодня, вот сегодня, когда случилось что-то очень страшное в моей жизни, могу ли я сказать “милость Твоя безмерна”? могу ли я сказать перед лицом того, что происходит на свете, “человеколюбие Твое неизреченно”? — выразить даже ее нельзя, до чего она велика и прекрасна. И если мы честны, мы должны так отнестись. И тогда, когда мы доходим до такого места в молитве, мы должны остановиться и сказать: Господи, сегодня честно я этого сказать не могу, то, что со мной случилось, пусть оно очень незначительно по сравнению с трагедией мира, то, что я пережил относительно трагедии мира, мне не дает всем сердцем честно это сказать!.. И если мы можем это сделать, если мы найдем в себе честность и мужество это сделать, тогда наши отношения с Богом делаются совершено иными, они делаются честными, правдивыми.

Я, кажется, давал некоторым из вас в свое время другой пример, позор моей жизни. Когда я был юношей, я “насмерть” поссорился с одним моим товарищем, с очень близким моим другом. И когда дошел до Молитвы Господней, где сказано: оставь мне мои грехи, как я оставляю другим, я почувствовал: не могу. Я обратился к своему духовнику, отцу Афанасию, и объяснил. Он говорит: “А в чем твоя проблема?” — “Я же не могу сказать: прости меня так, как я прощаю, тогда, как я не только не прощаю, но и намерения, и желания не имею простить”. Он на меня спокойно посмотрел и сказал: “Скажи честно: не прости меня, Господи, потому что я Кирилла ни за что не прощу!”. — Я сказал: “Я не могу этого сделать!” Он мне ответил спокойно: “А другого ты сделать не можешь, иди домой”. Я пошел домой, дошел до этого места молитвы и почувствовал: нет, я не могу этого сделать, и вернулся к нему. “Не можешь? Дойдешь до этого места — перескочи”. Я попробовал перескочить, но сказать: Господи, не прости моих грехов, потому что я не прощаю другому, даже молча не могу. И тогда произошла целая длительная борьба, я понял, что передо мной стоит вопрос вечной жизни и вечной смерти, потому что как бы я ни поворачивал вопрос, ответ был один и тот же: не простишь — тебе прощения не будет. Это в Евангелии я мог бы прочесть, я это и читал в Евангелии, но здесь оно так резко и явственно меня ударило в душу. И в течение долгого времени я боролся, и, наконец, в какой-то момент отец Афанасий мне сказал: “А ты хотел бы, чтобы Господь тебя простил?” — “Да, хотел бы, но как?” — “А ты поставь перед собой вопрос: ты хотел бы найти в себе силу и чистоту сердца, которые позволили бы простить тебе твоему другу, товарищу?” — “Я хотел бы, но…” — “Тогда, когда дойдешь до этого места в молитве, скажи: Господи, прости меня постольку, поскольку я честно, искренне хотел бы стать способным простить Кирилла”. Я с этим долго боролся. И вдруг, наконец, в какой-то день оказалось, что я могу простить и сказать эти слова честно.

Но есть масса слов, масса выражений в молитвах, которые требуют от нас не только понимания того, что сказано, но честного ответа, ответа всей души и всей жизни. В начале Молитвы Господней мы говорим: Отче наш, “Отец наш”. Можем ли мы это сказать? В каком-то смысле можем, потому что Он нас сотворил и Он с нами обращается, как Отец добрый, ласковый, вдумчивый, опытный обращается со своими детьми. Но являюсь ли я сыном такого Отца? И как я могу стать таким сыном, который может от души Бога называть Отцом? Кто-то из отцов Церкви говорит о том, что мы можем это сделать только постольку, поскольку мы делаемся братьями Господа Иисуса Христа. Только Он может полостью, безоговорочно назвать Отца Небесного Своим Отцом и только становясь Его братом, мы можем постепенно вырасти в эту меру. И когда я говорю “стать Его братом”, я не хочу сказать просто: относиться к Нему так или иначе, а — стать Ему подобным, врасти в Него. Как апостол Павел говорит: не я живу, но живет во мне Христос… Да, он мог сказать: Отче наш, потому что в нем жил Христос, потому что в нем как бы Христос называл Бога Отцом.

И есть много-много других мест, на которые мы можем обратить внимание и, которые решающую роль могут играть не в нашем понимании, потому что понимание головное — дело простое, а в понимании души и понимании всей жизни. И вот это третий шаг на пути этого продумывания и прочувствования молитв. Молитвы, которые мы произносим, должны стать делом нашей жизни, то, что мы говорим, должно быть не только искренним, честным выражением наших чувств и мыслей, это должна быть воплощенная вера. Вы, наверное, помните, как в одном из посланий апостол говорит: ты мне покажи свою веру без дел твоих, а я тебе покажу мою веру из дел моих… Вот вопрос, который ставится перед нами каждый раз, когда мы произносим те или иные молитвенные слова.

Я вам дам пример из житий святых. К святому Антонию Египетскому пришел крестьянин из одной деревни и говорит: я слышу проповедь, я хочу спастись, и не знаю, как это сделать. Святой Антоний Великий говорит: очень просто: живи в пустыне, постись, спи на голой земле, и молись непрестанно. И крестьянин ему говорит: знаешь что, вопрос поста дело простое, — я всю жизнь впроголодь живу по бедности, сплю на голой земле и без того, но вот чего я не могу сделать: я не умею молиться. Антоний говорит: знаешь что, сядь рядом со мной, будем плести корзины, я буду вслух говорить слова псалма, а ты будешь повторять. А потом, когда затвердишь несколько строк, ты отойдешь и будешь их твердить, пока наизусть не будешь знать. Так они сделали, сели и начали первый псалом: Блажен муж, который не идет на совет нечестивых… — Блажен тот человек, который никогда не пошел на сборище нечестивых, врагов человеческих и врагов Божиих… Павел повторил эти слова раз-другой, потом говорит: мне надо походить и затвердить, потому что я человек неграмотный, у меня память некрепкая, и ушел — и не вернулся. Сначала Антоний подумал, что он просто сбежал, что ему показалось это дело слишком трудным, потом он подумал, что он ушел и как-то заблудился в своей попытке молиться, и стал его искать. Он его искал долго, пустыня была великая, и через сорок лет он набрел на своего ученика, он на него чуть ли не накинулся: куда ты, Павел, ушел от меня? я только начал тебя учить молиться… И Павел со слезами ему отвечает: Да, отче, вот сорок лет я стараюсь стать тем человеком, который никогда не пойдет на совет нечестивых… Это человек, который всю жизнь положил на то, чтобы эти слова, первые, которым его научил святой Антоний, стали реальностью, правдой его жизни. Можем ли мы сказать, что мы так относимся к тем молитвам, которые по молитвеннику читаем? Многие слова мы должны понять: что они на самом деле значит, многие слова мы должны довести до сознания, до своего сердца, или вернее, многие слова мы должны испытать, поставить перед собой вопрос: что я об этом знаю?.. Если ответ: ничего не знаю, это не беда: значит, мы просто не созрели, не доросли до этого понимания. Но это значит, что перед нами не только задача, потому что понимание раскрывается через жизнь, а не только размышление или чтение, понимание раскрывается через опыт жизненный, житейский опыт, как в случае святого Павла. И вот мы постепенно должны претворить молитву в жизнь и чтобы из жизни ключом лилась молитва.

Но тут мы встречаем другую проблему. Если мы так переживаем слова молитвы, мы не всегда можем найти время, чтобы прочесть длинное молитвенное правило, которое находим в молитвослове. Вот тут опять-таки святитель Феофан дает нам такой совет. Он говорит: определи молитву свою временем, которое у тебя есть, положи, например, что будешь молиться какие-нибудь двадцать минут перед тем, как лечь спать, а если это слишком много — и меньше, но все равно определенное время, и потом начни читать первый псалом из вечерни. Если в течение нескольких минут те или другие слова этого псалма тебя ударят в душу, ты не иди дальше, повторяй их, остановись на них, переживи их и не отходи от них, пока они полностью не войдут в твою душу и не заполнят ее собой, а потом перейди к следующей строчке, и к следующей. Может быть, ты несколько строчек прочтешь без всякого отзвука в твоей душе, но это неважно: в другой раз эти строчки зазвучат в твоей душе жизнью и трепетом; а потом снова найдутся какие-то слова, которые тебя поразят: Боже, какая правда в них!.. И тогда повторяй, повторяй, пока ты насладишься до конца. И если прошло все время, которое тебе положено на молитву, ты можешь сказать: я исполнил вечерню или утреню или вечерние молитвы, это все равно, потому что цель этих текстов в том, чтобы зажечь нашу душу, ее углубить, чтобы нам стать перед Богом живыми людьми и чтобы каждый раз что-то в нас проросло, какая-то новая глубина раскрылась.

Но опять-таки на это рассчитывать всегда нельзя. Бывает так, что несколько дней подряд или в течение какого-то длительного периода времени слова молитвы нас зажигают, по мере того как мы их глубже понимаем, они нас больше, больше, больше возносят к Богу. А потом вдруг настает какое-то чувство усталости: я не могу больше повторять эти слова, я ими пресыщен, я в них нового ничего не могу найти. А повторять их просто, как пустой звук, нет, я не могу, потому что я знаю, как они полны жизни и животворной силы… И тогда, говорит Феофан, оставь эти слова, найди другие молитвы или на время перестань молиться словами святых и, наученный тем, что ты от них узнал, начни молиться своими словами, стань перед Богом и скажи Ему своими словами то, что ты хотел бы сказать.

Я вам говорил прошлый раз о мальчике, у которого была очень благочестивая мать, которая заставляла его вычитывать с ней вечернее правило. И он вычитывал, терпел, и в какой-то день что-то в его душе встрепенулось и когда они кончили читать эти молитвы, этот мальчик сказал матери: “Мама, теперь что мы отмолитвословились, давай помолимся немножко!”. Он хотел с Богом поговорить от сердца к сердцу, от души, не повторять Ему те молитвы, которые святые Ему несколько сот лет назад принесли из глубин своего опыта, он хотел свое сказать. Я, кажется, вам рассказывал тоже, как мой племянник маленький, загнавшись в течение дня, пришел спать ложиться. Он читал короткую молитву перед тем как лечь спать, но так безумно устал, что почувствовал: не могу. И он стал на колени перед иконой, послал иконе воздушный поцелуй и сказал: “Спокойной ночи, Господи!” — и тут же заснул. И я уверен, что это “Спокойной ночи, Господи!” для Бога было большей радостью, чем если бы он себя заставил повторять слова, которые ничего не могли ему в тот день сказать.

Есть еще место у святителя Иоанна Златоуста, которое очень важно, мне кажется. Бывают дни, когда наша душа полна молитвенной жизни, бывают дни, когда она не столь полна. И вот Иоанн Златоустый говорит: когда молишься, остановись немножко до времени, когда ты чувствуешь: я больше не могу, я от молитвы устал, не от стояния, не от коленопреклонения, а от этих слов и слов и слов, которые перестали быть живыми словами в моей душе. Он говорит: тогда остановись, пока ты еще голоден, как когда ты ешь, не ешь до момента, когда пресыщен, а остановись, пока еще немножко есть в тебе аппетита, так поступай и с молитвой. Читай молитву, или произноси молитву, и в какой-то момент скажи себе: “а теперь довольно”.. — и приступи к другому делу: к рукоделию, к чтению, к чему угодно, только не пресыщай себя, потому что если ты дойдешь до точки пресыщения, то назавтра или в другой раз тебе будет тошно приступить к молитве, ты уже будешь не стремиться к моменту, когда ты можешь помолиться, наконец, побыть с Богом, Ему вылить все, что у тебя в душе, а будешь думать: О, Господи! надо еще раз приступить к этому… Это очень важно, потому что Бог хочет встречи с нами. Ему не нужны эти молитвы, если мы их произносим без души, без чувства. Да, в молитвах есть вещи, которые мы можем сказать как бы не от себя, а зная, что это так, но тогда надо сказать: Господи, эти слова я знаю, в них есть истина, есть правда, но сказать их из своего опыта или в данное время из глубин своего переживания я не могу, и я Тебе их приношу как молитву правды в надежде, что рано или поздно я смогу эти слова сказать от себя искренне, честно. Если мы так будем приступать к молитве, сначала сделаем усилие просто понять, что значат те слова, которые тут написаны, во-вторых, поставим перед собой вопрос о том, что я понимаю из этих слов, что они для меня значат, и затем — какие заключения я могу сделать из этих слов по отношению к моей жизни, как я могу эти слова превратить в жизнь, чтобы они преобразовали мою жизнь, тогда наша молитва будет живой и деятельной и реальной.

Из этого всего следует, конечно, что некоторые молитвы нам будут близки, так, как нам близки бывают те или иные писания святых, или просто как бывают нам близки отдельные люди и отдельные книги и отдельные формы красоты. А будут места, которые перед нами будут лежать как задача, но не задача, которую мы должны сейчас решить, — мы не можем эту задачу решать, просто потому что заставим себя. Мы не можем заставить себя полюбить человека только тем, что будем ему говорить: “Я тебя люблю”, или тем, что будем себе повторять: я люблю, я люблю, я люблю этого человека… Надо постепенно врастать в молитвенную жизнь.

И тут есть слова, которые очень много значат и которые мы должны постепенно, постепенно переживать. Я упомянул слова: Господи… Владыко… Можно было бы прибавить очень много таких слов, которые мы повторяем, потому что они как бы или заголовок, или условное продолжение молитвы. Они должны стать реальными. У святого Иоанна Лествичника есть место, которое нам говорит о том, что мы должны определить себе короткое молитвенное правило, которое мы могли бы произносить без спешки, с радостью и без утомления, без того чтобы мы доходили до момента, когда нам хотелось бы кончить, хотя еще осталось несколько страниц. Возьми короткое правило, такое короткое, чтобы тебе голодно было после него, и в те дни, когда оно тебя насытит, перекрестись и будь доволен: ты помолился всей душой Богу, твоя душа сегодня была не очень-то емкая, но ты всю твою душу излил перед Богом, и всю твою душу заполнила Божия благодать. Но если когда ты кончишь это правило, тебе еще голодно и ты хотел бы помолиться еще Богу, тогда так поступи. Скажи: Господи, я еще хочу с Тобой поговорить! — и скажи Ему все, что у тебя на душе, все, что тебе хочется от себя сказать, не словами святых, а своими, может быть жалкими, а может быть очень глубокими словами, и остановись, раньше, чем ты почувствуешь: устал, довольно!.. И если мы будем так учиться молиться, то вы увидите, как легко и отрадно молиться и как постепенно слова оживают, получают новый смысл, новую глубину и делаются радостью вместо того чтобы быть задачей.

Я на этом кончу свою сегодняшнюю беседу и не знаю, что делать следующий раз, в том смысле, что я сначала задумал, было взять несколько из тех слов, которые мы встречаем в молитвах и которые может быть требует более углубленного понимания, и о них поговорить с вами здесь; или же оставить пока эти слова, дать вам пожить с тем, что уже сказано сегодня, и через некоторое время по другому поводу, по поводу чтения Священного Писания, к которому я хочу вернуться, остановиться на значении таких слов, которые для нас самые обычные и в которых такая глубина, если мы только задумаемся над тем, что в них кроется, что они значит, слова как истина, как свобода и многие другие слова. Я думаю, что на этом я кончу этот ряд бесед о молитве и следующий раз посвящу время, которое мне уделено, на ответы на те вопросы, которые были поставлены уже раньше, но которые мы не разбирали, потому что у нас не хватило времени. У меня сохранились вопросы прошлых разов, но сохранились также вопросы прошлого года и некоторые вопросы мне были заданы недавно. Поэтому в следующий раз я вам предлагаю собраться здесь для этой задачи и попробовать ее решить. А сейчас я вам предлагаю помолчать немножко, и потом помолимся вместе.

Опубликовано: Труды. Т.2. — М.: Практика, 2007;

«Спасение мира». – М.: Медленные книги, 2018