Как я нашел Христа

Взысках Господа и услыша мя,
и от всех скорбей моих избави мя.
Пс 33:5

Я нашел Христа именно потому, что искал. Но сначала я потерял того «детского» Христа, Которого имел в сердце, будучи ребенком и отроком. Как сын священника, я воспитывался в религиозном духе. Это было в самом начале нынешнего столетия. Вся жизнь наша была пропитана нравственной атмосферой, и все окружающие боялись нарушить заповеди Божии, по крайней мере, открыто, а не так, как теперь кичатся своим атеизмом и свободой от нравственных обязательств. По обыкновению духовенства, учился я в Духовном училище и потом в Семинарии. Окончание семинарии совпало с революцией  1905 года, и эта волна захватила также и меня. Я не сделался революционером, но стал атеистом.

С детства я обладал горячей, увлекающейся и непостоянной натурой. Но стремления были самые возвышенные. Я очень любил мечтать, как многие дети: то воображаю себя несметным богачом и собираю всех труждающихся и обремененных и угощаю их за большим столом разными яствами; то я — неимоверный силач, вроде Ильи Муромца, и сражаюсь победоносно с врагами отечества; то я (и это было мое любимое)   монах-отшельник в пустыне, и ко мне идет много всякого народа со своими скорбями и я чувствую в себе такую силу любви, что при беседах как бы переливаю эту любовь в их измученные сердца, и они уходят от меня утешенными и укрепленными. Я знаю также, что моя мать, ожидая моего рождения, дала обет Богу сходить пешком в Саровский монастырь в случае благополучного разрешения от бремени, и она исполнила это обещание, пройдя туда и обратно в общем 400 верст пешком.

В 16 лет я пережил очень ярко всем положенный перелом от бессознательной жизни к сознательной. Тогда, временами, меня охватывал сильный религиозный подъем, и мне очень хотелось идти в монастырь. У кого из молодежи не бывало в ту пору подобных порывов… И теперь, будучи под сорок лет, я жалею, что не оcуществил тогда своей мечты. Но это и теперь еще для меня не поздно. Сколько страданий и разочарования избежал бы я тогда! Как жаль, что я не встретил какого-нибудь человека или книги, кои утвердили бы меня в этом решении.

По окончании семинарии я не чувствовал никакого призвания быть священником. Как раз в это время умер мой отец-священник. Обычай старины и материальная нужда оставшейся семьи (мать и шесть человек детей) требовали от меня с братом (старше меня на полтора года и кончившего курс семинарии тоже атеистом) занять место отца. Мы взяли всю семью на попечение, но от священства отказались. Молодое сердце горело жаждой служить ближнему, народу. Но как и в какой форме? Конечно, мы сознавали, что высшая форма служения ближнему — священство, но это было не для нас. Мы увидели также на примере 1905-го года, в какие безнравственные формы выливается революционное движение. А мы хотя и не были религиозными, но нравственно-евангельский идеал, бессознательно впитанный нами с молоком матери, составлял основу нашей жизни. И вот жажда работы быстро находит выход в деятельности по просвещению народа. Днем работа для куска хлеба, а по вечерам — организация общеобразовательных курсов по типу университетов, народные дома, библиотеки-читальни, лекции и пр. Однако вскоре убеждаемся, что все это требует значительных средств, а их нет. Тогда на помощь выступает кооперация, она может дать прибыль, которую можно употребить и на просвещение. Но и увлечение кооперацией не разрешает вопроса о народном счастье. Опыт жизни убеждает, что экономика и просвещение охватывают только часть потребностей человека. Главные потребности души лежат в иной области — нравственной, удовлетворение которой возможно только при взаимной любви людей. Но откуда взять такую любовь? Как побудить людей любить друг друга? Во имя чего призвать их к отречению от своих интересов в пользу ближних?.. Пока у меня были идеалы материального блага и просвещения, сила стремления к ним вытекала из эгоистической потребности счастья; но когда дело коснулось духовных идеалов, то достичь их было возможно не эгоистическими побуждениями, а противоположным им самоотвержением. А это возможно только тогда, когда есть любовь, когда она достигает высшего напряжения. Когда идеалом является не «око за око», а прощение обид и незлобие к врагам. Ибо в противном случае, вследствие человеческих несовершенств, мы всегда найдем причину быть недовольными своим ближним и воздать ему неприязненным чувством за его дурное поведение: на сцене это всегда будет приговор «око за око», то есть закон справедливости, а не любви и милосердия, коих источник может быть только в вере в Бога. А ее-то и нет.

И так я попал в тупик. Желание добра во мне было, а чтобы исполнить его — сил не находил. И тогда я понял, что без Бога нравственность бессильна. Что законы нравственности имеют силу не тогда, когда являются принципами моралиста, а когда они воспринимаются как заповеди Божии. Но во все эти десять лет после окончания семинарии в Бога я не верил, и теперь, когда Он стал для меня жизненной необходимостью, я Его не имел. Наступил упадок сил, крушение идеалов, обессиление жизни и тоска, тоска… Но отчаиваться было не в моей натуре. Еще не все потеряно. А может быть, Бог есть, но только я Его не знаю. Тогда нужно искать Его. Но как? Какими средствами или способами можно познать Бога? Я не знаю, но вижу, что те, кто знают Его, ходят в церковь. Пойду и я туда.

И вот я иду в церковь и стараюсь вслушаться и всмотреться так, будто я впервые в жизни в ней. И что же? Я выношу какие-то новые ощущения и переживания. Но полно, — разуверяю я сам себя, — возможно ли принимать это как от Бога? Так думать простительно только невежественным старухам, а не образованному человеку. Да, но ведь без этих настроений жизнь так горька и бессмысленна! И как бы хорошо увериться в самом деле, возможно ли познать Бога и как до этого дойти…

Такие мои рассуждения очевидно услышал Господь и однажды послал мне помощь. Я нашел случайно в одной библиотеке книгу Джемса «Вселенная с плюралистической точки зрения». Этот хорошо известный английский психолог и философ блестяще доказывает, так сказать, закономерность веры в Бога и непротиворечение этой веры науке и разуму вообще. Для меня это было, как манна с самого неба. Теперь я не боялся быть в своих глазах невежественным наряду с безграмотными старухами за свое искание Бога.

Тогда взялся я за Евангелие; моя душа, как губка — влагу, была готова впитывать в себя евангельскую истину. И эта живительная влага полилась обильно в сердце. Я как будто впервые в жизни читал Евангелие, такой чистотой, таким светом блистали его строки, так сладко замирало сердце от восхождения на эту величайшую вершину самопожертвования, как у альпиниста при взгляде на снежные вершины, сверкающие белизной и блеском при раннем утреннем солнце. И как легко казалось отрешиться от мира, где уже было все изведано и где в каждой бочке меда найдена своя ложка дегтя. Так все казалось нечисто, отравлено этим дегтем, вымазано им, что и сам себе казался нечистым и противным. А тут драгоценное питие ощущала душа, манили новые перспективы жизни, пробуждались откуда-то иссохшие силы души. Но… рассудок, привыкший к анализу, требовал точных доказательств. Но как доказать или, вернее, убедиться в Бытии Божием? Хорошие чувства от чтения Евангелия — это все же только чувства, но где же найти уверенность в их происхождении от Бога? И хочется верить в Бога и готов последовать Ему, но душа этим не удовлетворяется — нет уверенности во всем этом. И вот эту уверенность я искал еще несколько месяцев, и однажды — о, слава Тебе, Боже, за это! — я ее получил. Но именно получил как дар, а не как следствие напряжения своих душевных способностей, ибо это совершенно особенное чувство, непередаваемое и сопровождаемое сознанием, что оно от Бога или, вернее, оно — Сам Бог. Было это так.

Я  имел одного близкого друга — товарища по семинарии. Через десять лет встретились мы с ним снова в Петербурге. Он окончил университет и был оставлен при нем, как специалист по истории Церкви. Он, как и я, был неверующим. Но вот ему вышла командировка на Кавказ, где он заболел, был почти при смерти, и во время болезни  в нем произошел переворот, — он обратился с молитвой в Богу, и в нем зажегся огонь веры. Приехал он оттуда, и мы встретились, я — все еще в поисках Бога, а он — уже найдя Его. И наша беседа об этом тянется весь вечер. Ухожу от него со взором обращенным к небу, где месяц и звезды еще более манят меня туда, куда я столь сильно желал проникнуть. И вдруг я чувствую, как какое-то новое, светлое и радостное чувство охватывает все мое существо и отливается во мне в ясную уверенность, что это Бог; уверенность в Его бытии стала несомненной… Это было радостное чувство уставшей души, воскликнувшей: «Ныне отпущаеши…» Теперь все стало ясно и просто. Я не одинокий скиталец в этом хаосе жизни, не щепка, носимая волнами житейского моря. Есть Тот, Кто все это создал и всем управляет, и я — в руках Его и знаю, чувствую всем существом: Он милосерд. Он видит, как я страдаю и ищу Его и хочу жить только для Него — и не может Он пренебречь мною. Нет — я спасен!.. И такая радость как бы возносит меня над этой землей, прошлое куда-то отошло, наступает новая жизнь. Слава Богу! Слава Ему, показавшему нам свет. И в ответ на это откровение Его милости — я, единым порывом всех моих сил, — посвящаю Ему всю свою жизнь, даю обет жить по Евангелию и угождать только Ему.

Проходят недели за неделями. Что же я буду теперь делать, как познать Его волю, как построить свою жизнь на евангельских началах, как среди равнодушных или нечестивых людей начать и проводить благочестивую жизнь? И я один, тот мой товарищ уехал. На счастье — читаю однажды афишу об открытии народной православной Академии. Со всех ног спешу туда, записываюсь в ученики и каждый вечер посещаю лекции. Это были дивные вечера, когда истины Слова Божия, одна за другой, раскрывались и впитывались душой, и чувствовалось, что ты словно стоишь на берегу океана и восклицаешь: «Какой простор!» Да, удивительно поэтическое, я бы сказал, «сладкое» чувство охватывало мою душу, но ощущалось оно особенно в груди. Потом я прочитал у святых отцов, что так именно и дает Себя чувствовать Дух Святой. Но тогда я не только не понимал этого, но напротив, чувствовал себя в то же время и отдаленным от Бога. Как раз только теперь прочитал у Феофана Затворника, что Дух Божий, посещая человека, открывает ему любовь и милосердие Божие, но в то же время и указует на его греховное состояние, чтобы провести человека через покаянный путь. Спасение не дается нам как дар, безучастно от нас, но требует и нравственных подвигов самоотречения, а Дух Божий освещает наше положение и показывает дорогу, как фонарь в темную ночь путнику, а также укрепляет нас, когда наших сил оказывается недостаточно, при всем их напряжении. Так и я, переживая несомненно благодатное на себя воздействие, чувствовал себя крайне греховным; вся прошлая жизнь встала перед глазами, мучительные угрызения совести повергали мою голову вниз перед Богом и перед людьми. Но я не терял надежды на исправление. Я говорил себе и Господу: Вот подожди, теперь я начну новую жизнь, не буду грешить так… И действительно, старался исправиться, и во многом это удавалось. Но все же чувство греховности не проходило и мучило меня. Отчего же так? Что еще надо мне делать, чтобы достигнуть сознания прощения своих грехов? Надо идти на исповедь и приобщиться Святых Таин. Так я и сделал, и это подкрепило мой путь и приблизило к Богу. Но и этим еще не все кончено… Путь ведь только еще начался, а он предстоит целую жизнь. Самая главная задача теперь — как избавиться от чувства греховности, оно очень мучительно и угнетает. Как решиться уверовать, что Бог прощает твои грехи? Я думал сначала — вот я начну жизнь по Евангелию, тогда приду к Богу и скажу: Ну вот, видишь, Господи, я теперь стал лучше, и поэтому прими меня и прости мне прежние грехи. Выходило, значит, что я хотел указать Господу на свою заслугу, на свое исправление, и  на этом основании просить прощения в прежней жизни. Хотел исправиться сам, сделаться сам праведным, и потом прийти к Богу уже не как грешник, а как праведник. Конечно, тогда я не мыслил так ясно, не разбирался так правильно в своем положении, как пишу теперь, но сущность была именно такова. И конечно, на таком основании я не мог приблизиться к Богу. А подойти к Нему как грешник, как я есть — я не решался. И поэтому я несколько месяцев боролся с собой, изнемогал, падал, вновь поднимался и вновь падал, — собственная праведность никак не удавалась, все еще я не достиг такого состояния, чтобы мог сказать Господу: «Ну вот, теперь я достоин прийти к Тебе». Так продолжалось до тех пор, пока я не встретил добрых верующих людей, которые начали мне говорить о Христе, что Он есть единственное основание для обращения к Господу, что мне не следует заниматься самоисправлением, а нужно обратиться к Богу, какой я есть, и просить о прощении и помощи для добродетельной жизни. Тогда я начал читать больше о Христе, о Его искупительной жертве и о даровании прощения грешникам по милости Божией не ради их собственных заслуг, а ради Заслуги и Жертвы Христовой. И тогда я снова испытал ту первоначальную радость избавления от грехов ради милости и жертвы Иисуса. Теперь я уже не боялся признать себя крайне грешным, тогда как раньше все старался не очень очернить себя, чтобы не лишиться права приблизиться к Господу. А теперь понял, что только тогда смогу подойти к Богу, когда признаю и обнаружу свои грехи, как больной у доктора с секретной болезнью, которую он все скрывал и стыдился показаться ему на глаза, а потом осудил себя и раскаялся и признался, что виноват перед Богом и потому именно вследствие такого чистосердечного откровения и раскаяния и отвержения от греха и страстного желания впредь не допускать его — получает прощение, прекращаются угрызения совести, удаляется из души мучительное чувство и наступает мир Божий. Так и я, познав сие из опыта, начал постоянно припадать к Господу, и моя совесть очищалась раз от разу все больше, если я не допускал себя снова впадать в те же грехи. Но если случалось это, то совесть моя снова погружалась в мучительное состояние (что и есть подобие геенского огня), и мне нужно было много молитв и слез, чтобы получить снова прояснение совести. А когда совесть бывала чиста, то доступно было и Духу Божию войти снова и снова в чистое сердце, и оно давало опять ощущение блаженства и сладости духа.

Так произошло во мне обращение к Богу, и с тех пор прошло уже семь лет. Слава Господу, что Он провел меня за это время среди многих испытаний и искушений и дал благодать Свою все это преодолеть. Как я надеюсь, что и в будущем Он не оставит меня, если я не оставлю Его, и потому я надеюсь на будущую жизнь за гробом.

Опубликовано: Архимандрит Афанасий (Нечаев). «От Валаама до Парижа». – М.: Фонд «Духовное наследие митрополита Антония Сурожского», 2011.