Во имя Отца и Сына и Святого Духа.
«Кто согрешил — этот ли человек, или родители его, что он родился слепым?» — спрашивали друг друга люди, перед которыми предстало такое горе, такой человеческий ужас, что человек вошел в жизнь — и этой жизни не мог видеть, был лишен ее в такой трагической мере.
И мы часто не замечаем, что это ставит вопрос о том, как может грех человеческий коснуться не только нашей временной или вечной судьбы, но коснуться родных, близких. По какому-то страшному закону, из-за того, что один грешит, — другой страдает; потому что всегда тяжесть и страдание и скорбь и последствие греха несет тот, кто даже непричастен этому греху. Злоба одного крестом ложится на судьбу другого, и вот почему святые с таким ужасом относились ко греху, почему тема греха так постоянно звучит в Священном Писании.
Грех — не только беззаконие, грех — это страдание, которое от человека согрешившего будет дальше и дальше простираться, можно сказать, до пределов земли и дальше — до пределов времени. И чтобы понять это яснее, остановимся на одном случае, который произошел несколько десятков лет тому назад в далекой румынской деревне.
Там темной зимней ночью убили человека. Человек был прохожий, никому не известный, и, однако, эта смерть на одного из жителей произвела страшное, глубочайшее впечатление. Следователь застал этого человека плачущим о случившемся.
Это не был старик, который в конце долгой жизни стал более понятлив или более чуток, чем другие, это не был юноша, который в начале своего пути еще не очерствел к человеческой жестокости и которому жизнь была еще страшна в том, что в ней есть жестокого. Это был человек зрелый, крепкий, человек искушенный жизнью, начальник местной полиции — и он сидел и плакал горьким горем своим о случившемся. Изумленный следователь сказал ему: «В чем дело? Убили какого-то прохожего, незнакомого, а ты в таком горе! » И тот на него грустно посмотрел и сказал: «Как вы не понимаете, что эта кровь теперь осквернит всю деревню, и от нашей деревни пойдет зло во весь мир? » — а когда следователь его спросил, что он этим хочет сказать, он разъяснил ему приблизительно так: сейчас в нашем глубоком чистом снегу немножко крови; снег закрывает эту кровь постепенно, постепенно своей белизной ее защищает. Постепенно исчезает это пятно крови, бледнеет оно в снегу, и придет время, когда и следа как будто, от этой крови не останется; но эта кровь в снегу нашем лежит и когда придет весна и снег начнет таять, — ручейками, вместе со снегом, эта кровь потечет по всей поверхности нашей земли. Ее впитают наши поля, она унесется в наши речки и реки; поливая свои сады и огороды, люди будут брать эту воду, в которой — кровь человека, убитого в нашей деревне. Придет время, и заблагоухают цветы, но в этом благоухании будет страшный запах человеческой крови, которую каждое растение своими корнями впитает из нашей оскверненной земли. Каждый цветок, который юноша даст девушке, будет пропитан кровью убийства. Каждый кусок хлеба, который мы будем есть, рожден на земле, пропитанной этой кровью, которую принесет туда вода и снег, а когда станет пыль вздыматься по нашим летним дорогам — всякий прохожий на своих сапогах разнесет эту страшную окровавленную пыль по всему лицу земли.
Вот образ: вот как человек живой, настоящий человек нашего времени, твердый и опытный в жизни, пережил смерть человека, пережил грех, от которого родилась смерть, и уловил эти страшные последствия человеческого греха. Вот почему так страшен грех в глазах Божиих, вот почему так страшно, грозно и умоляюще его обличает Господь, вот почему святые с таким ужасом оберегаются его и нас умоляют, даже если мы не понимаем, не предаваться ему. Так грех всякий, не только кровь, но и слово, раз прозвучавшее, услышанное, повторенное, засеявшее душу тернием, отравившее сердце, осквернившее и омрачившее ум, пойдет дальше, как эта пыль окровавленная, как окровавленный снег, до пределов земли, до пределов времени, до рубежа Страшного Суда.
Вот какова наша ответственность друг перед другом. Вот почему так страшно праздное, пустое, гнилое, бессмысленное слово, вот почему всякий поступок, который вносит в душу другого человека потемнение, так страшен! Вот почему грех одного ложится крестом и смертью на другого. Здесь — страшная взаимная порука земли.
Но в этом, может быть, и единственная наша надежда, потому что когда до нас не грехом, а страданием, не осквернением, а крестом доходит чужой грех, — если мы только отразим его, но не гневом, а чистотой, не яростью, а милостью, состраданием и любовью, то мы получаем божественную силу и власть, именем Божиим, кровью своею прощать другого человека. Тогда грех находит свой предел, тогда он больше не разносится, не ранит, не сквернит, тогда, как море о скалу, он разбивается и отпадает в свое лоно. Оцените, измерьте и ужас греха, и дивную силу прощения, сострадательной, крестной любви, сначала Божией, а потом и всякого человека, который захочет приобщиться этому пути спасения ближнего, брата, родного и чужого, спасения всего мира, пока грех не дошел до пределов, где Божий суд!
Аминь.