Во имя Отца и Сына и Святого Духа.
Нашу приходскую семью постигло горе; внезапно скончался диакон Георгий. Каждый раз, как мы находимся перед лицом смерти, так ясно чувствуется ее двойственность. С одной стороны человек создан для вечной жизни, его из небытия вызывает Господь любовью для того, чтобы быть ему другом во веки веков, и человеку не надо бы умирать, а надо бы рождаться во временную жизнь и эту жизнь перерасти в вечность, не поколебав ее. И в этом смысле смерть трагична; она трагична по существу и она грозна по тому горю разлуки, которое она неминуемо наносит. Но, с другой стороны, когда мы вглядываемся в смерть, мы не можем не видеть в ней мудрой, дивной Божественной руки. Не будь смерти, мы были бы навсегда пленниками того страшного и уродливого, что человек создает своим грехом и падением. Только смертью мы освобождаемся от бесконечного тления, для того, чтобы войти в вечную жизнь, — и в этом смысле смерть милостива, она — действие Божией ласки, Божией жалости к нам, всякая смерть; но иногда бывает, что человек постепенно растет, растет так, что в нем постепенно, для каждого, кто имеет очи, чтобы видеть, раскрываются новые глубины. Он созерцает уже не возрождающийся только, но восходящий божественный свет жизни, нетварный свет Бога. Так было и с диаконом Георгием; из года в год он делался человеком внутренне свободным, внутренне углубленным, в котором росла радость служения и предстояния перед Богом, росла жизнь — и эта жизнь победила, эта жизнь не могла удержаться в границах падшей земли, эта жизнь неминуемо должна была прорваться к своему источнику и уйти в вечность. Это просто жизнь, не земная, а Божия, покоряющая человека, уносящая его туда, где вечера нет, где не склоняется день, где светит и озаряет невечерний свет, тихий свет Христа. Апостол Павел говорит, что умереть, это не значит совлечься временной жизни это значит облечься в вечную жизнь, и говоря об этом, думая о себе, он говорит: «Жизнь для меня — это Христос, а смерть — приобретение», потому что живя в теле, я отлучаюсь от Бога, Которого люблю. Но, — скажете, — а вне тела разве не разлучаешься с теми, кого любишь? Нет, потому что Бог не есть Бог мертвых, а Бог живых. Все Ему живы, и все живы в Нем, и достаточно нам, земным, углубиться в жизнь небесную, жить тем, чем живет дух человеческий, — Богом, чтобы уже на земле стать неразлучным с теми, кто до нас достиг светлой цели, как говорили в древней Церкви — родился в вечность. Потому стоим мы теперь в скорби разлуки, стоим мы, пронзенные жалостью к тем, которые любили больше нас и ранены глубже нас, но вместе с этим мы торжествуем новую победу Божию в человеке и новую победу человека, который вырос в полную свою меру и вошел в вечный божественный покой с ликом, осиянным радостью и миром. Перед тем, как разойтись, вознесем вместе молитвы ко Господу о вечном, светлом, ликующем упокоении этой души, человека, который вел нас в молитве, произнося те слова, от которых оживало сердце, светлел ум, и на которые мы верой и любовью могли Богу ответить «аминь!» Будем молиться с уверенностью и радостью, зная, что мы живем в области воскресшего Господа, и что в Нем смерть побеждена, что она дли нас дверь в вечность и радость, и будем с надеждой, терпением, трудясь о Господе, ждать радости того дня, когда и мы, узкой дверью, войдем в бесконечные просторы Божии.
Аминь.