Я хочу поделиться с вами всем, что накопилось... Беседа 16

Я боюсь, что сегодняшняя моя беседа затянется немножко дольше обычного, но мне хотелось бы успеть сказать сегодня все то, что надо сказать за один раз.

Начнем вот с чего. Много-много лет тому назад, когда я был еще подростком, мой отец мне сказал: возьми за правило думать больше, чем ты читаешь, потому что твоя память всегда будет действовать быстрее, чем твой ум и сердце. Я положил это правилом во всей своей духовной и умственной жизни. И то, что я хочу вам сказать в течение наступающих бесед, как и в течение прошлой беседы, это плод не собирания мыслей или сведений из источников. Это мысли, которые постепенно у меня родились, росли, углублялись, зрели в течение больше семидесяти лет, теперь в связи с чтением, с одной стороны, Ветхого и Нового Завета, а с другой стороны, отцов Церкви. То, как я буду представлять вещи, может быть, вам покажется немного необычным, но я думаю, что я могу с уверенностью сказать, что то, что я скажу, не противоречит тому, чему меня научили и Священное Писание, и отцы Церкви, и большие люди духовного опыта и богословского опыта. Но я вас прошу то, что я скажу, выслушать, но выслушать с открытостью: с одной стороны, с готовностью воспринять то новое, что вы, может быть, услышите, а с другой стороны, воспринять это с готовностью, самим это продумать критически. Не обязательно “критикуя” то, что я скажу, а — не принимая то, что я скажу, без размышления.

И вот мне хочется продолжить сегодня беседу, которую мы начали прошлый раз, размышлением над тем, каким образом Бог связан со Своим творением. Большей частью, когда мы говорим об этом, мы думаем о том, как Бог связан с человеком, с исторической судьбой мира, но мы мало думаем о том, каким образом в течение тысячелетий истории этого мира и вещественного и духовного Бог с ним связан. И вот мне хочется некоторые моменты выделить с тем, чтобы над ними подумать.

Я говорил уже о том, как в начале книги Бытия нам сказано, что Бог сотворил небо и землю, и что земля была безвидна, и Дух Божий носился над водами. “Безвидна” это значит, что она была сплошной возможностью еще не осуществленной. Это тот же самый смысл, который в еврейском языке вложен в слово, которое переводится на некоторых современных языках как хаос: хаос не как разруха, а как совокупность еще всех неосуществленных возможностей. И с самого этого первого мгновения тварь связана с Богом. С одной стороны, она появляется на свет через державное творческое Слово Божие, — Слово, которое звучит и приводит из небытия все, что стало быть, но не в оформленном виде, а как возможность. Это Слово является творческое слово, Сын Божий. И мир рождается от этого зова. Это не приказ, в том смысле, что отношения между Богом и тварью не могут быть рассмотрены как отношения Властелина над подвластными, — это зов любви. Из цитаты, которую я вам вычитывал прошлый раз, явно, что Бог хочет, потому что Он есть любовь, любовь неизреченная, неизглаголанная, бесконечная, Он хочет разделить со Своей тварью все то, что у Него есть, и больше: приобщить всю тварь тому, чем Он является, Кто Он есть, так, чтобы, как говорит апостол Павел, в конечном итоге Бог стал всем во всем, или, употребляя слова о. Сергия Булгакова, чтобы было осуществлено — не пантеизм, в том смысле, что /не/ все должно стать богом, но панэнтеизм, то есть творение, в котором Бог присутствует и действует и пронизывает все.

Но с другой стороны, в этом отрывке Священного Писания, начало Ветхого Завета, явно, что эта тварь, которая вызвана криком любви, зовом любви Божией, желанием Бога отдать Себя этой твари, чтобы она разделила с Ним блаженство вечное, что над этой тварью дышит Святой Дух. Дух, Который приобщает ее к жизни, к способности становления, Который вызывает в твари возможности, которые она, может, в тот момент даже не подозревает, помогает ей становиться всем тем, чем только она может стать, но не по принуждению, не насильственно, а потому что она под дыханием Святого Духа, Который есть Дух жизни, будет становиться всем тем, на что она способна. И вот с первого мгновения любовь Божия приобщает новорожденную тварь через Сына и через Духа к вечной жизни. И как говорится опять-таки в Священном Писании, дары Божии неотъемлемы, и поэтому то, что Бог сейчас предлагает и дает, никогда не было отнято и не будет отнято у твари. Тварь после падения человека прошла через трагедию, но она осталась мученицей и неоскверненной. Как святой Феодор Студит говорит в цитате, которую я вам уже упоминал, тварь невинна, тварь не согрешила против Бога, она является жертвой человеческого падения и, употребляя его образ, она подобна доброму коню, которым управляет пьяный всадник. Конь добрый, но он себя ведет не так, как его природа хотела бы, он себя ведет не так, как он должен был бы, но это не его вина. Он чист, а виновен всадник. К этому мы вернемся.

Но вот это первое, что мы знаем: что тварь связана с Отцом державным Словом, Которым является Сын, и животворным Действием, которым является Святой Дух. И эта связь между вещественной тварью и Богом ничем не разрушается. Отношения между тварью и Богом не перестают быть теми, какими они были задуманы Самим Господом. И если мы посмотрим на историю творения, то увидим, как это действительно выражается в судьбе всех тварей. Первое, что совершается как заключение, как завершение этого акта творения Божия, это появление человека. Но тут тоже надо отметить, — и это очень мне кажется важным, — что человек создан перстным, из персти, из самого основного, из чего создана тварь. И поэтому он сродни всякой твари, потому что вся тварь, каждая тварь родилась из персти, из как бы ничего, из как бы основного, изначального материала, который появился на свет, когда Бог любовью Своей призвал к бытию все, чего не было; и в этом отношении человек сродни всей твари через свою плоть, через вещество свое. И тут опять-таки, мне кажется очень важным помнить (я это уже говорил, но мне хочется собрать воедино), нам надо всегда помнить, что когда мы говорим о том, как опасна плоть для духовной жизни человека, мы говорим о чем-то описательно, но не по существу дела. Когда мы будем говорить о падении, я к этому вернусь, но сейчас я скажу, что некоторые отцы Церкви говорили, что грехи плоти это грехи, которые человеческий дух совершает против плоти своей, против того невинного и не оскверненного вещества, из которого он сотворен.

Это очень нам важно помнить, потому что с этим связана вся тема Воплощения. Бог сотворил человека, Он его сотворил сродни всему вещественному миру, и к этому миру он причастен через свою вещественность, к непорочности и чистоте. С другой стороны, Бог вдохнул в человека Свое дыхание, и через это человек сродни самому Богу. Не в полном смысле, потому что человек создан, так же как остальная тварь, чистым, невинным, но еще не зрелым и не святым. Ему надлежит вырасти в святость, которая приобщит его к Богу по-иному, которая даст ему познать Бога, как он Им познан, как говорил апостол Павел. И вот человек, по слову святого Филарета Московского, повешен как бы между двумя безднами: с одной стороны бездна Божественная, куда он призван, с другой стороны бездна небытия, из которой он вызван; и его поддерживает Божественная благодать, по словам Филарета, как хрустальный мост. Человек невинный должен вырасти в святость. И его призвание по отношению к твари — и это очень важно — так приобщиться к Богу, так Его познать, и через познание Бога познать всю тварь в ее глубинах и стать ее вождем к полноте приобщения с Богом, так, чтобы пришло время, когда, опять-таки по слову апостола Павла, Бог стал бы все во всем. Божественность пронизала бы все созданное Им не механически, а по открытости всей твари и потому что она познала Его под руководством человека.

Это очень важно в нашем понимании сотворенного нами мира, потому что особенно теперь, когда у человека такая власть над веществом этого мира, нам надо опомниться и понять, что представляет собой этот мир, какая его связь с Богом. Для этого мы можем подумать о нескольких моментах. Вы, наверное, все помните икону Преображения Господня: гора с тремя вершинами, на средней вершине стоит Христос, по правую и левую руку Моисей и Илия пророк, и они говорят с Ним о том, что надлежит быть, а именно, что Его любовь безграничная, бездонная, всеохватывающая должна привести Его к тому, чтобы умереть смертью всего мира, который стал смертным через человеческое падение. И в этот момент, когда Христос принимает в Себя, как бы в Своем человечестве соглашается на то, чтобы умереть смертью всей смертности мира, вдруг Он воссиявает славой Преображения. Не только лик Его, не только Его руки, не только Его тело делаются светлыми, но и одежда Его изменяется, как говорится опять-таки в Евангелии, она делается такой белизны, как ни один красильщик не может ее сделать. Вещество Его одежды пронизывается Божественным светом, но не сгорает в нем, а приобщается ему и сияет этим светом, потому что это вещество способно приобщиться к тому, чему мы еще не способны приобщиться, за исключением святого Серафима Саровского, например, и других святых — к этому я вернусь через мгновение. Это икона Андрея Рублева.

Но есть другая икона, которая как бы менее поражает собой, Феофана Грека. Христос сияет, одежда Его бела, но ни лик Его, ни руки, ни одежда не сияют такой вещественной белизной, как на иконе Андрея Рублева. Но что меня поражает в этой иконе: Христос стоит и как бы из Него излучение идет, с Его рук, с Его лика, с Его одежды падают лучи Божественного нетварного света на все то, что Его окружает, на камни, на растения. И эти лучи не только касаются этих вещественных предметов, — они проникают до их глубин, и камни, и растения ответно начинают сиять Божественным светом по приобщению. Это нам говорит о том, что вещественный мир способен воспринять Божественный свет, принять его до самых глубин и засиять им полностью, когда он встречается с Самим Богом, а не с человеком. Это очень важно, мне кажется, чтобы понять святость мира, в котором мы живем, и ужас того, что мы совершаем над этим миром.

Другой пример — это чудеса. Давным-давно уже отцами Церкви нам сказано, что чудеса это не моменты, когда Бог Своей властью понуждает природу: волны на море, хлебы, которые размножаются, болезнь, которая охватила человеческое тело, — подчиниться, поработиться Его воле и войти в новое измерение как бы. Отцы Церкви нам говорят о том, что чудеса — это действия Божии, которыми вещественная тварь освобождается от рабства греху и последствий греха, которые человек своей греховностью наложил и накладывает на нее. Это момент освобождения. Это момент, когда силой Божией и благодатью Его, обращенной к твари, которая готова ответить на этот Его зов и на это Его действие, когда эта тварь снова делается собой, чистой, освобожденной от человеческого греха хоть на какое-то время. Это мы видим на море Тивериадском, это мы видим в размножении хлебов, но мы видим это тоже в моменты, когда Христос исцеляет больного. Замечательно, что Христос не насилует больного, как бы заставляя его перестать быть во власти болезни. Он ему говорит: Хочешь ли ты быть целым?.. Каждый раз: хочешь ли ты?.. Твоя телесная природа на это способна, но ты — хочешь ли быть целым? Хочешь ли ты отвернуться от той греховной жизни, которая была твоим уделом до сих пор, хочешь ли ты быть свободным от смерти, от осквернения и соединиться со Мной, Богом твоим, по-новому? О, не сразу до конца, но намерением, желанием, решимостью, отречением от всего греховного прошлого, которое тебя сделало таким больным даже в твоем теле, которое твою плоть, невинную плоть поработило страданию? И каждый раз страдалец отвечает согласием. Сумеет ли он дальше, в течение всей своей жизни пронести это понимание, мы не знаем. Может быть, и нет, может быть и да; но это момент, когда человеческая воля должна соединиться с волей Божией для того, чтобы стала возможность освобождения природы в нем.

Мы видим также эту способность тварного мира соединиться с Богом — в таинствах. Я возьму один только пример как центральный момент, это таинство Божественной литургии, когда хлеб и вино действием Святого Духа и силой Христа становятся Телом и Кровью Христовыми. И здесь точная параллель тому, что совершается при сотворении мира. Слово Божие, Сын Божий, Который приобщился к веществу нашего мира и к нашему человечеству, Сын Божий эту тварь, этот хлеб, это вино принимает в Себя, и Святой Дух сходит на это вещество, и оно становится Телом и Кровью Христа. Это нечто непостижимое, это нечто, что никакой человек совершить не может, только Бог. И в молитве, которую священник читает перед освящением святых Даров, говорится именно об этом: Ты — и Тот, Кто приносит, и Тот, Кто принимает жертву, то есть Тот, Который был распят, и Тот, Который принимает жертву. Ты — Тот, Который раздает и Себя отдает… Это момент, когда совершается в малом то, чему суждено совершиться во вселенном масштабе, когда Бог победит в конечном итоге грех в человеке, зло, и когда тварь будет свободна. И когда она узнает в теле Христовом себя самоё и во Христе своего Создателя, Жениха церковного, Того, Который так ее возлюбил, что Он всего Себя отдал ей. И она может теперь отдать себя Ему, как в совершенном браке жених не берет себе невесту, а отдает себя ей, и как невеста не берет себе жениха, а отдает себя ему. Это тайна Церкви, о которой говорится в послании апостола Павла, которое читается по случаю бракосочетания, соединения жениха и невесты по образу соединения Церкви, т.е. той части творения, которая отдала себя Богу, и Христу. И вот в Божественной литургии это совершается; но совершается во всех таинствах, когда мы освящаем воды крещения, когда мы освящаем масло для помазания больных и т.д., это момент, когда молитвой Церкви, т.е. народа Божия вместе со Христом и Духом освобождается эта малая доля творения от всякого рабства греху и может приобщить человека, приобщить человека к той святости, непорочности, здравию душевному и телесному, которое у нее никогда не было отнято, несмотря на то, что она была порабощена греху.

И тут мы приходим к самому, может быть, великому, о чем мы можем подумать в этом контексте — это Воплощение Самого Христа /от Божией Матери/. Божия Матерь плотью Своей принадлежала созданному миру, и Она в Своей плоти была чиста и безгрешна, не потому что Она миру принадлежит, а потому что Она еще с момента Своего зачатия была посвящена Богу чистотой родителей и отдачей ими Ее Богу. Вы, наверное, знаете и помните эту икону — приведение Божией Матери в храм. Образно это говорит о том, что с рождения Своего Она отдана была безраздельно Богу, и в Своей невинности, в Своей девственной чистоте была принесена Ему, что Она принадлежала Ему безгранично, нераздельно. Но с другой стороны Она является наследницей всей святости земли. Не напрасно в начале двух Евангелий нам рассказывается родословная Христа. Это родословная Божий Матери, в сущности, это рассказ о том, как с сотворения мира до Ее зачатия поколение за поколением, несмотря на человеческую слабость, несмотря на греховность, освобождало себя от нечистоты. Мы видим через эти имена, как каждое поколение очищало хоть одного человека, одну чету от греховности, так чтобы в совокупности все поколения, из которых Она рождена, принесли бы, как камни для здания Ее личности человеческой, свою отданность Богу, свою чистоту.

Среди упомянутой родословной, мужчин и женщин, были грешники, но это все были грешники кающиеся. И покаяние в этом смысле не значит просто сожаление, это были грешники, которые сознавали, что они оторвались от Бога, и которые всем своим существом рвались к Нему вернуться, которым удавалось в большей или меньшей мере это осуществить, которые передавали следующему поколению свое рвение, свою отчаянную тоску, свой подвиг. И следующее поколение эту тоску брало на себя, и этот подвиг усовершенствовало. И из поколения в поколение создавалось новое человечество, в одной, может быть, линии родословной, как мы видим в начале двух Евангелий, которые приводят к родителям Божией Матери и к Божией Матери, Которая наследница всей чистоты человеческого рода, всей богоустремленности, всей тоски по Богу, всей отдачи себя Ему. И соединяя чистоту тварного мира в Ее плоти и чистоту тварного мира кающихся грешников и побеждающих свою греховность святых, Она делается способной стать сосудом воплощения. Как это дивно! И благодать Божия сходит на Нее, сходит на это человечество, которое, с одной стороны, чисто как вещество, и с другой стороны свято как самоотдача Богу.

И тут играет решающую роль человеческая свобода, потому что без свободы наши отношения с Богом невозможны. Могла бы быть только порабощенность, но не могла бы быть свободная, любовная отдача человека Ему.

И на этом я хочу остановиться. В начале книги Бытия, опять-таки, возвращаясь к первой главе, нам говорится, что Бог создал человека, человека в целом. И некоторые отцы Церкви подчеркивают, что сказано: сотворил Бог человека по образу Своему, /…/ мужчину и женщину сотворил их (Быт. 1:27), и что они были образом Божиим. Но они подчеркивают, что в тот момент это было одно существо, в котором не определились еще свойства или различия пола, один цельный человек, в котором опять-таки, как в изначально сотворенной твари, была заложены все возможности и мужского, и женского бытия. И мы видим из второй главы книги Бытия, как это развивается. Тварь, остальная тварь, под дыханием Святого Духа, свободно развиваясь, приходит к моменту, когда она созрела достаточно, чтобы Бог привел все твари к человеку, к цельному человеку, который в себе содержит все возможности мужского и женского бытия, с тем чтобы человек назвал каждую тварь. Это момент, когда человек полностью еще приобщен к Богу, не совершив никакого греха, и поэтому из этой приобщенности, из того, что он видит тварь, как ее видит Бог, он каждой твари может наречь имя. Не те имена зверей, которые мы называем, а таинственное имя, которое определяет все существо данной твари. Мы видим нечто подобное в книге Откровения, когда нам говорится о том, что когда придет конец мира и все будет совершено, то каждый человек узнает свое неповторимое имя, имя, которое только он знает и Бог, имя, которое определяет его уникальное, неповторимое, единственное соотношение с Богом. И вот такие имена нарек человек всей твари.

Но в этом процессе он обнаружил, что каждая тварь как бы двойственна: мужского и женского рода, и что он — один, он — Человек, по-гречески антропос. И в этот момент, когда он увидел себя одиноким по сравнению с другими тварями, в нем родилось желание быть как другие твари, как бы четой, двоицей. И в ответ на это его желание Бог на него наводит глубокий сон, и из него рождается Ева. В русском, в славянском, во многих текстах нам говорится, что Бог взял ребро Адама и из него создал Еву. На древних языках “ребро” и “сторона” — одно и то же слово. Во многих аскетических писаниях говорится, что тот или другой подвижник спал “на ребрах своих”, что значило просто: лежал на голой земле на боку. И здесь речь не идет о том, что Бог взял одно ребро и из него сделал Еву, а что Он разделил две половины в человеке, две возможности в человеке: мужскую и женскую. И это было сделано не односторонним решением Божества, а в ответ на то, что человек обнаружил, что он единственный одиночка, и что в нем есть возможность чего-то другого, чего он не знал тогда, что мы можем назвать любовью, то есть обнаружением, что есть другой (а “другой” — того же корня, что “друг”), который ему подобен. И мы это видим опять-таки в этом рассказе.

Я не могу удержаться, чтобы не упомянуть нечто не совсем относящееся к тому, что я сейчас говорю. Есть в еврейской письменности рассказ о том, как одному раввину поставили вопрос: почему Бог создал Еву из ребра, вещественного предмета как бы, когда Он мог бы ее создать из ума Адама, из его головы? — И ответ, который дал этот раввин, мне кажется замечательный: потому что ребро — та честь тела, которая ближе всего к сердцу…

И вот когда Адам оказался лицом к лицу с Евой, он на нее посмотрел и в еврейском тексте он сказал: Я — иш, а она — иша, то есть это “я” в женском роде, это я, я себя узнаю… И мы знаем из естественной науки, что в каждом из нас заложено и женское, и мужское, и что каждый из нас в себе содержит эти два элемента с преобладанием того или другого. И когда Адам увидел Еву и Ева увидела Адама, они друг на друга посмотрели, и они могли сказать: ведь это я, это я перед моими глазами, но в такой красоте, такой дивный, которого я могу полюбить всем своим существом, отдать себя полностью, неограниченно. Это момент, когда родился не “пол” в нашем униженном смысле слова, а различение двух, которые увидели себя такими, какими они себя не могли видеть в себе самом, изумился. И поэтому так значительно и на русском и в других языках употребление слова “ты”. Ты это значит “другой я”, alter ego, как говорили на латинским языке, это я /…/

…цельность человека. Пока человек был только единицей, он был возможностью. Здесь он — осуществление, осуществление не двух полов, а полноты одного человека, которая проявляется в той любви, которая соединяет двух и делает двух плотью единой, как говорится о браке. Есть детский рассказ о том, как один человек сидит у себя в комнате и другой стучит в дверь. Один человек это, если можно так сказать — Адам, а другой — Ева. И стучащий ждет ответа. И тот, кто взаперти, спрашивает: Кто ты? — Отвори мне! — А ты мне скажи, кто ты… — Да это я! — Я не знаю тебя… И тогда тот, кто снаружи, отвечает ему: Как ты не знаешь? это ты сам… И вот мне кажется, что в этой встрече Адама и Евы именно это происходит, почему они друг другу говорят “ты” — потом у что они — одно в двух лицах. И так важно для нас, что мы употребляем это слово “Ты” по отношению к Богу. Это не фамильярность, этим мы утверждаем, что Он и мы так соединены друг с другом, так едины, непостижимым образом, Божественной любовью и нашей слабой ответной любовью, что, как Исаак Сирин говорит, Бог ближе к тебе, чем твоя собственная душа и жизнь. Вот почему мы говорим “Ты” Богу: потому что ближе этого не может быть, потому что я сам себе не могу быть так близок, как Бог близок мне и я Ему. И согласно с этим и развилось дивное апостольское и святоотеческое богословие о брачной любви, когда оба делаются едиными так, как Адам и Ева были едины до падения.

Я на этом кончу сегодняшнюю свою беседу, которая продлилась дольше обычного. Я прошу в этом прощения; и в следующий раз мы вернемся к вопросу Адама и Евы, их встречи, падения и того, что было дальше, и о том, что это нам говорит о браке, об исключительном значении брака в мире и о том, как нам открывается Бог.

Опубликовано: Труды. Т.2. — М.: Практика, 2007;

«Спасение мира». – М.: «Медленные книги», 2018