Во имя Отца и Сына и Святого Духа.
Люди не спасаются в одиночку, все мы спасаемся вместе, а погибает человек одиноко. Человек погибает одиноко потому, что грех есть не только презрение к Богу и к Нему безразличие, но и презрение к человеку и к нему нелюбовь и ненависть; ибо ненависть начинается не только там, где в нашем сердце есть жестокость; ненависть начинается там, где наш ближний нам в тягость, там, где мы хотим не взглянуть на него, не видеть его, где мы хотели бы пройти мимо и забыть о нем. Здесь начинается ненависть, и в этом наше падение; тогда человек замыкается в свое одиночество, и тогда находит или гордыня или отчаяние. Спасается человек только тем, что он понимает, что если Бог ему отец, то всякий человек, возлюбленный Богом, всякий человек, ради которого Бог отдал Сына Своего на пропятие, — ему брат, и что на этом пути от земли на небо, по которому мы все устремлены, мы можем шествовать только вместе, хотя отпадать мы можем только в одиночестве.
И вот теперь, когда мы вступаем в эти строгие, дивные, радостные дни Великого Поста, когда мы пускаемся поистине от земли на небо, от царства муки в царство жизни, от области одиночества, отчужденности, холода в то общее царство, о котором говорит Иоанн Златоуст в Пасхальную ночь, когда мы теперь пускаемся в этот путь — раньше, чем в него вступить, мы должны произнести суд над своей совестью. Идти в этот путь не прощенным нельзя, идти в этот путь не простив невозможно, и вот почему наше спасение поистине в наших собственных руках. Какой мерой мы отмерим, такой мерой будет отмерено нам; если простим, как Отец Небесный прощает, то и мы будем прощены. Если мы простим то малое, в чем люди перед нами виноваты, Отец наш Небесный простит нам то великое, в чем мы перед Ним виноваты; наше отречение от Него, нашу холодность к Нему, наше безразличие и наше, в конечном итоге, участие в отвержении Его и Его крестной смерти.
Но прощать надо истинно: мы часто прощаем устами, мы часто прощаем на словах и на время, на время пока длится в нас благодатное смущение, а потом возвращаемся к старой ненависти, к старому безразличию, к старой холодности, к старому отвержению других, которое в конечном итоге сводится к тому, что мы остаемся одни перед Божиим страшным судом. Простить — это не значит простить на мгновение; простить — это значит простить навсегда, это значит, что когда мы человека прощаем, мы берем на себя изгладить всё прошлое, греховное, злое, что нас противопоставляло ему, и с этого мгновения вступить в отношения новые, которые могли бы быть, если бы мы только впервые сейчас встретили этого человека, если бы перед нами были все возможности дружбы и правды, словно прошлого не было, словно мрака не проходило между нами, словно всё теперь новое и начинающееся. Если мы не можем так простить, мы должны быть правдивы и сказать: «Не могу, имею волю простить, но не имею сил» — и просить того человека, которого мы так не можем принять, помочь нам своим терпением, своим милосердием. И вот, сейчас мы выходим на путь, который нас должен постепенно приготовить, сделать нас чуткими, способными предстать Страсти Христовой не в суд и не во осуждение: вместе с Ним, а не в толпе предателей, мучителей, которые Его отдали на смерть, или которые совершили страшный приговор. И пускаясь в этот путь, станем перед Божиим судом, который не знает неправды, который взвешивает строго и истинно, и попросим Его простить; встанем и перед Матерью Божией, попросим и у Неё прощения. В чем? В том, что из-за нас слово Христово хулится, в том, что из-за нас Царство Божие не строится, а разрушается, в том, что Крест Господень стоит во всей своей страшности. Мы можем, каждый из нас, подойти к Богородице и сказать: Мати, я ответственен за убийство Сына Твоего, заступись. Если Ты простишь, то никто не осудит… Так мы стоим перед Матерью Божией, так мы непрестанно просим у Неё прощения и милости, так мы уверены в Ее непостижимом великодушии, в Ее всепобеждающей любви, в том, что со Христом Она умерла за нас у Креста, как Он умирал на Кресте. И затем попросим друг у друга милости — милости и прощения, и пусть каждый даст, что может; но если дать не может, пусть кается и плачет над собой, ибо какой мерой мы даем, такой и дастся нам. Дай нам Господь в течение этих седмиц Великого Поста вновь и вновь возвращаться к этому неумолимому Господню условию о прощении и примирении, с тем, чтобы когда будем стоять и мы перед лицом страстных дней, мы были бы, как мытари у притолоки церковной, бьющие себя в грудь, как блудницы, находящие целомудрие в свете Христовой благодатной, всеспасающей чистоты, как все грешники кающиеся, как разбойник, который на кресте, хоть напоследок, понял, что он заслужил всю муку своей жизни и свою страшную смерть, видя, что невинный, непорочный Агнец Божий несет последствия человеческого греха. Возьмем на себя все последствия нашей греховности с благодарностью, как путь к спасению, пройдем через Страсти Христовы с сердцем сокрушенным, и тогда нам будет дано войти и в радость Воскресения; потому что путь, который мы держим, это путь на небо, это путь в Отчий дом, это путь к жизни, и устремляясь по нему с сердцем сокрушенным, как блудный сын, будем как блудный сын ведомы надеждой и знанием того, что ждет нас Отец, любящий, Который Сына Своего отдал на пропятие, чтобы мы спаслись. Вступим же со скорбью и радостью, всеми силами души и тела на это поприще постное, и да направит каждого из нас Господь. Аминь.