Слово на вечерне в неделю молитв о христианском единстве

Я не решаюсь начать, как обычно, со слов Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа — потому что скажу о том, что тяготит мою душу и что я хочу разделить с вами в надежде, что Бог, Который разделяет с нами всю скорбь этого мира, всю его трагедию, разделит и это.

Наш христианский мир разделен, и мы не всегда осознаем, насколько это трагично, потому что живем на нескольких уровнях. Редко бывает, что сложные, порой не до конца ясные моменты вероучения, разделяющие нас, играют действительно важную роль. Часто ли первенство Папы определяет поступки верующего католика в течение дня? Часто ли учение Православной Церкви о Святой Троице влияет на взаимоотношения людей? Часто ли тот или другой отрывок из Писания, цитируемый Кальвином и другими богословами Реформации, определяет наши поступки?

Мы живем, действуем и относимся друг к другу на совершенно другом уровне. Это либо взаимопонимание, принятие и, в лучшем случае, взаимная любовь; либо, наоборот, отчуждение, непонимание, временами ненависть.

Мы не выражаем сейчас неприятие так, как столетие назад. Но я помню, что в начальной школе в Вене я сначала был послан директрисой, которая ничего не знала о православии, к раввину, поскольку «православие» звучало для нее как слово из Ветхого Завета. Он посмотрел на меня и спросил, почему у меня не покрыта голова. Когда я ответил: «Моя мама учила меня никогда не носить головной убор в комнате, потому что там может быть распятие или икона», — он воззрился на меня и произнес: «Христианин — в моем классе? Вон отсюда!» В коридоре меня подозвала директриса и, поняв, что я христианин, отправила меня к католическому священнику. Он спросил, кто я, и, услышав, что я православный, сказал: «Еретик — в моем классе? Вон!» На этом закончилось все мое религиозное образование.

Сейчас такого не встретишь, но отчужденность в значительной степени сохраняется. Она остается, когда мы встречаемся на уровне умственной деятельности, когда мы сопоставляем формулировки и богословские утверждения. Я вспоминаю рассказ о необычной дискуссии греческого епископа с римским богословом в XVI веке. Римский богослов требовал ответа на свои вопросы в категориях философии и теологии Фомы Аквинского. А греческий епископ не мог ответить ему, поскольку этот язык был ему чужд, и оказался как бы побежденным. И все-таки он был прав, поскольку то было не соревнование двух философских систем, но провозглашение живой веры.

Наше положение сегодня такое же. Разделения между христианами существовали с самого начала. Помните, как спорили ученики Христа о том, кто среди них первый. И Христос ответил: дитя, ребенок[1]. А что Он увидел в этом ребенке? Чистоту сердца, чистоту помыслов, способность быть совершенно открытым любви и нежности и принятие другого. Когда Святой Дух сошел на учеников, они научились именно этому и отправились проповедовать Евангелие, никого не обличая, ни на что, не нападая, просто провозглашая: Бог так возлюбил мир, что отдал Сына Своего Единственного на смерть ради спасения мира[2].

Вот истина, на которой можно построить наше единство. Мы должны уподобиться детям чистотой сердца, должны открыться Богу, открыться нашему ближнему в простоте и любви. Мы не можем, мы не вправе отказаться или отвернуться от учения наших общин. Но мы должны спросить себя, сколько в этом учении от Бога, от Святого Духа и не является ли многое просто попыткой выразить языком этого мира, современной философии нечто, что превосходит то и другое?

Мы также должны научиться смотреть друг на друга новыми глазами. На протяжении веков мы соперничали. Мы спорили. Мы пытались обратить друг друга, доказать, что другой неправ, что правы мы.

Профессор Л.А. Зандер, один из выдающихся православных богословов экуменического направления XX века в книге под названием «Vision and Action»[3] описывает, как ему видится сближение верующих. Он говорит, что вначале двое согласны. Они начинают продумывать, пытаются осмыслить, сформулировать свою веру. Они обмениваются формулировками и не могут их принять, потому что каждый проделал ту же работу и пришел к другому способу выражения одной истины. И в этот момент они расходятся. Они отворачиваются друг от друга, и, как образно описывает профессор Зандер, спинами еще касаются, но уже бесконечно далеки друг от друга, потому что смотрят в другую бесконечность. И затем они расходятся. И все более укореняются в том, что становится для них единственным приемлемым выражением истины. Оно становится не просто выражением истины в меру их ума — оно становится самой Истиной. И другой становится чуждым, еретиком, врагом Бога или попросту посторонним, отпавшим.

Затем однажды, когда горечь ослабевает и разделенность становится болезненной, поскольку в их сердцах по-прежнему живет взаимная любовь, они задаются вопросом: что произошло с другим с тех пор, как мы расстались? Они оборачиваются и всматриваются, пока не увидят облик вдали. Он подобен дереву, статуе, неживому предмету. Но они знают, что это их друг, и начинают двигаться навстречу; и чем ближе они сходятся, тем яснее узнают друг друга и, наконец, встречаются лицом к лицу. Они начинают спрашивать друг друга: «Что ты узнал о Боге за века разделения? О себе? Обо мне?..» — и начинают делиться тем, что их разъединило, и тем, что по-прежнему объединяет их в поклонении единому Богу.

Именно это происходит сейчас с нами. Было время в ранние века, когда мы все были едины. Вмешалась земная мудрость и разделила нас. Мы захотели выразить свою веру языком философии того времени и в результате стали расходиться все дальше. Позднее мы начали сходиться, до некоторой степени.

Я помню конференцию Всемирного Совета Церквей, состоявшуюся сорок лет назад; на ней впервые присутствовала Русская Православная Церковь. Мы попросили владыку Иоанна (Вендланда) сказать от нашего лица несколько слов приветствия, и суть того, что он сказал, я не забыл. Он поблагодарил Всемирный Совет Церквей за то, что нас приняли, несмотря на то, что мы так отличны от них. Он добавил: «Мы не приносим вам новое Евангелие. Мы приносим вам простоту, которую великие умы забыли: простую истину Христову. Мы не сумели жить достойно ее. Возьмите у нас то, что мы приносим, и принесите плоды, которых мы не сумели принести».

Не эти ли слова каждое вероисповедание может сказать другому? С тем только условием, что мы обратимся к Самому Богу и скажем: «Я должен покаяться во многом, многому я должен научиться от моего ближнего, и только вместе, как единое тело, мы станем Твоей Церковью — Твоей Церковью во всей полноте, не в разделении, а во Святом Духе, станем местом, где Бог Единый в Троице пребывает в единстве с человечеством, которое согласилось отвергнуть всякую земную мудрость ради мудрости Божией».

Это, думаю, сейчас самое главное. Я говорю это от всего сердца, хотя не смею сказать это во имя Бога; это итог долгой жизни — со многими ошибками и с радостью, невероятной радостью быть любимым Богом вместе со всем, со всеми людьми и всем Творением. Аминь.

Пер. с англ. Е Майданович

Опубликовано: Труды. Книга 3. — М.: «Практика», 2019.

[1]  Мф 5:1—4.

[2]  Ин 3:16.

[3] L. Zander. Vision and Action. London, 1952.