Об Эшлимане, Якунине, епископе Гермогене
В день своего приезда я сказал в патриархии, что кроме того, что я хочу читать лекции в Ленинграде, повидать своих родных, сделать то и другое, я хочу повидать целый ряд людей, причем, людей, которых я не был уверен, что можно будет легко повидать или нет. Вы, наверное, те из вас, которые читают газеты, читали об открытых письмах, которые были написаны в Советском Союзе двумя священниками, о. Николаем Эшлиманом и о. Глебом Якуниным, читали статьи, которые из Советского Союза проникли на Запад за подписью Левитина-Краснова, и читали, наверное, всякие комментарии на этот счет о том, что сейчас происходит в России. И между прочим, в этих письмах и в этих статьях, и в том, что говорится, часто ссылаются на бывшего Калужского епископа Гермогена. И вот я хотел повидать этих людей. И в день своего приезда я сказал, что я хочу повидать отцов Николая и Глеба, несколько человек … кто мне попадется …. и мне было тогда сказано: никакого препятствия не может быть, можете видеть, кого хотите, только Вы здесь не официально, и поэтому мы Вам встречу устраивать не будем, а Вы устраивайте ее, где хотите и как сами хотите, что мне было, конечно, гораздо проще и уютнее, чем приглашать Эшлимана и Якунина, скажем, в патриархию, потому что там уже встреча чисто официальная и на официальных началах. И я обратился тогда к о. Всеволоду Шпиллеру, которого я знаю довольно хорошо, и его попросил устроить эту встречу у себя.
Владыка Гермоген живет в Жировицком монастыре сейчас под Минском, и я просил, чтобы его предупредили о моем желании встретиться, и что если он не может, я поеду в Минск. Я крепко надеялся, что он сможет приехать, потому что зимой ехать в Минск, когда у вас очень мало времени, страшно невыгодно просто. Это заняло бы четыре дня туда, обратно и какое-то время пребывания, и это было бы сложно. Ну, все это было отложено на последние пять дней моего пребывания в Москве, и я видел и о. Николая, и о. Глеба, и епископа Гермогена, и целый ряд молодых священников, которые сейчас служат в Москве и являются такими деятельными и живыми членами молодой Церкви в России. Вы знаете, что у нас есть сейчас очень молодой и все увеличивающийся по количеству епископат, но священников молодых я знал относительно мало. И вот была устроена встреча сначала с отцами Эшлиманом и Якуниным, Николаем и Глебом, но не с ними одними, там присутствовал о. Всеволод Шпиллер, присутствовал другой один священник, Александр, и еще два священника местных, другой Александр и Владимир. Очень трудно подробно рассказывать о разговоре, который четыре часа длился и который был, ну, не систематический разговор, а именно свободный разговор, где я старался понять, они старались понять и т.д. Я это все собирательно расскажу через минуту.
Через два дня я видел тоже владыку Гермогена, который приехал из Минска, и с которым я тоже виделся часа три. Общее впечатление, целостное впечатление от этих встреч, от встреч с духовенством Москвы, Ленинграда, Одессы, Симферополя, Ялты, от случайных встреч, от встречи, которая у меня была с о. Андреем Сергиенко, которого я знал довольно близко в Париже во время ьно, т.е. до войны, и с довольно большим количеством такой молодежи церковной, т.е. людей от 18 до 35 лет, впечатление у меня вот какое: что сейчас в России чрезвычайно сложное и неустойчивое положение во всех отношениях. Т.е. очень многое сейчас происходит, очень многое происходит видимо, ясно, на поверхности, очень многое происходит сейчас на каких-то глубинах и еще на поверхность не вышло, и поэтому во всех планах сейчас есть разные течения, разные направления людей. Есть сейчас одна группа, которую представляет собой, скажем, о. Николай, главным образом, и меньше – о. Глеб Якунин, которая считает, что надо сейчас Церкви, почти что, революционным порядком бороться за полную свободу, за полную независимость, на которую Церковь может надеяться, и что, если в результате все отношения с государством будут порваны — ну, тем хуже, если в результате начнется снова физическое гонение, тем хуже, но что надо сейчас идти напролом. В этом отношении они очень смело и определенно себя держат. Вокруг них есть какая-то группа молодого духовенства и молодежи, и у них чувство, что они являются просто пророками в Церкви. Когда я поставил вопрос о том, что вы же понимаете, что ваше положение очень спорное в Церкви сейчас, что есть многие и среди духовенства и среди мирян, которые не согласны с таким путем, не потому, что они боятся больше вас, а потому что они думают иначе, о. Николай мне ответил: «Нам все равно. Если даже нас бы лишили священства, нам это безразлично, потому что служение пророка выше служения священника».
Дальше, когда был разговор об идейных противниках не государства, а в Церкви людей с ними не согласных, то о. Николай очень резко выражался. Я ему говорю: «Слушаете, вы забываете, что Евангелие нас учит любить врагов, а не ненавидеть». Он говорит: «Да, любить врагов своих, но врагов Божиих мы свободны ненавидеть». И это мне кажется чрезвычайно рискованным таким духовным положением, потому что враги Божии, кто они? На них не написано, у них рога не растут, копыт нет, хвостов нет, они не ржут и не прыгают, они просто такие же люди. И я тогда поставил о. Николаю на вид, что он должен понимать, что я по отношению к ним, может быть, тоже могу попасть в разряд врагов, потому что я не одобряю их письма и я согласен со справедливостью их запрещения. Я не согласен с тем, что это запрещение должно длиться без конца, и оно и не будет длиться, но я не могу согласиться с их путем. И поэтому, если они считают возможным со мной разговаривать и считают, что у нас все интересы общие, т.е. любовь к Церкви, желание, чтобы Церковь достигла всей возможной свободы и т.д., то, может быть, следовало бы вдумчивее относиться и к тем людям, которые вокруг них живут, которые больше меня знают обстановку Советской России и которые с ними не согласны.
Есть другая группа людей — Владыка Гермоген и те люди, которые вокруг него, которые отрицательно относятся к письму, с которым обратились отцы Николай и Глеб к Патриарху и к епископату Русской Церкви, считают, что это — неправильный метод, что ничего нельзя таким путем достигнуть, и что тон этого письма недопустим, и которые предлагают совершенно другое: пользоваться тем, что сейчас в советской печати, не в газетах, которые отражают собой, ну, политику, а в специальных изданиях, в частности, для юристов, как «Социалистическая законность» и т.д. Все сильнее и сильнее пробивается требование, чтоб прекратилось теперь, когда подходит пятидесятилетие русской революции, чтобы прекратилось то, что называлось «революционная законность», и была она заменена настоящей гражданской законностью, и что единственный путь, который Церковь может занять, – это требование постоянное, упорное, но не бунтарское, а серьезное, гражданское того, чтобы существующие о Церкви законы применялись пусть бы строго, пусть без поблажек, но применялись бы во всем объеме, как можно более точно и как можно более справедливо.
Владыка Гермоген сам юрист, у него вообще юридическая складка во всем, и как он мне говорил, он получает 69 разных изданий советских, вычитывает там все, что относится к Церкви, и пишет, каждый раз, когда что-нибудь находит, письмо в редакцию, и периодически составляет мемуары, которые посылает в министерство внутренних дел, как голос одного из епископов Русской Церкви, где он постоянно ставит параллели: вот что закон предписывает, а вот что происходит на местах в таких-то, таких-то, таких-то случаях. И он считает, что это единственный путь, которым можно идти. Того же мнения придерживается, скажем, сейчас Патриарх, митрополит Никодим и целый ряд священников, которые в свое время доказали, что они способны бороться за свободу Церкви, и что линия, которую они занимают, не является просто компромиссной, как часто …, как о. Андрей Сергиенко, у которого была масса затруднений в течение всех этих лет.
На одном и владыка Гермоген, и о. Всеволод Шпиллер, и Николай Эшлиман, и Глеб Якунин согласны, это на том, что они никаким образом не хотят, чтобы их смешивали и спутывали со статьями Краснова-Левитина. Они все мне говорили: передайте, пожалуйста, на Западе, что мы совершенно от него отрекаемся. Он — бывший живоцерковник, который был воссоединен с Православной Церковью, который потом вернулся в живоцерковство и, по мнению нескольких из этих людей, который сейчас старается подорвать Православную Церковь как бы в отместку за то, что живоцерковничество было уничтожено в России патриархом Тихоном и трудами патриарха Сергия.
Я думаю, что на этом я остановлюсь, и сейчас у нас есть некоторое время на вопросы, потому что я думаю, что в области церковной жизни теперешней, вероятно, я смогу больше вам сказать, отвечая на вопросы, которые будут больше соответствовать тому, что вы хотите спросить, чем если сам я буду выбирать, что я хочу сказать. Поэтому сейчас давайте перейдем к вопросам.