Я хотел бы объяснить, почему мы учредили Епархиальное Собрание, какие цели мы перед ним поставили, и чего, как мне кажется, мы не вполне достигли, и также обратить свой взор на внешний мир, в котором мы живем.
Что касается учреждения нашего Собрания, то очень немногие из здесь присутствующих были его членами с самого начала. Оно было создано, когда мы опасались, и не без причины, вмешательства советских политических властей, потому что мы принадлежали Русской Церкви, а Русская Церковь была под их значительным контролем. Епархиальное Собрание было учреждено с целью объединить группу людей, сознающих свое призвание как Церкви быть свободной, провозглашать Евангелие и создать общину людей, которые ни в какой мере не были бы порабощены никакой формой политической власти.
Это был первый шаг. Обстоятельства с тех пор изменились, потому что изменилось положение в России, хотя и не так радикально, как можно предположить, когда речь идет о свободе и независимости нашей Церкви и нашей Епархии. На сегодняшний день мы стоим перед проблемой риска, порождаемой дружбой между Церковью и государством, которая может, как в прошлом, привести к тому, что Церковь в той или иной форме станет орудием государства: дружба ведет к сотрудничеству, и, следовательно, к зависимости.
Мы должны задуматься над этим и делать всё возможное, чтобы оставаться морально и административно свободными. На данный момент административных проблем нет. Мы свободны строить свою Епархию как считаем нужным. Но морально мы должны отдавать себе отчет, что у Церкви в России есть проблемы, она стоит перед лицом искушений и риска. Наше дело оставаться независимыми: не путем утверждения себя против Матери-Церкви, но будучи организмом настолько морально и административно свободным, чтобы мы могли быть образцом церковной жизни. За эти слова меня могут обвинить в самонадеянности. Как мы можем быть образцом? И тем не менее, мы в очень привилегированном положении.
Мы представляем собой группу людей, которые выбрали быть православными, которые избрали быть верными Евангелию как его провозглашает Православная Церковь с изначала, и мы представляем собой группу людей, которая никогда не была ни в какой зависимости от гражданских властей. И это очень важно и ценно. Это положение мы должны хранить со всей энергией и убеждением. Это не означает, что мы должны бунтовать, быть недружелюбными или нелояльными. Это значит, что мы должны быть тем, чем Церковь призвана быть: организмом людей, чей единственный Господь и единственный закон есть Евангелие, организмом людей, которые сделали выбор быть вестниками Евангелия и вестниками Христа в мире, в котором мы живем. Мы не можем быть ничем иным, как свободными, и провозглашать истину, живя жизнью, достойной этой истины. Это насущно, потому что проповедь Евангелия начинается с того, чтобы жить Евангелием так, чтобы люди смотрели на Православие или даже на такую малую группу, как мы, и говорили: «О, так вот, что такое Евангелие!» И, как сказал один древний писатель: «Люди, глядя на нас говорят: «Как они друг друга любят!»
Мы призваны не только любить друг друга, но любить всё Божие творение и служить ему любой ценой. В наши дни — это не цена крови, не цена жизни, в том смысле, что нас не могут предать на смерть и на страдания; но цена заключается в том, как мы живем, — люди смотрят на нас и видят Православие как нечто уникальное, потому что оно неповторимым образом являет сущность Евангелия.
И надо делать гораздо больше, чем мы до сих пор делали. Епархиальное Собрание было в большой мере административным органом. В большой мере Собрание было местом, где мы обменивались мнениями и убеждениями. Но администрирование не должно убивать сущности жизни, интенсивности жизни.
Все эти годи Собрание думало и действовало вдумчиво, умно, творчески. Однако одного Собрание не выполнило. Собрание состоит из людей, которые представляют свои приходы; но возвращаются ли члены Собрания в свои приходы с тем, чтобы сделать их участниками того идеала, который собрал нас здесь вместе?
Недостаточно, чтобы мы, как тесно замкнутый организм, понимали вещи и существовали. Надо, чтобы приходы бывали оповещены, для чего существует Собрание. После каждой встречи Собрания приходы не только должны стать участниками того видения, которым руководилось наше обсуждение, но и духом встречи: что мы собираемся сделать; что мы призываем сделать наши приходы. Наша Епархия в целом должна больше, чем теперь, стать живым организмом людей, который живет страстно, спокойно, с решительной устремленностью, убеждениями Евангелия и взаимоотношением с Господом Иисусом Христом.
Мы должны передать нашим приходам и каждому вокруг себя идеал Епархии, идеал поместной Церкви, потому что Епархия есть Церковь в данном месте, в данных обстоятельствах. Мне приходится поставить перед собой вопрос, делали ли мы это; оглядываясь назад — поделились ли мы чем-то со своим приходом; стало ли нам настолько ясным то, что мы получили здесь, что мы обнаружили, что нам есть чем поделиться; чем-то, что не является единственно результатом деловой дискуссии. Это очень важный момент.
Приходы и Епархия очень изменились с тех пор, как была учреждена Епархия и Епархиальное Собрание. Был приток русских, был ряд англичан, обратившихся в Православие, у нас в Епархии сейчас есть люди, не принадлежащие английскому или британскому миру, или русскому миру — греки, болгары, сербы и другие. И мы находимся в процессе становления поместной Церковью; поместной Церковью, которая охватывает и объединяет людей всех национальностей, происхождения, культур, таким же образом, каким это происходило в ранней Церкви,
Ранняя Церковь была организмом людей, настолько чуждых друг другу, что они не могли даже общаться друг с другом кроме как через Церковь. Тут был и господин, и раб; был римский гражданин и члены порабощенных стран; были люди, говорившие на целом ряде языков, укорененных во множестве культур. Один стоял высоко, другой — очень низко. Но они все могли быть заодно, потому что у них было одно общее: Господь Иисус Христос был их Господом, их Вождем, их Владыкой, Он был для них Истиной, Он был Путем, Он был Дверью, отворяющейся в вечность.
Поскольку мы больше не живем в христианском мире, Церковь все больше становится такой, какой она была в ранние века. Еще могут оставаться осколки в Традиции, в христианской культуре, но мир как таковой больше не христианский мир. Он развалился нравственно, философски, богословски и во всех возможных отношениях. Но мы должны провозглашать то единственное, что мы можем дать, и сделать народ единым телом — Телом Христовым, не организмом людей, которые просто согласны друг с другом в том, что есть лучшее для них, но Телом, которое есть Христово воплощенное Присутствие. Отец Сергий Булгаков сказал, что каждый из нас есть воплощенность, воплощенное присутствие Господа Иисуса Христа, и все мы вместе — Тело Христово, организм людей, который есть Христово собственное присутствие, потому что все мы крещены во Христа, мы все стали членами Его Тела, и встречающие нас должны были бы узнавать это в нас.
Сегодня мы живем в мире, в котором экуменическая работа, экуменические взаимоотношения очень отличаются от того, чем они были, когда я только приехал сюда. Тогда были четко обозначенные деноминации. Были попытки встретиться н попытки понять друг друга. Теперь этого больше нет, и в результате возникла большая неразбериха. Если только мы не углублены коренным образом в молитвенную жизнь и в жизнь Церкви не как в администрацию или деноминацию, но как в Тело Христово, последует чувство отчуждения. Мы должны осуществить иное видение и искать нового подхода.
Прежде всего, христиане больше не одно целое. Они разделены на деноминации. Вот уже продолжительное время мы стараемся встретиться и найти общий язык. К сожалению, мы, как будто, нашли общий язык, который позволяет нам, оставаясь разделенными, всё же становиться друзьями, и братьями, и сестрами. Этого недостаточно. Преодолевать разделение с помощью компромисса — не решение вопроса. И оставаться разделенными, претендуя, будто мы едины — также не решение, это предательство Христа и Его Евангелия. То, что мы должны сделать, это принести Западному Православию, с заглавным «П», не деноминацию, а новое присутствие Христа.
Когда Русская Православная Церковь стала членом Всемирного Совета Церквей, нас представлял епископ Иоанн Вендланд. Я никогда не забуду того, что он сказал. Он обратился ко Всемирному Совету Церквей с такими словами: «Мы хотим благодарить вас за то, что вы приняли нас, православных, в свою среду. Вы можете спросить, что мы вам приносим. Мы вам не приносим новой деноминации, мы приносим веру ранней Церкви, Мы не оказались способными быть на высоте ея. Мы передаем ее вам и надеемся, что вы сумеете принести плоды, которых мы не сумели принести…» Это было введением Русской Православной Церкви во Всемирный Совет Церквей.
В этом высшая правда: мы не приносим новой деноминации, а если мы считаем себя новой деноминацией, то мы предаем Православие и чужды собственному призванию. Что мы должны приносить — это Христа и дух Церкви, как это было в ранние века прежде признания её государством, что наложило на нее столько цепей. Если вы взглянете на историю Церкви, вы легко убедитесь, что Вселенские Соборы созывались в моменты кризисов по приказу государства, потому что государство, византийские императоры хотели, чтобы Церковь была центром единства для империи, а не (жизненный) опыт как таковой. Отец Георгий Флоровский сказал однажды, что да, Вселенские Соборы созывались законно, они законно провозглашали истину Православия, но они никогда не дали ответа еретикам и тем, кто откололся от Православия. Мы осуждаем их, мы видим в них чуждые элементы, но мы не нашли языка, не нашли аргументов для дискуссии с ними, кроме интеллектуальных, философских аргументов, но не таких, которые касались бы существа христианской жизни. И мы находимся в том же положении.
Мы спорим с деноминациями (хотя теперь и спорим-то очень мало, поскольку не переживаем разницу между деноминациями так, как переживали ее 50, 60, 70 лет назад), но до сих пор не отвечаем на вопросы, которые должны относиться к преображению мира.
Мы живем в мире, который в большой мере стал языческим миром. У нас нет нравственного кодекса, у нас только видение человечества и человека — что совершенно различно. Когда люди говорят, что Церковь или церкви чужды современности, потому что они веруют в устаревшие понятия — такие, как брак — это к делу не относится. Дело в том, что Церковь и не спорит с тем, что принял нецерковный мир, — Церковь являет видение, которое и выше, и больше.
Человек, который сыграл для меня большую роль в раскрытии веры, который был иподиаконом Патриарха Тихона и с его благословения стал протестантом и евангелическим проповедником, писал, что если вы ведете с кем-то дискуссию, то человек будет сопротивляться и отвергать ваши аргументы. Вы должны говорить выше его аргументов, так, чтобы ваш собеседник вслушался в то, что вы говорите и сказал бы: «Как это величественно!» и таким образом открылся тому, что вы хотите передать ему. Это мы должны научиться делать в том мире, в котором мы живем в настоящее время. Экуменизм больше не является путем компромисса, путем объединения различных церквей и сближения между собой людей верующих, потому что чем больше компромисс, тем легче быть вместе. Экуменизм как мы должны понимать его — это склад ума, признающий Христа Господом и Царем экумены, вселенной; и наша роль — сообщить этой мировой ситуации истину, которая охватит ее, вберет ее в себя и приведет к величию, к расцвету, к красоте, которых она доселе не знала.
Итак, когда мы думаем о нашем Собрании и о нашей Епархии, то Собрание — это место, где мы должны продумывать все это, и продумывать не только умом, но и всем существом, со всей страстью, какая у нас имеется, даже если сами недостойны, не в меру этого. Я совершенно недостоин того, что я проповедую, дело не в этом. Я буду отвечать за это. За свои слова я буду судим и, вероятно, осужден. Но слова остаются правдой. И мы должны быть готовы провозглашать правду не как интеллектуальную истину, не как философию, но как жизнь. Используйте слова, используйте всю вашу жизнь — включая и Литургию — не как благочестивые действия для замкнутой общины, но как путь к ведению Христа и ведению вечной жизни для людей, вне стоящих.
Вот каким должен быть наш новый экуменизм: не экуменизм богословской дискуссии и аргументации, компромисса и нахождения общих путей, но экуменизм людей, которые, как бы недостойны они ни были того, что проповедуют, могут, однако, в изумлении сказать: «Вот, что Христос открыл мне. Я хочу поделиться этим с вами; я никогда не был способен жить соответственно, — вы можете. Возьмите это и станьте поистине Телом Христовым».
Пер. с англ. Татьяны Майданович
Опубликовано: Соборный Листок. 2001, ноябрь. № 357.