Беседа о Воскресении

Сошествие Христово во ад, Его победа над адом уничтожает тот ветхозаветный ад, который был окончательной разлукой с Богом, край­ней оставленностью; но это еще не совершенная победа Христова над смертью и еще не начало нашей вечной жизни. Возвращение тех, кто умер до Христа, в общение с Богом, еще только вступление.

Литургия Великой субботы, после 15-и чтений из Ветхого Завета, в которых нам пророчески показаны смерть и победа Божия над нею, человеческая трагедия и присутствие Божие в ее сердцевине, приво­дит нас к вести о Воскресении, пока оно еще не совершилось на зем­ле. Какая теперь картина перед нами? И какая была картина перед апостолами? У нас литургически, в церкви, чувство всеобъемлющего мира. Великая суббота замечательна этим чувством тишины, мира, спокойствия, трепетного молчания; недаром Православная Церковь в мо­литвах называет ее благословенной субботой, в которую Христос почил от трудов Своих… В церкви мы уже не находим распятие, а плащаницу, с изображением Христа во гробе; и мы знаем теперь, после всего случившегося, то, чего апостолы еще не знали в ту субботу, которая для них была всё еще днем страха и ужаса. Мы знаем, что тело Хрис­тово, лежащее во гробе, было нетленно, потому что своим воплоще­нием Он исполнил Свое тело Божественным присутствием, так же совер­шенно, как Он им соединил Свою душу с Богом. И смерть Христова была именно отделением этого тела от этой души, а не отсечение Христова тела и души от Божественного присутствия. То, что мы видим во гробе, — это тело, которое было причастно смерти, к нашей смерти, но не к тлению, будучи полно Божества.

В Русской православной Церкви есть обычай читать Деяния Апос­толов перед плащаницей, и в каком-то смысле это представляет собой пророческое прозрение, пророческое предвозвещение. Перед нами смерть Христова, а мы провозглашаем величие дела Божия, совершенное в Церкви последствие Его Воскресения. Христос еще лежит во гробе, а перед глазами у нас картина, полная действия и силы, того, что Воскресение нам дало: Церковь, исполненную Духом Святым, победившую самую смерть. Церковные чтения в субботу утром и послед­нее чтение в пятницу вечером, пророчество Иезекииля о сухих кос­тях, говорили о воскресении Христовом. Чтение Деяний как бы пред­вкушает победу Христову; благая весть еще не объявлена, кроме как в евангельском чтении, но она еще не явлена, не пережита, не пере­дана, а мы уже говорим о будущем. У нас не только мир и тишина, которые нам дает победа воскресения, но мы уже видим все ее плоды до самого конца. Но это то, что мы видим; а надо мысленно вер­нуться за много столетий, чтобы посмотреть и постараться понять, что случилось с апостолами.

После распятия и мрака Страстной пятницы, апостолы разбежа­лись; они спрятались в доме Иоанна Марка и заперлись там из-за страха преследований. Как Сам Христос сказал, пастырь поражен и овцы стада разошлись. Мрачная тень пятницы еще лежала на субботе; Христос для них еще не воскрес; ад был сокрушен, но невидимо для них, вне их сознания. Что же значила эта смерть Христа для апос­толов? Если, читая Евангелие, мы стараемся понять из него отношение между Христом и Его учениками, мы находим, что между галилейскими днями и днем распятия Христос постепенно из соседа, друга, мудрого учите­ля, и вождя стал для них их Господом, Петр объявил Его Христом, Сыном Бога Живого; Нафанаил при первой встрече с Ним признал в нем своего Бога и Господа. И опять Петр, когда Христос спросил, не хотят ли ученики уйти от Него, ответил за всех: «Куда нам идти? У Тебя слова Вечной Жизни»; слова, которые вызывают мысль о вечно­сти в душах слушателей, слова, которые звучат вечностью. Для нас Иисус Христос стал жизнью, любовью, реальным присутствием Божиим, и распятие могло только значить, что смерть исключила жизнь, что ненависть исключила любовь, что Бог был побежден злом человеческим и злом адским. Это значило, что жизнь окончательно пропала; они могли продолжать существовавшие, но жить больше не могли, потому что сама Жизнь исчезла, и даже существование, хрупкое, мимолетное земное житье было под угрозой преследования и убийства. Смерть Христова стала их смертью, потому что они уже видели зарю вечной жизни, и вдруг вечная жизнь была исключена. Смерть Христова стала их смертью, потому что они были едины с Ним верой, любовью и таин­ственным общением через слово истины.

И вот Христос вошел к ним в комнату. Его первые слова были: «Мир! Мир вам!» И Он стал уверять их в Своем телесном воскресении. Он с ними принимал пищу, и постоянно, после этого первого дня, Он показывал ученикам, что Он не призрак, не марево, а что Он — плоть и кровь, что Он поистине физически воскрес, что Он не просто в их воображении ожил, как надежда из глубины отчаяния, но что сам Человек Иисус жив и среди них.

Для нас Великая суббота не может быть такой непроглядной тьмой, какой она была для учеников, — и справедливо, потому что мы знаем по опыту и через нашу веру, что победа уже одержана, что Христос жив, что Он уже воскрес и что мы — причастники Его воскре­сения. Мы созерцаем распинаемую и жертвенную любовь Божию, но в то же время мы знаем и о победе, которая одержана этой крестной любовью. Покой, который присущ Церкви, и уверенность, с которой мы читаем Деяния Апостолов, являют именно этот опыт и эту уверен­ность. Мы не просто ожидаем момент воскресения Христова, — Он уже воскрес, — но благодаря безвременному сознанию Церкви мы можем предстоять перед Его смертью, не только в воображении, но с опытом, который относится к вечному «теперь», к непосредственности вечного. И так, перед нами, в воображении — переживания апостолов, и наши собственные переживания, которые мы отчасти разделяем с апостолами, но мы знаем, знаем опытом о Воскресении, и перед нами лежит это нетленное тело, как свидетельство о воплощении Сына Божия.

В службе пасхальной заутрени чувствуется радость, которую не­льзя объяснить просто нашим ликованием о том, что Христос был мертв, а теперь воскрес. Здесь нечто большее.

Заутреня начинается чтением Деяний Апостольских перед Плащани­цей, а храм тем временем наполняется народом. Затем следует краткая служба, в каноне которой говорится о Распятии и Воскресении; этот канон постепенно ведет нас от картины жертвенной любви распятого Сына Божия к обещанию и уверенности Воскресения. В одном из нача­льных тропарей говорится, что «царствует ад, но не вечнует», а в конце канона Церковь, тело Христово, то общество, в котором Он жи­вет, говорит словами Христа: «Не рыдай Мене, Мати… восстану бо и прославлюся, и вознесу… величающих Тя». Во время этого пения Плащаница вносится в алтарь и полагается на Престоле, где она будет лежать до Вознесения, когда в последний раз вспоминается физическое присутствие Христа на земле. А потом мы начинаем петь Воскресение, и весть о нем приходит нам сначала с небес, как в ночь Рождества Христова благая весть пришла к пастухам: Воскресение Твое, Христе Спасе, ангелы поют на небесех, и нас на земли сподоби чистым серд­цем Тебя славити. Весть эту приносят нам те, кто видел поражение ада, и те, кто познал, что это — истина (ибо мы члены Церкви, кото­рая уже обладает опытом Воскресения).

Затем следует крестный ход вокруг храма, и мы подходим к западным дверям; полагалось бы всем присутствующим в храме идти крестным ходом, чтобы церковь была пуста; она изображает пустой гроб. Мы направля­емся к этим дверям, как Петр и Иоанн устремились ко гробу, когда услыхали от женщин о Воскресении и нашли его пустым. Мы провозгла­шаем весть о Воскресении, но в Русской Церкви мы не читаем воскрес­ного Евангелия, потому что оно уже было прочитано в субботу утром. Мы верим, но теперь нам надо опытно пережить Воскресение. Евангелие в субботу за литургией рассказывает о том, как женщины пришли ко гробу и наши его пустым; мы знаем о воскресении от них, подходим к гробу, открываем двери церкви — и находим ее пустой, потому что Христос воскрес. И тогда мы возглашаем: «Христос воскресе! Христос анести! Воистину воскресе!» Мы это возглашаем друг другу, самим себе, всему миру — и служба начинается.

У людей бывают смешанные чувства в связи с заутреней; благо­честивые люди, которым хочется только помолиться благоговейно в церкви, часто находят нашу русскую службу непонятной. Не надо быть особенно догадливым, чтобы понять, что даже сами русские не могут уловить всех слова этого быстрого пения; и оно еще постоянно пере­бивается священниками, которые выходят и кадят, и выкрикивают Доб­рую весть о том, что Христос воскрес, а весь народ отвечает, заглу­шая пение. Какой же смысл в такой службе? Разве не лучше было бы собраться благоговейно, послышать о Воскресении и отслужить достой­ную, тихую службу, которая наставила бы нас во всем, что касается его?.. Но я думаю, что такой подход показывает удивительный недоста­ток и реализма и воображения. Хотел бы я видеть, как любой из вас пришел бы две тысячи лет назад к пустому гробу, увидел бы, что Хрис­тос воскрес, и был бы в состоянии поступить иначе, чем кричать и кричать о том, ЧТО он узнал! Я уверен, что самые даже благо­воспитанные и сдержанные люди не смогли бы тут же отслужить аккурат­ную, стройную службу у гроба. Мне кажется, что это так, и что если вы ищете благолепной службы, вы будете разочарованы и не поймете, почему люди себя так дико ведут: почему хор поет так быстро, что я ничего не понимаю, почему они так бесконечно повторяют «Христос воскресе!», почему священники выходят один за другим, перебивая службу, мешая нам слушать и кадят таким диким образом, так, что кажется, будто они танцуют, а не шествуют? Но если вы понимаете, что случилось, вы поймете, почему это так происходит, а если вы не можете откликнуться душой, значит, в вас чего-то недостает, что-то мимо вас проходит, вы чего-то не поняли. Перед лицом Вос­кресения вы не можете просто вежливо сказать Господу, что вы очень довольны случившимся. А между тем, эти люди вошли в пустой гроб и обнаружили, что живой Христос посреди них и всё Собой наполняет. Но это требует еще размышления.

(продолжение отсутствует)

Пер с англ.