Ответ митрополита Антония на вопрос о Предании

Как же можно допустить в себе вопрошание, ставить под вопрос то, что общепринято? Разве нет у нас устава церковного, разве нет у нас пра­вил, разве нет у нас предания?

Устав церковный, правила, конечно, представляют одну сторону цер­ковного предания. Но нам надо задуматься над тем, что представляет собой предание как таковое. Большей частью, когда люди говорят о пре­дании, они говорят о том, чтобы не забывать ничего из того, что древ­ность испытала и выразила, не забыть ничего из того, что установлено, говорят, испокон веков, и этого держаться. И в какой-то мере —  да: предание это то, что нам передается из руки в руку, из поколения в поколение, из столетия в столетие, начиная с Евангелия Христова, ко­торое переходит еще глубже в ветхозаветную древность. Но простое повторение того, что было сказано, продумано, сделано нашими предками, не является всегда верностью преданию. Один богослов определил преда­ние как живую память прошлого, и это очень важно. Живая память прош­лого это не плен по отношению к прошлому. Ведь подумайте о себе: каж­дый из нас имеет какое-то прошлое; оно может быть относительно недав­нее, оно может быть очень как бы маститое, зависит от возраста, зави­сит от того, когда это прошлое, как религиозный ли опыт или как чело­веческий опыт перед нами раскрылся. Но мы же не живем нашим прошлым, как бы повторяя то, что было раньше; это прошлое как бы является поч­вой, на которой растет все новое и новое — всё то, что мы пережили, всё то, что мы узнали, всё то, что мы усвоили с самого раннего детст­ва, от рождения нашего. Всё это является основой нашей теперешней жизни. Вот, когда перед нами какая-нибудь проблема, какой-нибудь во­прос, мы не стараемся вспомнить, как это решалось, когда мы были де­тьми или подростками, или 20 лет тому назад; а мы опираемся на прош­лое, ставя перед собой вопрос, что мне прошлое говорит? Чему оно ме­ня научило? У меня были случая, подобные тому, перед которым я нахожусь: были случаи сколько-то похожие, а, может, такого случая раньше не было? Так мне надо задуматься над тем, что мне говорит мое прош­лое, и не для того, чтобы его как бы повторить, вновь, как бы, перенес­ти прошлое в настоящее, а для того, чтобы научиться из прошлого, для того, чтобы творчески жить настоящим. Это совсем не значит, что мы отказываемся от прошлого. Это значит, что прошлое не то что прошло, но что оно было пережито и что оно является вкладом в наши души, в наш опыт личный, соборный, коллективный. И что из этого соборного вклада мы можем выносить решения, которые в свое время не были выне­сены, потому что вопрос был поставлен в несколько иной форме и в дру­гих обстоятельствах. И вот то, что мы называем преданием церковным,  можно было бы назвать, на обычном языке, все более богатым опытом жизни. В жизни каждого из нас это совершается; мы богатеем опытом, со­вершая ошибки, но и признавая истину, правду, красоту вещей. Коллекти­вно, соборно, Церковь также обогащается. Если мы подумаем даже о пра­вославном Символе Веры, он не родился в той форме, которую мы сейчас исповедуем; он ощупью постепенно создавался из углубленного чтения Евангелия, из опыта святых или из соборного размышления. Были сделаны многочисленные опыты выразить нашу веру в форме символа веры; они сейчас еще доступны, и, в конечном итоге, выкристаллизовался тот символ, Никео-Константинопольский, который мы произносим, поем, читаем на богослужениях и в частной молитве. Поэтому мы должны пом­нить, что опыт Церкви постоянно упирается в прошлое, он тем богатеет и пользуется тем, что в прошлом было познано, встречается лицом к лицу с вопросом современности. Это относится ко всем областям жизни. Если взять такого святого, как Василий Великий, то мы видим как в нем евангельская вера и его громадная философская ученость постепен­но пронизывали друг друга, так что с философами своего времени он го­ворит на их языке об истинах веры, и Церкви раскрывать истины, которые уже были сколько-то учуяны философами в древности. Есть рассказ о том, как он, после того, как он долго отсутствовал из Афин, где он учился у одного из философов, он вернулся. Он был уже неузнаваем, уже не юно­ша, а зрелый муж, но в разговоре он начал что-то объяснять, и его быв­ший учитель остановился и сказал: «Ты не можешь быть никем иным, как Василий». Он узнал в нем с одной стороны глубину древнего философского познания и, с другой стороны, бездонность и возвышенность того, что открылось ему в христианском опыте. И поэтому в древности отцы Церкви, отцы Соборов, которые дали такую яркую, четкую форму нашей церковно­сти, не боялись ни философской мысли, ни истории, ни вопрошания; но все ставили под один вопрос, чего мы большей частью не делаем. Мы ссылаемся на прошлое, мы ссылаемся на уставы, мы ссылаемся на те, или другие правила церковные или писания отцов, и мы забываем, что эти же люди, на которых мы ссылаемся, все ставили под один вопрос: Что бы на это сказал Господь Иисус Христос? Апостол Павел говорит о том же, что мы должны добиваться того, чтобы лично и соборно иметь то, что он называ­ет умом Христовым, то есть научиться мыслить в категории Христовой мысли, давать ответы себе самим и друг другу и внешнему миру так, как ответил бы нам Христос. И это нам возможно по мере нашего возрастания духовного, благодаря водительству Святого Духа, Которого Спаситель сказал, что нам пришлет, Дух Святой, Который научит нас всему и рас­кроет перед нами смысл и глубину Его собственного учения. И поэтому нам надо научиться, и это не так просто, с одной стороны смелости  мысли и, с другой стороны, трепетному благоговению. Нам научиться надо, вглядываться в опыт и мысли всего прошлого нашей Православной Церкви, но не стараться только повторять то, что было сказано или продумано до нас; потому что каждая эпоха стоит перед иными вопроса­ми, иной тематикой. И мир, в котором мы живем, и это постоянное изменение требует от нас из недр единого опыта, опы­та Христова, опыта Святого Духа, действующего в Церкви, давать отве­ты, которые были бы соответственны тому миру, в котором мы живем. Это не дает нам права фантазировать, новую веру выдумывать, пренебре­гать прошлым, но это нас заставляет строить на том основании, на ко­тором Церковь основана, и об этом опять-таки апостолы говорят, что краеугольный камень — Христос. Камни первого основного ряда — Его апостолы, а на этих камнях складываются новые и новые камни, пока все знание не будет доведено до совершенства. Вопросы, которые ста­вит современный мир.