Ответы на вопросы В.И. Матвеевой. Духовничество и духовность

Тема о духовничестве и о духовности абсолютно центральна для всей церковной и личной жизни в Церкви, потому что духовность надо понимать не как религиозные переживания, а как действие Святого Духа в человеке. Один из древних писателей говорил о том, что вера — это сознание того, что Бог живет в нас самих, и это сознание мы называем верой, потому что это уверенность в чем-то невидимом, но непоколебимо ясном для нас. Духовность заключается в том, чтобы человек глубже входил в свое нутро, в свои глубины и прислушивался к тому, что говорит Дух Святой в нем.

Конечно, на этом пути человек может впасть в иллюзии, думать, что его личное желание или переживание является действием Святого Духа. Но при некоторой церковной прошколенности, то есть если человек научен в достаточной мере хотя бы трезвости, когда он уже не воображает, что всё, что в нем происходит, от Бога, а очень осторожно относится к тому, что от Бога, а что не от Бога, сличая свои мысли, переживания, опыт с Евангелием и с учением Отцов, то можно искать духовности, то есть жизни Духа в себе самом.

Но тут громадную роль может и должен был бы играть священник, и даже раньше священника — самая Церковь. Церковь, понимаемая, с одной стороны, как общество людей, которые веруют во Христа, живут по Его заповедям — и это очень важный момент: которые именно претворяют в жизнь то, чему Христос учит, и которые друг друга поддерживают, указывая друг другу ошибки и новые пути, по которым можно идти. В этом контексте Церкви как общества верующих (Самарин называл Церковь организмом любви, божественной любви), священник может играть решающую и очень важную роль. Но всё зависит от того, как он сам понимает свое место по отношению к воздействию Святого Духа, к тому, что происходит в человеке.

Меня часто поражает, с какой уверенностью молодые (и не такие уж молодые) священники думают, что они могут на всякий вопрос ответить категорически, решительно, могут человеку указать его путь, безусловно. И это порой бывает губительно, потому что священник, будь то на исповеди, будь то в частном разговоре, должен знать свои границы. Помнится, как к святому Амвросию Оптинскому дважды приходили люди с вопросами, которые их не только тревожили, но были решающими для жизни. В обоих случаях Амвросий им ничего не ответил в течение дня, второго, трех дней. И наконец, человек, пришедший с надеждой на ответ, к нему обратился: “Что же это такое? Я тебе ставлю вопрос, ты мне не даешь ответа”. И Амвросий с грустью отозвался на это: “Как я могу тебе ответить? Я уже три дня молю Божию Матерь о том, чтобы Она меня просветила, и Она не отвечает; как же я тебе могу ответить?” Если бы каждый из молодых священников или даже старых духовников ставил бы вопрос так: мне поставили вопрос, который для человека может быть вопросом жизни и смерти духовной; что мне делать? Могу я ему ответить или нет?..

У меня сейчас довольно большой опыт жизненный и священнический, почти, что пятьдесят лет я священствую в этом приходе. И основываясь на том, чему меня учили мои духовные наставники, основываясь на том, что я читал у Отцов, я пришел к заключению, что есть три разных положения. Иногда священник слушает исповедь молитвенно, слушает всем сердцем, всем умом, и одновременно эту исповедь молитвенно приносит Богу, потому что ответ должен идти от Него, а не от самого священника, И бывает, что в какой-то момент ему становится совершенно ясно, что надо ответить так, а не иначе. Порой это удивительно, порой даже не знаешь, почему; потому что ответ не укладывается чисто логически в то, что было сказано исповедующимся; но глубже, чем слова, глубже, чем даже звук голоса, манера исповеди, духовник может уловить что-то и ответить именно на этот вопрос. Это бывает редко, но бывает, и к этому духовник должен прислушиваться с полным благоговением. Но раньше, чем ответить, он должен помолчать пред лицом Божиим, зная, что на него сейчас ляжет огромная ответственность.

Другой случай более обычный. Духовник слушает то, что говорит исповедующийся или человек, пришедший к нему за советом, и не может сказать, что то, что он ему ответит, исходит от Самого Бога. И стыдиться ему не приходится, потому что мы находим у святого апостола Павла несколько мест, где он говорит: это я вам говорю именем Христовым, а это я вам говорю от себя. “От себя” это не значит — отсебятина, это значит: из моего опыта, из того, что я познал, из того, что Бог мне открыл в разные другие моменты; но то, что ты сейчас говоришь, не укладывается в простой ответ. Я тебе скажу то, что мне думается, мне, не Святому Духу, не Христу, а то, чему я научился из чтения Евангелия, из углубленного размышления, из чтения Отцов, из молитвы, из опыта жизни. Я с тобой этим поделюсь, а ты это прими и сам продумай, что из этого тебе подходит, что из этого отвечает на твою нужду. Не принимай мои слова как слово Божие, но принимай как слова, сказанные человеком, который с тобой делится своей самой сокровенной жизнью.

А бывают случаи, когда ты ничего не можешь ответить на поставленный вопрос или никак не можешь разрешить создавшуюся проблему. И тогда ты должен иметь честность сказать: “Я ничего тебе на твой вопрос или на твою нужду ответить не могу. Я буду о тебе молиться, ты молись дальше, ты борись со своей проблемой, но ответа у меня для тебя нет, и я не дам тебе никакого ответа, который был бы ложью или выдумкой”. Тут от духовника требуется очень много честности и отказа от иллюзий. Мне приходилось несколько раз встречаться в России с проблемами, которые меня в ужас приводили: духовник давал такие ответы, которые ломали человека и не выводили его на путь жизни. Что же тогда делать?

Я думаю, что в таких случаях человек должен иметь честность сказать духовнику: “Я не могу принять вашего совета, я не могу последовать тому, чему вы меня сейчас учите, потому что всё мое нутро отказывается от этого”. И духовник — и это очень важно — должен иметь и смирение, и честность сказать: “Иди с миром; спроси другого”; или: “Поживи и вернись. Я буду думать и молиться, и ты молись и думай”. Но никак не сметь человеку навязать то, чего ни Дух Святой, ни его собственная мудрость не подсказали. И это относится не только к молодым священникам, которые по учебнику стараются давать ответы. Это относится даже к пожилым священникам, которые, да, имеют долгий опыт исповеди и собственной духовной жизни, но не доросли до такой меры, что могут отрешиться от себя, отсебятины никакой не говорить, не выдумывать от своей ложной мудрости ответы, от которых Бог отказался бы. Я помню такие случаи.

Я помню случай одной молодой женщины, еврейки, безбожницы, которая в жизни никакого смысла не видела. Случайно ей в руки попало Евангелие. И она мне рассказывала, что, почитав немного Евангелие, она почувствовала, что есть жизнь, есть смысл, Христос для нее стал Жизнью. Она обратилась к одним моим друзьям, которые ее очень внимательно, вдумчиво приготовили к крещению, и крестилась. Крестил ее не молодой, а как будто опытный приходской священник. И когда она была уже крещена и миропомазана, он ей сказал: “А теперь что ты Христова, ты должна до конца своей жизни каяться в том, что твои предки убили Христа”. И она мне говорила, что эти слова убили все в ней. Христос, Который был для нее жизнью, стал смертью. Что ей делать? Я поступил так, как, вероятно, по учебникам учат не поступать; я сказал: “Отвергни то, что тебе было сказано!” И сказал другое: теперь, что она Христова, она вместе со Христом несет трагедию своего народа со всей любовью, которую Христос проявил тем, что стал человеком и умер за этот народ и за всё прочее человечество. Это один пример, но можно было бы таких примеров привести множество, и это очень страшно.

Поэтому первое, чему должен научиться священник: что есть разные степени в его духовнической роли. Когда ты совершаешь Божественную литургию, ты облачен, ты покрыт как бы облачением, которое тебя делает иконой; совершает же Божественную литургию Сам Христос. Когда к тебе обращаются за советом, ты можешь говорить изнутри своего опыта, из того знания, которое ты приобрел от чтения, но и только, если вдруг Дух Святой нечто тебе не подскажет. Но ты должен всё время помнить, что первое, чему ты должен научиться, это углубленному молчанию. Молчать умом, сердцем, всем твоим существом с такой глубиной и цельностью, чтобы ты мог расслышать, что говорит исповедующийся тебе или беседующий с тобой. Потому что иногда человек говорит слова, которые соответствуют в его представлении самой истине, реальности, но он сам не может эту реальность видеть в полноте. А когда ты слышишь его слова, ты часто слышишь в его голосе нечто другое. Его голос говорит более правдиво, чем слова могут выразить его состояние. И если ты будешь вслушиваться в его голос, если ты будешь вмалчиваться в его глубину и в свои глубины, ты, может быть, услышишь то, что он не умеет высказать, и то, что отвечает или подсказывает порой шепотом Святой Дух и тебе, и ему. И это, мне кажется, первое, чему духовник должен научиться: молчать, молчать благоговейно, молчать трепетно, молчать, с готовностью признаться в полном незнании или с готовностью сказать слово, которое — слово от Бога. И тогда духовничество является для того, кто к нему пришел, путем к духовной жизни, не формальной жизни по уставам, а той глубинной жизни, которая происходит от того, что в этот момент, в момент исповеди, в момент разговора или в связи с этим, совершилась встреча, — встреча со Христом, встреча с Богом, и вся суть — в этой встрече, всё остальное второстепенно.

Вот то, что я хотел сказать о духовничестве и о духовности: как осторожен, должен быть духовник, чтобы не закрыть путь Духу Святому.