По слову одного из древних писателей, Бог устроил так, что, когда страдание и радость достаточно велики, они сходятся в таинственной гармонии. Мы встречаемся со страданием каждый день, как и с радостью. И возможно, мне бы следовало сразу объединить эти две темы. Однако моя тема сегодня — страдание, а не «страдание и радость» или просто «радость».
Страдание — слишком большая, слишком обширная тема, чтобы ее можно было рассмотреть целиком в одной короткой беседе. Я бы хотел взять три аспекта страдания и поговорить о каждом из них в отдельности, не пытаясь их связать или нарисовать полную картину. Первый аспект страдания, который я хотел бы затронуть, — это физическая боль и встреча лицом к лицу со смертью. Второй аспект — душевные муки и страх, вызванные в основном человеческими отношениями и ситуациями. И третий аспект страдания, которого я хотел бы коснуться, — это страдание от недостаточности, незавершенности, которое мы ощущаем, хоть на мгновение прозрев полноту, красоту, устремляясь к совершенству и все время терпя неудачу.
Боль, болезнь, смерть… Мы живем в культуре, где боль отвергают, болезнь считают несомненным злом, которое нужно преодолеть, а смерть очень редко встречают вдумчиво, спокойно, как событие жизни, исполненное смысла. К ней скорее относятся как к предельному ужасу, который нужно забыть, не обращать на него внимания, пока он не охватит и не одолеет нас. Однако физическая боль может быть чем-то гораздо большим, чем кратковременное неудобство. На любом поприще движение вперед, успех, победа достаются какой-то ценой. В трудах духовных авторов очень часто приводится образ восхождения на гору. Есть усилия, усталость и боль, есть страх, есть опасность смерти, но есть и ликование, и чувство победы; и на высочайшие вершины, физические или духовные, нельзя взойти, иначе как некой ценой. Писатели древней Церкви говорили: пролей кровь и получишь Дух — не меньшей ценой. Боль, физическую боль можно переносить и встречать с гораздо большим мужеством, более осмысленно, чем мы это часто делаем. Когда мы противимся физической боли, когда пытаемся избежать ее, когда пытаемся подавить ее как только она появляется, как призрак из тумана жизни, мы только перемещаем свою проблему с тела на душу, потому что люди, которые не смотрят в лицо физической боли, в результате постоянно сталкиваются со страхом этой боли, а встречать страх лицом к лицу гораздо труднее, чем саму боль. Я не говорю, что совсем не нужно облегчать боль или помогать тем, кто страдает от боли; я хочу сказать — и я говорю не о других, а о каждом из нас применительно к самим себе, — что мы должны научиться переносить боль до самого предела нашей стойкости, переносить ее терпеливо, мужественно и обратить ее в упражнение для собственного роста, чтобы через столкновение с малыми трудностями научиться смотреть в лицо большим. Я думаю, это очень важно и для этого нужно кое-чему научиться.
Для многих и очень часто боль делается невыносимой из-за того, что мы не знаем, когда она закончится; из-за чувства, что, однажды начавшись, мучение продлится вечно. Если мы знаем, что боль продлится несколько минут, или несколько часов, или даже несколько дней, мы можем собраться с духом и посмотреть ей в лицо; но начавшееся может продолжаться вечно, и этого мы и боимся. Кроме того, мы постоянно умудряемся не только испытывать саму боль, но и заново переживать свои прошлые страдания. Помню одного ребенка, которого я видел много лет назад, когда был студентом-медиком. Он умирал и страдал от жестокой боли, и один из врачей спросил, как ему удается сохранять такое спокойствие и мир и встречать боль с таким мужеством, и этот девятилетний мальчик ответил: «За годы болезни я научился не страдать от вчерашней боли и не ожидать завтрашней». Он усвоил, что можно жить настоящей минутой, как бы трудна она ни была, не собирая в нее все страхи будущего и все муки прошлого, и это дало ему, девятилетнему, силу посмотреть в лицо тому, что не смогли бы встретить таким образом многие взрослые, лишенные такого непосредственного отношения к жизни.