О рождении детей.
Во имя Отца и Сына и Святого Духа.
Когда в семье рождается ребенок, то все радуются; это праздник, потому что человек вошел в мир и с этим человеком вошла безграничная надежда: во-первых, с младенцем вошла в мир нетронутость, чистота, свет, вошла беззащитность, вошла возможность для какого-то круга людей познать что-то про любовь и полюбить. А также надежда входит в мир через рождение человека, потому что этому человеку всё принадлежит, всё возможно, лишь бы те, кто вокруг него, возлюбили его так, чтобы из него сделать настоящего человека: человека, способного любить, и любить до предела, любить без предела, любить людей так, чтобы быть способным себя забыть ради них, любить Бога так, чтобы сердце человека стало таким глубоким, таким широким, что вместило бы небо.
И вот, в нашей православной семье приходской родилось сейчас четверо младенцев. Вчера крещены были трое, а сегодня один; трое из них — без матери, и следовательно, Церковь должна быть им матерью; ласковой, понимающей, чуткой, матерью творчески живой; такой матерью, какою бывает настоящая мать. Все они были крещены под сводами этого храма: но не только под сводами, а в присутствии живых людей. Вчера, когда совершалось крещение трех маленьких, несколько наших прихожан было здесь, они молились, пели, участвовали в этом торжестве, были действительно вместе, сообща восприемниками этих детей, встретили их, как живая Церковь, приняли их и сделали их своими, родными; сегодня также крестины совершались среди молящегося народа. Так должно быть всегда; т.е. не в том смысле, что надо крестить детей под сводами храма, — потому что если храм пустой, это не Церковь, а только храм: Церковь — это мы все, со Христом и Божией Матерью и Предтечей Крестителем и со всеми святыми, мы все, и святые и грешные, собравшиеся во имя Христа и Бога, соединенные, исполненные любви Христовой, наученные Духом Святым любить Бога как Отца, а друг друга — как родных братьев. Нет треб церковных, которые были бы частными: разве кто-нибудь в семье может быть в горе, чтобы другие не были в горе? Или кто-либо в радости, чтобы радость эта не охватила всех?
Так должно быть всегда — и с крестинами, и со свадьбами, и с другими таинствами, и со всяким молением церковным. Вся Церковь участвует в них, и сегодня всей Церковью мы радуемся: четверо детей уже не являются, как говорится в молитве, чадами плоти, чадами тела, но чадами небесного Царства Божия. Они Ему стали родные и — даже страшно сказать — они стали родными Ему через нас, потому что мы веруем, потому что несмотря ни на что, мы тоже Христовы. Среди нас теперь загорелись четыре свечки, живые души; чистота, свет, беспомощная надежда, открытость любви вошли в тайну нашего прихода. Будем радоваться — и не только об этих четырех, но и о всех тех младенцах, тех детях, которые вокруг и посреди нас, и будем их хранить: охранять молитвой, охранять любовью, но охранять тоже живой, вдумчивой, человеческой заботливостью, чтобы они вышли достойными называться детьми Христа, детьми Бога.
Радость наша велика о каждом; в каждом из нас жил когда-то такой младенец. Если он еще жив, если душа еще полна чуткости, восприимчивости, если жизнь не потемнила нашего сердца, не помрачила нашего ума, не сломила нашей воли к добру, — будем радоваться. Но если случилось это горе — станем глядеть на окружающих нас детей, дивиться и радоваться на них, учиться у них, потому что если мы не будем подобны детям, для нас нет пути в Царство Божие.
Но, кроме того, вспоминая горе собственной, часто сломленной жизни, позаботимся о том, чтобы ни у кого из детей, которые вокруг нас, не сломалась жизнь, не исковеркалась, не изуродовалась.
И вернемся тоже вглубь себя, потому что тот, который когда-то был младенцем, отроком, юношей, — он жив, только под пеленой. В каждом из нас живет жизнь, живет чистота, живет все, что сродно Небесному Царству, только мы все почти всё время подобны Марфе и Марии, сестрам Лазаря, стоящим у гроба друга Господня и плачущим о том, что умер человек, которого любил Христос. В каждом из нас он есть, Лазарь, и над каждым из нас душа наша плачет и сетует: почему умерло всё светлое, почему гробу и тлению предано всё то, что могло быть небом на земле, другом Христа?
Но для безнадежности нет места, к каждому из нас приходит Христос, каждый из нас слышит десятки раз в своей жизни — и теперь: «Учитель пришел! «, каждый из нас может пойти Ему на встречу и пасть к Его ногам, и каждому из нас Он скажет: » Воскреснет в тебе человек небесный, не земной!». И каждый из нас отвечает с грустью: «Да, я знаю, в последний день, когда будет уже поздно на земле этому радоваться». «Неправда, — говорит Господь, — Я воскресение и жизнь, и если кто верит в Меня, если и мёртв будет, то оживёт». И каждый из нас может услышать Христов глас, говорящий: «Лазарь, выйди вон, выйди из гроба, встань живой, войди обратно в земную жизнь и будь другом Христа на земле, пока не станешь Его другом и возлюбленным на небе!».
Вот, что сейчас перед нами. К Пасхе мы идем, ко дню всеобщего воскресения — будем же так именно думать и о других и о себе, будем идти через воскрешение Лазаря к воскресению всех, к торжеству радости и света вечной жизни, Божественной жизни в нас.
Аминь.
Опубликовано: Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Проповеди. Клин: Христианская жизнь, 1999.