Беседа на Вознесение Господне
Слово, сказанное на Вознесение о православном взгляде на материю и о христианском учении о том, что Христос вознес материю в Божественный мир Царства Небесного. В этом учении — глубокий философский смысл, очень далекий от взгляда, искажающего христианство, будто Вознесенье Христово носило чисто физический, космический характер, словно Христос переселился с нашей планеты в космическое пространство. В такое язычество христиане никогда не верили. Христианская вера, своим глубоким философским подходом к проблеме материи и её соотношению с миром духовным дает возможность самым современным мыслителям исповедовать эту веру в полном соответствии с современными научными данными. Одним из таких мыслителей является автор нижеследующего слова, мысли которого о материи во многом сходятся с мыслями известного французского палеонтолога, геолога и всемирно известного мыслителя, католического священника Тейара де Шардена. В дополнение к мыслям де Шардена проповедник говорит о значении человеческого падения, в результате которого человек не в состоянии «видеть материю Божиими очами», как бы изнутри. Итак:
Слишком часто мы, по привычке, по инерции, по лени ума, не только неверующие, но и верующие, думаем о материи, будто она инертна, мертва; и действительно, с точки зрения нашего субъективного опыта, это большей частью так. Но с точки зрения философии материи, с точки зрения её соотношения к Творцу, Который державным словом призвал её из небытия к бытию, это не так. Всё, Богом сотворенное, имеет жизнь; в каком-то смысле, всё, Богом сотворенное, может участвовать радостно и ликующе в гармонии твари. Иначе, если бы материя была просто инертна и мертва, то всякое Божие воздействие на неё было бы как бы магическим, было бы насилием. Она не была бы послушна Ему. Те чудеса, которые описаны в Ветхом или Новом Завете не были бы чудесами, т.е. делом послушания и восстановления нарушенной гармонии. Они были бы властными действиями Бога, против которых материя, сотворенная Богом, не могла бы ничего; и это не так: всё сотворенное живет на каждом уровне тварной жизни своей особенной тварностью. И если бы мы могли, в нашем очень часто холодном, тяжелом, потемневшем мире, уловить то состояние материи, которое нам больше недоступно, потому что мы видим её не Божиими очами и не изнутри духовного опыта, мы видели бы, что Бог и всё, Им сотворенное, связано живой связью. Это очень важно для нашего религиозного сознания, потому что на этом основано очень многое не только в нашей религиозной вере, но и в нашем религиозном опыте.
В нашей религиозной вере с этим связано самое понятие чудес, связана самая возможность и значительность Воплощения, т.е. того, что Бог облекся плотью, соединив Себя с материей этого мира, с её составом. С этим связана мысль о том, что в Своем Вознесении Господь эту нашу плоть, т.е. опять-таки материю Им же созданную, унес с Собой в глубины Тройческой тайны.
С другой стороны, когда мы говорим о преображении всей твари, которого ждет человечество верующее, мы имеем в виду то же самое: не то, чтобы мертвая тварь засияла мертвым блеском, а чтобы она засияла изнутри обновленной и возрожденной жизненностью, чтобы в ответ на Божие прикосновение, на приобщение к Божией благодати она ликующе начала бы жить.
И в этом тоже — и это очень важно для нас — глубина и значение таинств. Таинства — это не пустые обряды, это события, в которых человек своей верой, т.е. уверенностью, что Бог есть, доверием Ему, любовью к Нему и к сотворенному Им миру какую-то частицу этого мира отдает Богу, вводит в область небесного, высвобождает из рабства материю, возвращает её к первичной или конечной славе и свободе. И материя, освященная этим освобождением, этой пронизанностью божественной благодатью, в свою очередь, возвращаясь к нам, прикосновением, приобщением обновляет нас в той мере, в которой мы способны это воспринять и вместить.
И что это так — мы видим из религиозного опыта, а именно, что через нашу плоть, через нашу вещественность, Бог может на нас воздействовать: непонятно, но безусловно.