О литургии. Беседа 13

В прошлый раз я пытался описать церковь и показать, как она выра­жает собой православное христианское мировоззрение. К этому описанию, я думаю, надо еще прибавить несколько черт.

Во-первых, то, что церковь, как она построена для православного богослужения, предполагает не только слова и молитвы, но и литургиче­ские действия, и что наша литургия и все наши богослужения построе­ны драматически, то есть как действие, выражаемое словом, движением, обстановкой, всем тем, что человек может воспринять зрением, слухом, целостным своим переживанием. И эта драматическая постановка нашего богослужения имеет целью довести не только до рационального нашего сознания те истины или тот опыт духовный, который составляет содержа­ние Богослужения и христианской веры, но довести это глубже, чем на­ше сознание, потому что вместо того, чтобы обращаться только к нашему уму, наше богослужение ставит нас сначала и раньше всего в обста­новку молитвы, и в условиях молитвы нас ставит лицом к лицу с теми реальностями, которые составляют духовный мир. Эти реальности, в ко­нечном итоге, выражаются в двух порядках и передаются нам в двух по­рядках: словом и действием с одной стороны, а с другой стороны, не­посредственным приобщением к горнему миру, миру духовному, в таинст­вах.

И вот эти два момента как бы выделены своеобразно и в структуре церкви и в драматическом действии, которое составляет бо­гослужение. Всё, что относится к учению, к проповеди, происходит как бы в центре той части церкви, где находится народ, потому что именно в центре, среди народа, древние пророки, патриархи, наставники наро­да, а затем в христианском мире учители Церкви и святые провозглаша­ли то слово Божие и являли ту силу духа, которой является проповедь Евангелия.

Этим объясняется, например, что при архиерейском служении, кото­рое сохранило в себе некоторые черты древнего Богослужения, которые в обычном порядке исчезли, всё начало архиерейского богослужения про­исходит посредине храма, до Малого Входа перед чтением Священного Пи­сания. Здесь указывается именно на центральность этой части церкви для этой части богослужения, и когда архиерей ушел в алтарь перед Трисвятой песнью, то Евангелие, которое было вынесено на середину и теперь относится на престол, будет читаться всё равно на середине церкви.

Таким образом, Малый Вход с Евангелием, которое в древности хра­нилось не в алтаре, а в отдельном хранилище, нас ставит лицом к ли­цу с Божиим словом, которое приходит в народ. Уход этого Евангелия со служащими в алтарь подчеркивает что-то, к чему я сейчас вернусь и высылка чтеца для апостольского чтения, и дьякона или священника для чтения Евангелия, ставит нас вновь с эту же обстановку. Господь из горнего, таинственного мира приходит среди народа, среди Своего народа стоит, учит и действует. В ветхозаветной Церкви, кроме служе­ния слова, не было служения, не было таинств и поэтому всё богослу­жение происходило на середине храма, как и теперь происходит в еврей­ской синагоге. И тогда неоткуда было выносить Священное Писание, и некуда было его относить, потому что предел, который назывался Свя­той Святых, был запретным пределом; туда мог входить священник, и то — первосвященник, единственно один раз в году, и только после специ­ального очищения и окропления жертвенной кровью.

Но с Новым Заветом, в котором Христос явил Бога среди людей, в котором до нас дошла благая весть об Эммануиле, о «Бог среди нас», о том, что небо и земля встретились и сочетались, о том, что небесное и земное теперь переплелось самым тесным образом, вот алтарь, как я в прошлый раз говорил, образует собой присутствие области Божествен­ной уже на земле, хотя одновременно указывает, что нам надо пройти целый путь для того, чтобы вся область веры, весь храм, где находят­ся верующие, стал бы тем алтарем, о котором говорится в книге Откровения.

И вот там хранится слово Божие, как теперь Слово Божие, которое изначально было со Отцем и теперь восседает одесную Бога и Отца. И когда приходит время Самому Христу говорить народу, Он именно из этой священном области приходит к нам. Раньше, как я говорил, Священ­ное Писание хранилось в специальном шкапу там, среди народа. Всё, с другой стороны, что составляет тайну Церкви, то есть таинство церков­ное, совершение Божественной литургии, совершается именно в алтаре, потому что, как я в прошлый раз говорил, этот алтарь представляет со­бой то место, которое вера человеческая отделила для Него, то место, где Он живёт и действует. Это, если не говорить словами пространства, а словами времени, это уже область будущего века. Там присутствует вся тайна того, что было, есть и будет. И поэтому, при совершении таинств, призывается Святой Дух, дар будущего века, поэтому Его си­лой и действием они совершаются и поэтому эта область есть собствен­но область таинств, жертва, принесенная до сложения мира, жертва, ко­торая является спасением мира в истории, жертва, которая является как бы началом будущего века, потому что будущий век и нынешний переплелись в одну тайну вечности.

В литургии есть одна группа действий, на которую я хотел обра­тить ваше внимание. Вы знаете, что епископ носит на своих плечах омофор; этот омофор образует собой потерянную овцу, которую Христос взыскал, которую Бог взыскал, как указывается в Новом Завете. В древности омофор всегда делался из белой шерсти, подчеркивая именно это значение. И в Божественной литургии, всё время, когда действующий епископ, служащий епископ является как бы образом иконы Христа, когда он действует от имени Христова, епископ носит омофор. Когда же он действует как человек среди людей, то этот омофор с его плеч снимает­ся. Это можно видеть например в том, как епископ читает Евангелие без омофора потому что здесь говорит Сам Христос. Как он совершает самое таинство, молитвы, связанные с призыванием Святого Духа он чи­тает без омофора, потому что он не будет совершать чудо превращения хлеба и вина — здесь будет действовать один Бог. Причащаться он бу­дет без омофора, но дальше причащает он священников и народ с омофо­ром на плечах. Часто кажется тем, кто в церкви — почему эта усложнен­ность обряда? Здесь что-то подчеркивается основное, основное в самом положении священника по отношению к тому, что он совершает. С одной стороны, как я раньше говорил, он стоит перед народом и говорит име­нем Божиим, с другой стороны он стоит перед Богом вместе с народом в такой же нужде быть спасенным, как и все другие. И это спасает нашу Церковь от сосредоточения на духовенстве, на священнике, на епископе. В центре всей церковной жизни, как и литургической стоит Сам Господь; минутами те или другие из нас, по Божиему призыву и по данной благодати действуют Его именем, но одновременно они всегда находятся как овцы заблудшие, в стаде. Вот на этом я хочу кончить то, что я предпо­лагал сказать в виде очень длительного и пространного введения к ли­тургии.

Теперь мне хотелось бы быстро пройти с вами ее порядок. Сначала в общих штрихах, а потом, может быть, в некоторых местах более под­робно. Вы, наверное, помните, что первый слова литургии это «Благосло­венно Царство Отца и Сына и Святого Духа.» Это Царство Божие, это Царство любви, это будущий век пришедший в силе и уже действующий Духом Святым и Христом среди нас. И потому первое действие Церкви в от­вет на это возглашение Царства Троичного Бога любви, это действие лю­бви и заботы, великая или так называемая мирная ектенья, где мы мо­лимся о нуждах всех людей, потому что если мы только принадлежим это­му Царству, если мы только поняли, что наш Бог есть Бог любви, то мы не можем обойти вниманием нужд, горести всего мира. И провозгласив эту молитву любви, мы только тогда обращаемся к тому Богу, Который нас научил любить, в похвальном псалме. Первый наш ответ на призыв к любви, это действие любви, второе — изумленное благодарение, благословение Того, Кто нам эту тайну открыл: «Благослови, душе моя Господа, благословен еси Господи. Благослови душе моя Господа, и вся внут­ренняя моя имя святое Его. Благослови, душе моя Господа и не забывай всех воздаяний Его, очищающего вся беззакония твоя, исцеляющего вся недуги твоя, избавляющего от истления живот твой, венчающего тя милостью и щедротами, исполняющего во благих желание твое», и, в за­висимости от обстоятельств и храма, большее или меньшее количество стихов этого псалма. Затем короткая ектенья с молитвой, в которой мы восхваляем Бога, и снова наше сердце обращено по новому к Богу, не только благодарением, но просто хвалой и изумлением: «Слава Отцу и Сы­ну и Святому Духу. Хвали, душе моя Господа, восхвалю Господа в живо­те моем, пою Богу моему дондеже есмъ. Не надейтеся на князи, на сыны человеческия в нихже несть спасения. Изыдет дух его и возвратится в землю свою, в тот день погибнут вся помышления его. Блажен емуже Бог Иаковль помощник его, упование его на Господа Бога своего сотворшего небо и землю, море и вся яже в них, хранящего истину во век, творяще­го суд обидимым, дающего пишу алчущим. Господь решит окованныя, Гос­подь умудряет слепцы, Господь возводит низверженныя, Господь любит праведники, Господь хранит пришельцы, сира и вдову приимет и путь грешных погубит. Воцарится Господь во век, Бог твой Сионе в род и род». И воспев эту славу Богу, мысль этих ветхозаветных образов об­ращается к тому Богу, Который воспевался здесь, но Которого мы знаем теперь, после воплощения Слова Божия, Иисусом Христом с новой четко­стью и новым богатством: «Единородный Сыне и Слове Божий, бессмертен сый и изволивый спасения нашего ради воплотитися от Богородицы и Приснодевы Марии, непреложно вочеловечивыйся, распныйся же Христе Боже, смертию смерть поправый, един сый Святыя Троицы, спрославляемый Отцу и Святому Духу, спаси нас». И здесь наше внимание уже сошлось на Хри­сте, Который будет теперь стоять в центре всей Божественной литургии. И после этого и короткой ектеньи начинается пение Заповедей Блажен­ства, то есть как бы центрального учения Нового Завета о Царстве Божием, о том, каковое его земное, трагическое содержание и небесная слава того Царства Божия, которое именно этими словами выразил Христос, о Котором только что пела Церковь. Заповеди Блаженства вы знаете, и потому я их вычитывать не буду, но укажу вот что: во время Заповедей Блаженства будет происходить некое действие, и это одно из типичных действий вообще всего нашего богослужения. Это выход Евангелия с преднесением свечи. Если вы представите себе в другом разрезе случающееся, если вы вспомните уже не то, что случается здесь, в вашем храме, а совершалось когда-то, уже жизнью, на Святой Земле, вы уже можете себе представить как постепенно, по лицу Святой Земли, разнеслась весть о новом учителе, о наставнике новой, поистине небесной жизни, Который говорил так, как до Него никто не говорил. И вот эта весть шла, разносимая бесчисленным количеством людей, которые так или иначе, непосредственно или косвенно, прикоснулись Христу. И когда эта весть доходила до людей, они настораживались; то, что было в них способно отозваться на Божие Царство, отзывалось, сердца загорались, умы за­жигались, воли подвигались на новую жизнь, надежда на небо зарожда­лась или возрождалась. И у многих вставал вопрос — но где Он? Кто нам Его укажет? Где Его найти? И вот первый на него указал явно, тор­жественно, именем Самого Бога, Иоанн Креститель, Предтеча, тот, кото­рый идет впереди, тот, который самый великий среди рожденных женами и которому, однако, положено сходить на нет для того, чтобы вырос в полную меру образ Христов в человеческих душах. Как говорит песнь церковная, он светом вошел в мир, как свеча прошел перед Христом.

И вот, во время пения Заповедей Блаженства священник снимает с престола книгу Евангелия, которое есть Слово Божие, и, обходя престол, выходит боковыми дверями в предшествии свещеносца. Всё это происходит молча; Предтеча идет, только указывая светом свечи на Него, Кто идет за ним. И ставится вопрос: Кто же Тот, Кто шествует за ним? В действии свещеносца есть еще нечто еле-еле заметное: свеча зажигается от лам­пады, которая стоит перед образом Божией Матери, и она переносится и ставится перед иконой Христа Спасителя, «От Девы воссиявый миру, Хри­сте Боже», как говорится в церковной песне. И вот уже некоторое ука­зание: Кто Тот, Который молчаливо является народу теперь? Закрытая книга, замкнутые как бы уста, Тот, Который возжен как бы в чреве Де­вы мир светом, Тот, образ Которого освещается сейчас этой же свечой. И дойдя до Царских врат, когда пение Заповедей блаженства закончено, священник дает как бы предупреждение, что то всё не просто, что это не просто перенос Евангелия с места на место, что здесь надо глаза и сердце. Священник говорит «Премудрость, прости» — здесь есть премудрость, здесь пора нам выпрямиться и стоять перед Божиим лицом. И тут хор, который в Богослужении представляет собой сознание Церкви, не сознание отдельного члена её, а Церкви в целом, всей Церкви, нам провозглашает ответ на наш вопрос, Кто же Он? — «Приидите, поклонимся, и припадем ко Христу. Спаси ны, Сыне Божий, во святых дивен сый, поющия Ти Аллилуйя»: приидите, поклонимся и припадем ко Христу. Спаси нас, Сын Божий, дивный во святых, воскресший из мертвых, нас, ко­торые поем Тебе: «Аллилуйя». И после этого поется тропарь, то есть про­возглашение опять-таки праздника дня, славы Господней, и заключитель­ные слова священника, «яко свят если, Боже наш, и Тебе славу воссыла­ем». Как Ты свят, так мы славу Тебе воссылаем, в меру святости Твоей мы Тебе славу воссылаем, Отцу и Сыну и Святому Духу. И тут опять хор, в сознании церковном, нам свидетельствует о том, в чем истина, которую мы только что узрели, и поется Трисвятая песнь “Святый Боже, святый Крепкий, святый Бессмертный, помилуй нас”. Это явление Христа народу, это узрение народом Христа сердцем Церкви, чистым сердцем, которое видит Бога там, где Он, может, и неуловим для затемненного взора и помраченного сердца; и теперь мы перед лицом Самого Христа. Теперь мы услышим уже явственно что-то о Нем, о той правде, о том Царствии, о котором Он пришел провозгласить и которое Он с Собой принес. Чте­ние Апостола, то есть свидетельство живых людей, которые говорят о том, что они видели и слышали, руками своими осязали, как об этом свидетельствует апостол Иоанн в одном из своих посланий.

И потом, после свидетельства апостолов, голос Самого Христа, чтение Евангелия на середине церкви, или, если не служит дьякон, то с амвона, то есть тоже в пределах того корабля церковного, который есть зачаток Царствия Божия, Царствия Божия пришедшего в силе, где стоят люди, которым уже принадлежит непостижимым образом будущий век, но которые еще борются за свою душу и за свое спасение в нынешнем веке. И опять, всякое свидетельство Евангельское, о чем бы оно ни говорило, говорит нам только об одном — о Божественной любви и о той любви к Богу и друг ко другу, к которой мы призваны.

И поэтому ответ народа, ответ Церкви на евангельскую проповедь, какова бы она ни была, должна быть конкретной заботой любви. Ряд мо­литвенных прошений, который покрывает собой почти, нет, просто все человеческие нужды. Во-первых, сугубая ектенья «Рцем вси, от всея ду­ши и от всего помышления нашего рцем» и молитва о тех, которые несут тяготу церковную, святейшие Патриархи православные, архиереи и всё братство; о тех, которые носят тяготу народной, государственной, об­щественной жизни; о тех, которые носят тяготу служения, о тех, кото­рые ее несли и костьми легли, усопших; о тех, которые несут самые малые, как будто незаметные служения в храме и в мире. А затем, с особенной заботливостью, любовью, жалостливостью, молитва об усопших, о тех, которые теперь уже не могут себя оправдать жизнью, верой, но жизнь которых стоит перед нашим сознанием, перед нашим воспоминанием и которая должна приносить плоды. Напряженная, вдумчивая молитва о них, свидетельство каждого из нас и всея Церкви о том, что они жили не напрасно, что они оставили след любви, и что поэтому они посеяли семя доброе в поле наших душ, нашего сознания, нашей жизни. И затем забота обращается к тем, которые вне этого храма, тем, которые стоят в притворе, до которых уже донеслось слово Божие, оклик Господень: молитва об оглашенных, чтобы Господь огласил их словом истины, от­крыл им Евангелие правды, соединил их святой Своей соборной апостоль­ской Церкви, чтобы Он их помиловал, так, чтобы и они, вместе с нами находящиеся с нами могли славить пречестное и великолепие имя Отца и Сына и Святого Духа.

И затем две молитвы, которые относятся к тому, что вот-вот будет совершаться. Помолившись обо всех, о живых, об усопших, обо всех нуждах и обо всех людях Церковь обращается уже к себе самой и молится обо всех тех, которые здесь присутствуют в храме и должны стать участниками, не только зрителями, не только наблюдателями, но живыми, творчески­ми, активными участниками в области духа, совершителями на самом деле Божественной литургии, всего народа и особенно священников, которые стоят на этой страшной грани, о которой одна молитва церковная говорит, что они там стоят, где ангелы боятся преклониться.

И когда всё это кончено, когда принесены плоды любви евангель­ской в этой молитве, тогда остается только отрешиться от всякой забо­ты и войти в самые глубины этой тайны любви Божественной евхаристии, войти в самое таинство и тайну будущего века. А на грани нам напоми­нается, что мы должны для этого отложить всякое житейское попечение.

Вот на этом я остановлюсь и в следующий раз мы разберем остаток литургии и, если нужно будет, вернемся к тому или другому, что я за­был.

Опубликовано с сокращением: «Труды» Т.2. 2002. М.: Практика