Во имя Отца и Сына и Святого Духа.
Каждый воскресный день это малая Пасха. Не напрасно так называется этот день торжества Христова (….) над злом, над рознью, над ненавистью, над всеми силами (разлуки), и каждую субботу, когда мы собираемся в храм, мы стоим словно на малой заутрени. Мы приходим сюда как жены-мироносицы пришли ко гробу Господню и слышим ту же самую торжествующую, ликующую весть о том, что не надо искать Господа во гробе, что там Его больше нет и что гроб, куда Его положили, своей пустотой теперь свидетельствует о том, что воскрес Господь. С этим чувством должны мы приходить в храм, с этим чувством и уходить: с пасхальным чувством победы Божией над всем тем, что разлучает, и с радостью о том, что и мы — соучастники этой победы; не только потому, что нам Господом дано это видеть, это знать, этим жить и этим радоваться, но потому что и в нас действует сила жизни, не временной только жизни, а вечной: воскрес Господь и с Ним человеческая природа вознеслась на небо; и теперь (одесную Бога) восседает Сын Человеческий. Как это дивно; эта победа одержана для нас.
Но она действует в нас тоже и иначе; перед лицом порой очень устрашающего мира, в котором мы живем, мы так себя чувствуем беспомощными, мы так бессильны, так хрупки, а вместе с этим в нас, в наших душах, в наших телах уже совершается силой Божией, силой благодати это чудо нарастающего воскресения, это чудо, которое делает нас участниками вечной жизни, потому что мы станем участниками божественной природы; и это зачаточно в нас совершается, даётся нам как начало новой жизни через тайну крещения. В начале VI главы своего послания в Римлянах апостол Павел говорит, что мы, верующие, крестились со Христом в смерть и восстаём с Ним в вечную жизнь. «Крестились» старое слово, которое значит «погрузились», с головой ушли, без остатка погрузились в смерть, с тем, чтобы вместе с Ним воскреснуть. Что это значит, каким это образом можем мы погрузиться в смерть Христову?
Верно, никого почти среди нас нет, кто не потерял бы близкого человека или кто не пережил бы вместе с другими горя утраты. Те, которые это пережили сами, это знают не только в своей душе, но и в теле своем; а те, которые видели, могли наблюдать, что когда умрет самый нам близкий человек: родной, дорогой, когда он лежит перед нами уже бездыханный, когда на земле нет ему будущего до воскресения мертвых, он уносит с собой во гроб всё то, что поверхностно в жизни, всё то, что дёшево, всё то, что мелко. Человек перед лицом смерти самого близкого, самого родного вдруг вырастает в меру своего настоящего человеческого величия; он делается такой же великий, как смерть, почти такой же великий, как вечность. На какое-то время, — а это зависит от того, глубоко ли наше сердце или — увы – мелко — на какое-то время всё то, что слишком мелко, чтобы стать рядом со смертью, слишком ничтожно, чтобы быть пережито одновременно с тайной смерти, отходит в сторону; до этого уже нет дела, к этому уже не прикоснешься.
Так пережили апостолы смерть Христа, но не на мгновение какое-то, а навсегда. Они так жили, будто каждый раз, когда на душу сходило чувство, в ум приходила мысль, когда желание куда-то клонило, волю ли, тело ли их, вдруг вырастал образ перед ними, образ страшной гефсиманской ночи, когда в неописуемом одиночестве, оставленный людьми, Христос стоял перед чужой для Него смертью, но смертью, которой Он собирался умереть ради нас. Вспоминали они и страстные дни, и тот страшный день, ту Великую Пятницу, когда Христос умирал на кресте, не только оставленный людьми, но как бы оставленный Богом: Боже Мой, Боже Мой, зачем Ты Меня оставил?.. Эти слова Христа говорят о более страшном одиночестве, чем то, которое Он пережил даже в неописуемо страшную ночь гефсиманскую. И каждый раз, когда эти образы вставали перед ними, они собой отстраняли всё, что слишком мелко, слишком ничтожно; или то, что было бы причиной смерти их Бога, ставшего человеком. Они умерли ко всему земному и дурному смертью Христа, потому что они так Его сумели полюбить, что Его смерть убила для них всё, что было причиной Его смерти…
В этом и заключается смысл, в послании апостола Павла к Римлянам, его таинственного для многих слова, что мы погрузились во смерть Христову. Да, мы обречены на эту смерть, она пронизывает душу и тело наше. «Мы мертвость Господа нашего Иисуса Христа носим в телесах наших», говорит тот же Павел. Но не только мертвость, а и жизнь; но жизнь новую, жизнь необычайную. Когда Христос предстал перед Своими учениками в воскресный вечер, когда впервые они Его встретили воскресшего, Он не вернул им земной жизни; земной жизни они никогда не теряли, телом они были живы, но они умерли в сердце своем.
Когда умер Христос, им показалось, что погибла всякая надежда; земля победила небо, человек победил Бога; ненависть поразила любовь; немощь человеческая оказалась сильнее крепости Божией; всё погибло, казалось бы. И они понимали, что жить больше нечем; они вкусили, они испытали вечную жизнь, будучи со Христом, а теперь Его больше не было; оставалось им как-то просуществовать, пока телом не умрут, костьми не лягут.
И вот среди них Христос, живой, воскресший; живой плотью Своей, живой человечеством Своим; но живой уже не просто утраченной Им земной жизнью, а жизнью вечной, потому что Христа воскресил Отец, и воскресил уже в славе жизни непобедимой, уже за пределом смерти. И Христос даровал Своим ученикам не временную жизнь, а вечную; они ожили верой и надеждой и ликованием; но даром Святого Духа также и самой реальностью вечной жизни, которая в них победила смерть. Потому они и не боялись умереть: они уже когда-то у Голгофы умерли, умерли более страшной смертью, чем телесной смертью умирают; но в ночь Христова воскресения они ожили жизнью, которой никто и ничто не может у них отнять; они были присутствием вечности на земле, победы Христовой.
И когда так думаешь о значении смерти и воскресения Спасителя, когда думаешь о том, что случилось с апостолами, то понимаешь, почему вся проповедь апостольского века, этих свидетелей Христа, была о кресте и воскресении, притом не врозь, а о том и другом вместе; потому что из гроба воссияла весть воскресения, потому что смертью была попрана смерть, потому что жизнь вечная восторжествовала над временным, над кажущимся поражением Сына Божия.
И вот, в крещении нам тоже дано так погрузиться в смерть Христову — но только если мы так научимся Его любить; не краем сердца, не краешком ума, но так Его любить, что Его смерть унесет в гроб всё тленное на земле, всё то, что не Божие. Это не значит всё земное; Бог сотворил эту землю; Бог сотворил этот мир; и этот мир Он так любит, что Своего Единородного Сына Он отдал, чтобы этот мир постепенно познав Его, стал как бы раем, где Бог обитает среди людей. Но умереть любовью во всему тому, что не есть любовь, жизнью к тому, что не есть жизнь, чтобы жить жизнью Христа. Поэтому каждый из нас, кто крещен, и каждый из нас, думающий о том, что, может быть, призвал его Господь креститься, стать членом Церкви, пусть поставит себе вопрос: Так ли я люблю Господа, чтобы без остатка умерло для меня всё, всё, что несовместимо со Христом, и всё, включая страдания, Гефсиманию, крест, все стало бы своим, что Христово. Этот вопрос мы должны ставить себе всё время: Люблю я Тебя, Господи, или нет? Петр предал Христа, но покаялся и по правде мог сказать: Хоть трижды я от Тебя отрекся, но я Тебя люблю, Господи, и Ты это знаешь, потому что Ты знаешь глубины сердечные!
Будем испытывать и мы наши сердечные глубины, обновлять в себе обеты крещения, верности так нас возлюбившему Господу, или готовиться к крещению вопросом: так ли я люблю Его? Пусть Господь, сила Которого в немощи совершается, каждого из нас укрепит, совершит, доведет до полной меры своей зрелости и крепости — и святости, благодатью Святого Духа! Аминь.
Опубликовано: «Проповеди, произнесенные в России». – М.: Фонд «Духовное наследие митрополита Антоний Сурожского», 2014.