Каждый рассказ об исцелении ставит нас перед лицом одного и того же, вечно повторяющегося факта: человек обездоленный, человек, ставший или духовно, или внешне уродом, и Христос, взирая на душевную или телесную болезнь, его умеет пожалеть и полюбить.
Часто, желая полюбить человека, пожалеть его, простить его, мы стараемся в нем видеть какой-то, хотя бы, отблеск Божией славы, какую-то печать Божественной красоты. Мы стараемся себя обмануть этим, вдохновить себя этим, чтобы пожалеть человека не потому, что он такой страшный, а потому, что он где-то в недрах своих прекрасен, как воплощенный Сын Божий, и редко нам это удается сделать, потому что редко мы умеем прозреть через внешнюю оболочку духовного или телесного, через то, что нас отвращает и отталкивает, дивную красоту, которую в каждом из нас умеет прозреть Святой Дух.
Если мы хотим начать относиться к людям евангельски, мы не должны искать в них сначала то, что заслуживает нашего милосердия, нашей любви или нашей жалости; мы должны взглянуть на человека в его обездоленности, и за обездоленность пожалеть, на его безобразие духовное или телесное, и за безобразие его пожалеть. Мы должны увидеть, как он отталкивает нас и, следственно, всех других, которые, подобно нам, нечутки — и за это его пожалеть… И если бы мы так относились друг ко другу — хотя безобразие наше не бросается в глаза, а вместе с этим отталкиваемся мы друг от друга все время — если бы мы так могли отнестись друг ко другу, то сколько было бы тепла, жалости и любви.
Поэтому, раньше, чем Дух Святой, загоревшийся в наших душах, снисшедший на нас, преобразивший в нас и ум, и сердце, научит нас видеть извечную красоту человека, станем к нему подходить с той человеческой отзывчивостью, с той жалостью, которая может родиться именно от того ужаса, в который он ввергнут, и который нас так постоянно отталкивает, вызывая отвращение.
И тогда, если мы сумеем любить человека в немощи его, в безобразии его, в его отталкивающей болезни душевной или телесной, в его уродстве духовном, — тогда нам откроет Господь зрение его славы и тогда мы сможем не только пожалеть, но благоговейно, любовно всякому человеку послужить, как Господу нашему, как образу нерукотворенному. Аминь.