Вербное воскресенье

Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

Отошла святая Четыредесятница; кончилась вся подготовительная часть Великого поста. В течение ряда недель Церковь взывала к нашей вере, вере в Бога, к вере в Его правду, к вере в Его пути, и к вере в нас самих, которой требует от нас Господь, верующий в нас… Церковь взывала к нам с тем, чтобы мы вгляделись в себя, отшатнулись и от слепоты, и от тщеславия, и от грехов, и от неправды, и обратились к Богу, и выросли в подлинный наш человеческий рост, встали перед Богом в достоинстве нашего человечества. А затем настало время самого Поста, время, когда нам дано было созерцать, из недели в неделю, то, что Господь творит в истории человечества, в судьбах Церкви и в судьбе каждого из нас; время, когда раскрывалась перед нами надежда, покоящаяся на Божественной любви, /опирающаяся/ на Его веру к нам, на Его зов и на Его свидетельство о том, что всё возможно в укрепляющей благодатной Его силе…

Но теперь прошло время судить себя, прошло время созерцать пути Божии в прошлом; со вчерашнего дня, когда мы вспоминали воскрешение Лазаря, Церковь нас вводит уже не в воспоминания, а в действительность; она ставит нас лицом к лицу с тем, что на самом деле сейчас происходит: Страсти Господни начинаются уже с воскрешения Лазаря. Вос­кресший Лазарь, свидетель победы Божией, свидетель Христов вызывает одновременно злобу тех, которые хотят Христа уничтожить; уже с этого момента враги Христовы решили Его убить. И вот, сегодня вход Господень в Иерусалим начинается как будто торжеством или славой: действительно, дети чистого сердца, ученики Спасителя, люди, которые чистотою сердца и простотою ума сумели прозреть во Христе Бога, пришедшего на землю, Спа­сителя, друга, воспевают Его, приветствуют Его как сына Давидова, поют Ему осанну; но вместе с этим, сотни людей Его с торжеством принимают, потому что они обманулись. Они Его принимают в надежде, что входит в Иерусалим тот, который станет во главе восстания, политического восстания против Рима, который освободит Израиль, восстановит государство Израилево; и они потом, когда поймут, что Царство Божие не от мира сего, не только от Него отшатнутся, но злобой, ненавистью обратятся к Нему, с тем чтобы Его изничтожить, отомстить Ему за то, что Он обманул их ложную надежду…

И в течение всей Страстной мы видим, как перепутываются и добро, и зло, и правда, и неправда, как умы и сердца запутаны страшным образом… Может быть, самый страшный из этих об­разов запутанности, это крик толпы перед лицом Пилата, прося­щей Варавву вместо Христа. Варавва — еврейское слово, которое значит «сын отчий»; и вот они отказываются, отрекаются от Сына Небесного Отца с тем, чтобы Его подменить тем, кто самозванец на земле с этим именем… И вся Страстная — страшная путаница добра и зла, запутанность людей, сердец, умов, событий… — что же нам делать, как нам войти в эту Страстную?

Нам надо войти в нее, как бы вступив в толпу, которая тогда, в Иерусалиме, вокруг Христа непрестанно двигалась. Одни были любопытны, другие уже открывались к вере, еще другие закрылись Христу… Нам надо найти свое место; и это место будет различно в различные дни; будут дни, когда мы сердцем открыты, и мы будем уже даже не в толпе ожидающего, недоумевающего народа — мы будем среди Христовых учеников, трепетно, с надеждой и ужасом ожидающих того, что будет… А может быть, в какой-то момент, покроет нас Своим покровом Пре­чистая Дева Богородица, и приблизит нас к Себе так, что мы приобщимся и Ее Голгофе, и Ее страсти, и Ее ужасу, и Ее плачу… А может быть, приобщенные Телу и Крови, носители Духа Святого, нам дано будет хоть на мгновение пережить то, что Христос переживает, — как Он велел Своим ученикам, Иакову и Иоанну, пить Его чашу до дна, погрузиться в Его страдания до конца с тем, как говорит апостол Павел, что­бы, умерев с Ним, жить с Ним вовеки…

Войдем в эти страстные дни, войдем всей душой, всем своим существом — но может быть, нам покажется, что трудно так войти: образ Христа неясен, события далеки: что же нам делать? А вспомнить то близкое и страшное, что так нам хорошо известно… Разве кто-либо из нас прожил без того, что самый родной, близкий человек не страдал бы душой или телом? Разве кто-нибудь из нас мог прожить, даже немного лет, без то­го, чтобы близкий, родной человек не болел, умирал, подвергал­ся клевете, подвергался преследованию? Разве мы не знаем о том, как в полмире сейчас — и больше чем в полмире! — тысячи и миллионы людей предателями отдаются на страданья, на поругания, на муку — разве мы не знаем об этом? Разве труд­но нам себе представить тех людей, имена которых нам известны, которые говорили слово правды, провозглашали добрую весть любви и справедливости, и которые были отвергнуты, изгнаны из непринимающего их общества, которые были преданы людьми, о которых они думали, что они близки, и которые были бесконечно от них далеки мраком своих сердец… Иуда всё продолжает действовать; и вокруг людей доброй совести столько людей испуганных и неспособных стоять рядом с гонимым и с осужденным… Подумаем о них о всех, — их страданья нам порой душу разрывают: что же сказать о страдании Сына Божия от рук человеческих?… Войдем в страст­ные дни; пройдем их не как воспоминание, не как через сон, а пройдем через них как через самую острую, душу раздирающую реальность… и пройдя через них так, войдем и в радость, в торжество и славу Воскресения, победы Христовой. Аминь.