Беседы на конференции жен священников в Питерборо. Часть 4
Я уже упомянул распространенное мнение, будто люди не молятся, и попытался объяснить, что это иллюзия, — люди молятся. Молятся все время, со всем порывом и всей жаждой, со всем голодом, отчаянием, со всем устремлением души. И чтобы сделать нашу молитву актом Богопоклонения — поклонения, обращенного к Богу, — важно ясно осознавать, Кому мы молимся, к Кому обращаем глубинный крик нашей души и всего нашего существа. Считается также, будто в наши дни почти невозможно молиться Богу. Обычно это объясняют тем, что мы полностью погружены в обыденную жизнь, вовлечены в нее по уши, а Бог не вовлечен, не связывает Себя, Бог в безопасности на Своих бесстрастных и удобных небесах. И это очень важно, потому что, если правда, что Бог сотворил нас, пустил в жизнь, а потом удалился в незыблемый покой, в то время как мы должны противостоять всем трагедиям жизни, тогда нам чрезвычайно трудно находить с таким Богом общую почву для молитвы.
Однако мне кажется, что думать о Боге в таких категориях — значит клеветать на Него. Мне хотелось бы рассмотреть с вами два отрывка из Евангелия, две бури на Генисаретском озере[1]. Их описания похожи, но не идентичны, и являют два аспекта проблемы: в этих случаях апостолы ведут себя очень сходно с нами. Общая схема такова: апостолы пересекают море на маленькой лодке. В одном случае Господь вместе с ними; в другом Он остается на берегу и должен догнать апостолов по водам. В обоих случаях апостолов застает в море буря, и они вынуждены бороться за свою жизнь. В обоих случаях захваченные бурей апостолы борются изо всех сил, со всем умением, храбростью, умом и опытом. В обоих случаях вся их опора — маленькая скорлупка лодки, которая отделяет их от надвигающейся, почти неизбежной смерти. И что же происходит? Они борются, почти доходят до отчаяния — и видят Христа, идущего в буре. Первая их реакция — вскричать от страха: это не может быть Христос.
Евангелие говорит, что апостолы приняли присутствие Христа за явление призрака. Это не может быть Христос, потому что для них Христос — Владыка гармонии, Он несовместим с окружающей их смертельной опасностью, несовместим с бурей и с их бедственным положением. Они вскрикивают, потому что это не может быть Христос: если это Христос, буря должна стихнуть.
Разве не так поступаем и мы, когда на нас обрушивается буря? Происходит ли буря у нас в семье, или в нашей собственной душе, или она охватывает большее количество людей, общественные или политические структуры, народы, — стоит возникнуть буре, и мы считаем, что Господь отсутствует и, уж точно, Его нет в сердцевине бури. И, однако, Христос говорит: «Не бойтесь, это Я». Он здесь, в самой сердцевине бури, там, где мы не ожидали, потому что Он в той же мере Господь бури, как и Господь тишины, мира и гармонии. Нам трудно это понять, но мы можем это пережить в точности как апостолы. Если посмотреть на поведение апостолов в этой ситуации, то мы видим, что они устремились к берегу; все их усилия были направлены на то, чтобы избежать бури, уклониться от нее, оказаться в безопасности на твердой земле. Господь шел прямо в центр ситуации. Вы, должно быть, слышали выражение «око урагана». Это точка наивысшего напряжения, где вся ярость ветра и бури схлестнулись в сокрушительном противостоянии. И эта точка абсолютного покоя, поскольку здесь все силы напряжения встречаются и уравновешиваются. В этой точке — не равновесие мира и покоя, а противостояние всех грубых, сокрушающих сил; и здесь Христос. Он в точке, где встречаются все напряжения; в точке слома, в точке, где можно быть только сокрушенным или, если предпочитаете, распятым. И если спросить себя: кто же в центре событий? — Это Христос. Он, а не ученики, которые ищут защиты от смерти в маленькой лодке и стремятся к ближайшему берегу.
И мы делаем это постоянно. Мы ищем защиты от ярости бури, но и эту защиту пытаемся использовать для того, чтобы быть как можно ближе к краю бури. Мы никогда не рискнем войти в ее сердцевину. Петр попытался; узнав голос Христа, он сказал: «Если это Ты, повели мне прийти к Тебе». В эту минуту, услышав голос, узнав Господа, он почувствовал, что быть со Христом важнее, существеннее самой безопасности, важнее защиты, которую дает скорлупка-лодочка. Христос сказал: «Иди», — и Петр покинул безопасность лодки, вышел в бурю. И пока у него было одно только желание — быть с Господом, быть там, где Господь — где и есть наше реальное место, — пока он смотрел только на Господа, он мог идти по водам, мог противостоять напору ветра; он шел к Богу. Но вдруг Петр вспомнил, что может утонуть, что идет по воде, а вокруг бушует буря, и начал тонуть: «Господи, спаси меня, погибаю!» — и в эту минуту Христос взял его за руку. Тут же они очутились в лодке, и лодка сразу оказалась у берега. В ответ на потерю веры Петра, на его вернувшееся самосознание Христос смиренно отозвался, протянув руку, вернув Петра в безопасность, даровав безопасность всей группе апостолов.
Но не в этом наше призвание. Наше призвание не в том, чтобы искать безопасности, не в том, чтобы обращаться к Господу с мольбой: «Спаси нас от опасности!» Наше призвание — быть там, где Господь, в той точке, где ярость бури находится в равновесии, потому что напряжение достигло здесь наибольшей силы.
Другой образ — еще одна буря. Та же общая схема, только Господь вместе с апостолами. Апостолы борются за жизнь, а Христос спит. Мало того, Евангелие говорит: Он спит «на возглавии». Апостолы борются за жизнь, смерть повсюду, а Христос не просто спит, Он спит с удобством.
Разве не это мы чувствуем во множестве случаев? Мы сражаемся, мы в опасности, в борьбе, а Он-то на Своих уютных небесах, ничем не рискует, Он бессмертен, для Него нет опасности. Его нет с нами. И апостолы обращаются ко Христу (скорее даже набрасываются: в греческом тексте употреблено слово «ярость»). Они не обращаются к Нему со словами: «Господи, у Тебя вся власть на земле и на небесах, скажи слово, и все будет в порядке». Они употребляют слова, звучащие по-гречески как: «Тебе дела нет, что мы погибаем?!». Что означает: «Ты не заботишься о нас и, по-видимому, ничего не можешь сделать. Ладно, если Ты сделать ничего не можешь, по крайней мере, раздели с нами тоску, наш ужас, раздели нашу смерть, мы не допустим, чтобы Ты этого избежал». И Христос отстраняет их: «О, маловерные, долго ли Мне еще быть с вами?» А затем обращается к буре и покрывает ее собственным покоем, Своей тишиной, совершенным равновесием, совершенным миром, какого мир сей дать не может, и говорит: «Утихни». И буря утихает.
Апостолы в обоих случаях допустили, чтобы буря бушевала не вокруг них, а внутри них. Они ответили на смертельную опасность страхом смерти, они ответили на агрессию извне насилием изнутри. Христос отказывается допустить, чтобы буря стала Его внутренним состоянием; Он остается тихим, безмятежным. И буря должна приспосабливаться к Его безмятежности, поскольку Он отказался приспособиться к ее дисгармонии.
Разве мы не поступаем так же, как апостолы, когда что-то случается в нашей жизни, в нашей маленькой личной жизни или в жизни мира? Разве мы не говорим: «Где же Господь? неужели заснул»? Это очень важно, поскольку наше существование и молитва всегда, всегда протекают среди напряжения и жизненных бурь.
Но здесь нам следует кое-что понять. Есть разные уровни жизни, и есть разные подходы к жизненным бурям. Если читать газеты и пытаться представить себе мир, каким он отражается и отображается в новостях, не увидишь ничего, кроме бури, дисгармонии, трагедии, страдания и неразрешимого ужаса, потому что сводки новостей содержат все поражающее, драматическое. Таков взгляд многих людей на мир: по-видимому, им недоступен ни более мелкий уровень, ни более широкий обзор, и жизнь действительно становится пугающей. Если на нескольких страницах одной только газеты обнаруживаешь весь ужас, всю дисгармонию современного мира, без смягчающего, утешающего слова, без слова веры и прозрения, тогда вокруг хаос, и мы в тисках страха.
Но в видении истории есть два других уровня. Есть видение Бога, передаваемое нам Писанием, открываемое великими провидцами, святыми Божиими, теми, о ком Амос говорил, что пророк — это тот, с кем Бог делится Своими мыслями[2]. Это видение мы находим в Ветхом Завете. История рассматривается им в совершенно иной перспективе: великие события упомянуты походя, поскольку не имеют значения для конечного становления мира; события, кажущиеся невеликими, хороши они, или дурны, или злы, выступают ярко вперед. Злые — поскольку они являются предательством Бога, они — действие людей, ведущее к разрушению Царства. Добрые же события предлагаются нам, чтобы мы научились от Духа Святого видеть жизнь в правильном соотношении. Один из наших священников сказал в проповеди: «Только Святой Дух может открыть нам значение вещей слишком малых, чтобы привлечь человеческое внимание». В такой перспективе, в видении, которое есть Божие видение, малые вещи могут стать куда, более решающими, чем те, которые занимают первые полосы газет.
И есть другой уровень, где жизнь обретает гармонию иного рода. Помню, однажды на войне, под обстрелом, я удобно лежал на траве, стараясь не слишком высовываться. И поскольку делать было нечего, я стал смотреть на траву, и увидел: какая чудесная зеленая трава, и два муравья ползут по былинке и тащат зернышко. И внезапно мелкие вещи стали реальнее, чем вещи человеческого масштаба. Масштаб человека был — ненависть, убийство, война, страх и все прочее; но в малом масштабе, на малом уровне жизнь продолжалась во всей своей красоте, во всем своем богатстве. И я уверен, что многие из вас, многие люди во всем мире пережили нечто подобное в момент потрясений и трагедии в семье, в обществе, в мирное время и на войне. Если только мы можем перерасти уровень человеческого напряжения, спуститься ниже и посмотреть на то, что кажется меньше человека — на природу, на незыблемо мирное течение жизни, — мы сможем открыть для себя еще один род гармонии.
Мы должны стараться не допускать, чтобы наша телесная и душевная жизнь, в молитве и в заботах, в деятельности и в горе, проходила на уровне первой страницы газеты, потому что пока происходят газетные события, на более высоком уровне Бог продолжает Свое дело спасения, а на более низком происходят тысячи разных вещей. Да, есть стрельба на войне, и есть товарищество, и есть вся красота человеческих отношений, и великодушие людей, живущих бок о бок. Можно смотреть только на ненависть, можно видеть и другие аспекты; одно не ведет к другому, но в наших силах не стать слепыми ко всему осмысленному из-за чепухи, привлекающей наше внимание. Кроме того, мы можем сознавать присутствие глубокого смысла, действия Божия и всего истинно человеческого и человечного, — все это существует даже среди напряжения и ужаса. Если думать в таких категориях, то мы можем молиться, можем не терять молитву или возвращаться к молитве; и мы должны точнее осознать свое место и место Бога.
Прежде всего, мне хотелось бы сказать несколько слов о нашем месте и о том, какой может быть молитва среди смятения. В житиях святых православного календаря упоминается человек, живший в VI веке, кажется, в Греции. Это был неграмотный молодой крестьянин. Однажды он пришел в приходской храм и услышал чтение отрывка из Писания о том, что надо непрестанно молиться; эти слова его поразили и вдохновили. Он ушел из церкви в близлежащую пустыню и решил жить в ней молитвенной жизнью. Ему было лет девятнадцать, у него не были ни образования, ни опыта, ни знаний, но он услышал в этих словах голос Божий, обращенный к нему лично. Позднее он описал одному посетителю свой первоначальный опыт, и вот что он в целом рассказал ему.
Он ушел в горы, молясь теми немногими молитвами, какие знал. Он знал «Кирие, элеисон», Господи, помилуй, он знал Отче наш, знал молитву Богоматери, и всё. Он радостно повторял их в окружении благоуханной и радостной природы. А затем наступила ночь, стало холодно; он начал слышать вокруг шаги и звук когтей, скребущих землю, увидел горящие глаза и осознал, что окружен опасностью, что вокруг в поисках добычи рыщут дикие звери. И он не мог больше молиться мирно, радостно, постоянно — ни молитвой Господней, ни какой-либо другой. Он мог только озираться в страхе, стараясь видеть одновременно и позади и впереди себя, и справа и слева, прислушиваясь к шагам и треску веток, видя вспыхивающие и гаснущие глаза, и все кричал: «Господи, помилуй! Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня!» Его охватил смертный ужас, и так он молился всю ночь.
Со временем он привык к этому, но начались всевозможные искушения: он сожалел о мирном доме, он хотел знать, достигнет ли когда-нибудь его молитва Бога. Искушения приходили со всех сторон — и душевные, и телесные; он боролся с ними, крича: «Господи, помилуй!» И сражался так много лет. Однажды Господь явился ему, и тогда мир сошел на него, совершенный мир, который только Бог может дать, не осталось страха, не осталось боязни ни человека, ни хищных зверей, ни бесов. И тогда он узнал, что покой — это дар Божий. Вокруг него мир хищных зверей, внутри него — страсти и искушения, вокруг него и повсюду — возможная смерть, и внутренняя погибель. И тогда изнутри глубокого покоя, который даровал ему Бог, он произнес: «Господи, помилуй меня, грешного!» — зная, что покой ему не принадлежит, что покой этот — от Бога. И когда позднее его спросили, кто научил его непрестанно молиться, он дал поразивший собеседника ответ; он сказал: «Бесы» — поскольку, чем больше бесы на него нападали, тем больше он молился о спасении. И когда покой сошел на него, он знал, что покой этот он обрел только благодаря Божией защите.
Мы думаем, что хаос, в котором мы живем, обстоятельства нашей жизни — помеха нашей молитве. Это не так; все это могло бы быть поводом для молитвы, только мы принимаем обстоятельства, и плохие и хорошие, недостаточно серьезно. Если бы мы каждую минуту сознавали, что речь идет о жизни и смерти; что пришедший к нам столь не вовремя человек — это Христос, постучавший в дверь, чтобы получить убежище, помощь, пищу и милосердие, или что это Господь пришел, чтобы сделать наш дом местом Присутствия, принести дар любви, милосердия и сострадания, которым Он владеет, — тогда мы могли бы принимать друг друга, как говорит Павел, как Христос принимает нас[3]. Если бы мы сознавали, что каждое жизненное событие — это ситуация, когда Христос говорит: «Мне нужен христианин в центре бури. Ты готов?» — и если бы, как Исайя в шестой главе своего пророчества, мы бы встали и сказали: «Вот я, пошли меня»[4], — тогда никакие обстоятельства не помешали бы нам быть в сердцевине Божьего дела, и, следовательно, мы были бы способны молиться о руководстве и помощи, о милосердии и благодарности. Мы не можем молиться потому, что живем где-то между двумя уровнями — не на уровне Бога, не на мельчайшем уровне муравья. Мы живем на уровне ложного беспокойства, смятения, не имеющего ни решения, ни смысла. Смотреть на вещи иначе — это от нас зависит; и когда приходит искушение, когда приходит нападение извне или изнутри, проблема опять-таки не в том, чтобы его избежать; проблема в том, чтобы встретить его лицом к лицу; важно не быть свободным от нападения и искушения, важно встретить их лицом к лицу, разрешить и преодолеть. Борьба может быть важнее победы, потому что именно борьбу мы можем принести Богу как свидетельство нашей веры и преданности. Победа всегда будет Его победой. Победа есть дар, борьба — наша. И очень часто борьба дает нам большую близость к Богу, чем посылаемое Им порой послабление.
Есть рассказ из жизни пустынных отцов. К одному старцу пришел молодой монах и сказал: «Отче, возблагодари со мной Бога: я свободен от всякого искушения». Старец сказал в ответ: «Прежде чем воздать хвалу Богу, скажи: когда ты чувствовал себя более беспомощным, теперь или когда был в искушениях?» — «Конечно, тогда». — «Когда ты чаще обращался к Господу, надеясь только на Него, тогда или сейчас?» — «Конечно, тогда». — «Когда ты чувствовал себя более смиренным и сокрушенным сердцем: когда тебя осаждали искушения или теперь?» — «Конечно, тогда». — В таком случае, — сказал старец, — вернись в пустыню и проси Бога вернуть тебе искушения, которые Он отнял, потому что чувствовать себя беспомощным, смиренным и надеяться только на Бога бесконечно важнее, чем быть свободным от искушений»[5].
Мне кажется, это приложимо ко всем нам в любых жизненных обстоятельствах. И если мы не хотим вести жизнь, представляющую собой хаос, если мы не хотим оказаться в положении апостолов, допустивших, чтобы буря бушевала внутри них, мы должны научиться молиться незыблемо, с мыслью о стоянии в Божием присутствии и в непоколебимой уверенности, что Он — Господь мира и Господь гармонии, но также и Господин бури, что Он имеет всю власть и что, если бушует буря, наше место — рядом с Ним, в сердце бури.
В этом отношении может помочь короткая молитва «Кирие, элеисон», Господи, помилуй, которую все вы хорошо знаете. Только мы должны придать слову элеисон, помилуй, все его значение и размах.
В английском, как и во всех современных языках, слово элеисон, помилуй, имеет ограниченный смысл. Греческое слово элеисон происходит от того же корня, что и оливковое масло, маслина. Но давайте, вместо того чтобы выводить значение из слов, посмотрим в Библию. Где встречаются образы масла, маслины, и что мы можем из этого вывести, чтобы сделать наше Кирие, элеисон таким богатым, как только можно, и быть способными употреблять эти слова как полную смысла, устойчивую молитву, которую можно предложить Богу во всех обстоятельствах, — простую, прямую и, однако, богатую.
В первый раз оливковая ветвь возникает в Библии в книге Бытия при конце потопа. Голубь, посланный Ноем из ковчега, приносит ему веточку оливы. Потоп пришел к концу, появилась суша[6]. Что это значит в отношениях человека с Богом? Это значит, что ярость, гнев Божий пришел к концу, что прощение дается свободно, безвозмездно, незаслуженно, как совершенный дар. Это значит также, что перед человечеством, то есть перед каждым из нас, есть время и пространство, расширяющиеся возможности и устремления. Если таков смысл веточки, значит, когда мы дошли до дна, когда грех одолевает нас, когда потеряна всякая надежда, когда мы не заслуживаем снисхождения, когда мы можем рассчитывать, по словам святого Исаака Сирина, только на Божию несправедливость (если бы Бог был справедлив, мы давно уже были бы в аду) — тогда мы можем сказать: «Господи, помилуй! Пусть Твой гнев прекратится, хотя я его заслуживаю, пусть придет прощение, хотя я его не заслужил, и, как в молитве Манассии, дай мне время на покаяние»[7]. Но когда Бог исполняет нашу мольбу, очень часто мы обнаруживаем, что не можем использовать Его дары, потому что сами малодушны, воля наша сломлена, ум потемнен, мы немощны и бессильны.
Тут на ум приходит другой образ — образ доброго Самарянина, который пролил на раны избитого грабителями человека очищающее вино, а затем целебное и смягчающее масло[8]. Мы нуждаемся в излиянии Божественной помощи и благодати, чтобы воспользоваться Его прощением и всем, что Он нам предлагает. Кирие элеисон — излитая, словно масло, целительная благодать. Но когда мы одарены силой, когда мы можем идти вперед, наше человеческое призвание по-прежнему превосходит то, что достижимо человеческими силами. Мы призваны быть не просто замечательными представителями некоего животного вида; мы не двуногие твари, которые должны эволюционировать до возможных пределов. Мы призваны Богом в акте творения быть Его друзьями в вечности. А друг — это тот, кто преломляет с тобой хлеб, кого приглашаешь к столу, с кем ты равен. Наконец, в Воплощении Бог выбрал стать одним из нас, нашим Братом, чтобы через Него мы могли открыть наше сыновство, стать сынами и дочерьми Отца Господа Иисуса Христа.
Пер. с англ. М.В. Шмаиной
под ред. Е.Л. Майданович.
Опубликовано: Труды. Т. 3. — М.: «Практика», 2019.
[1] Мф 14:22—34 и Мк 4:35—41. Вечером того дня сказал им: переправимся на ту сторону. И они, отпустив народ, взяли Его с собою, как Он был в лодке; с Ним были и другие лодки. И поднялась великая буря; волны били в лодку, так что она уже наполнялась водою. А он спал на корме на возглавии. Его будят и говорят Ему: Учитель! неужели Тебе нужды нет, что мы погибаем? И, встав, Он запретил ветру и сказал морю: умолкни, перестань. И ветер утих, и сделалась великая тишина. И сказал им: что вы так боязливы? как у вас нет веры? И убоялись страхом великим и говорили между собою: кто же Сей, что и ветер и море повинуются Ему?
[2] Ср.: Ам 3:7
[3] Рим 15:7.
[4] Ис 6:8.
[5] Преп. Иоанн Колов. См.: Отечник. Избранные изречения святых иноков и повести из жизни их, собранные епископом Игнатием (Брянчаниновым). Брюссель: Жизнь с Богом, 1963. С. 288.
[6] Быт 8:11.
[7] 2 Пар 36.