Церковь в секулярном мире

Церковь — это не пропагандное общество.

Церковь — это Тело Христово, ломимое,

распятое для спасения мира.

Патриарх Алексий I[1]

Все мы получили от владыки Антония личное наставление, изготовленное «точно по мерке» каждого, и как хорошо, что мы тут собрались и можем поделиться сокровищем —   каждый своим собственным.

Владыка ведь каждого умел увидеть как уникальную личность, каждому умел дать именно то, в чем человек нуждался; в течение 42-х лет, что я была его духовной дочерью, он строго меня опекал, точь-в-точь как садовник ухаживает за одним из порученных ему растений. Давал уход адресный, обусловленный свойствами растения и почвы.  Владыка не тщился превратить ель в плодоносящую виноградную лозу, он старался вырастить как можно более пушистую елку.

Быстро установив опытным путем, что меня не научить молиться, ибо как ни старайся, я все равно норовлю уйти в так называемую общественную работу, он не настаивал, согласился помогать мне и дальше стараться «оцерковлять мир, в котором мы живем», и молиться путем действия.

Владыка делился и некоторым своим конкретным опытом, а опыт был у нас в юности до известной степени общим — активность в эмигрантской молодежной организации, одержимость Россией, неприятие коммунизма, отвращение к компромиссу, стремление к достойной жизни для нашего (т.е. российского) народа. И, конечно, опыт принадлежности Русской Православной Церкви в ее различных юрисдикциях. Поэтому я могу с некоторым внутренним пониманием рассказать о его отношении к жизни преданного члена Православной Церкви за оградой храма, в мирской жизни, причем более конкретно: о его отношении к политике и к организованной благотворительности.

Работая в 1960 — 1970-е годы на русской службе Би-би-си, я старалась рассказывать слушателям о том, как решались в Англии те вопросы, которые в тот момент интересовали жителей России. Также я много участвовала в религиозных передачах на Россию, советовалась, конечно, с Владыкой, а также встречалась с ним у микрофона — это называлось «брать у него интервью»: я задавала вопрос, а он давал пространный исчерпывающий ответ, запись которого я впоследствии подвергала косметической правке и передавала в эфир. Тут тоже вопросы мои обычно основывались на том, что волновало людей.

Один из вопросов был вызван событиями советской политики, по поводу которых на Западе в очередной раз выдвигалось требование, чтобы Русская Церковь как организация выступила с осуждением правительственной политики[2]. Это требование казалось совершенно оправданным большинству людей на Западе, да и многим в России, включая в первую очередь Александра Солженицына. Многие понимали, что Патриарх Московский не выступит с критикой советской политики, но факт оставался фактом — в Англии все громче звучали призывы, чтобы его Экзарх в Западной Европе, митрополит Сурожский Антоний, сделал это вместо Патриарха.

В то время я ходила к Владыке по меньшей мере раз в неделю, и по молодости лет очень настаивала, чтобы он, живущий на Западе и разделяющий позицию Солженицына, обратившегося к Патриарху с открытым письмом, лично выступил как иерарх Русской Православной Церкви и тем поддержал бы ее авторитет. Повторяю — не с целью критиковать Русскую Православную Церковь, а с целью поддержать ее авторитет, защитить ее от очень неприятных нападок, полностью оправданных, — на которые она сама должна была бы ответить, если бы была свободной.

В частном порядке говорили мы много, по конкретным фактам соглашались, но без свидетелей, а заявления все не было. Но вдруг Владыка предложил придти в студию и дать свой ответ на русском языке перед микрофоном —  для передачи хоть на весь мир[3].

Он не сказал ни слова ни в осуждение, ни в поддержку Патриарха Московского и Русской Православной Церкви — для этих разговоров у него бывали личные встречи в Москве (и не только в Москве). Он сказал что-то совершенно иное. Вот что я помню:

Церковь — единственная организация, осуществляющая связь между человеком и Богом, а также между Богом и человеком. У Церкви монополия на эту функцию, и она обязана ее осуществлять в полную меру, всегда и везде. Это труднейшая задача, и ничто не должно отвлекать Церковь и людей, которые ее представляют на земле, от этой обязанности: молиться, совершать Таинства и держать открытыми каналы связи между Богом и человеком. Даже защита жизни людей, даже благотворительность, не говоря уже о политике, не должны отвлекать Церковь от ее исключительной задачи. Церковь несет людям Таинства, ее иерархи отвечают перед Богом за сохранность Жизни Вечной среди людей, за духовную жизнь народа Божиего. Поэтому никто не имеет права от имени Церкви выступать с какими-либо заявлениями, в том числе с политическими, не говоря уже о заявлениях, которые могут вызвать ограничения ее исключительной деятельности.

Я, естественно, приуныла и стала протестовать — неужели он проповедует примиренчество и молчание?

Владыка добавил:

Это все касается Церкви как организации, как определенного учреждения, живущего в миру. Но это нисколько не касается ее живых членов, не касается христианина как человека, как личности. Напротив, если человек становится христианином, то кроме как бы условно-христианской деятельности — поста, молитвы, благочестивой и добродетельной жизни — он обязан вырасти в полную меру того таланта, который ему дан на земле. Это касается не только личных и духовных качеств, но также профессиональной жизни и деятельности в обществе. Каково бы ни было твое занятие на земле, ты как христианин обязан развивать его до максимума, добиваться высочайшей профессиональной квалификации и самого высокого положения, на котором способен эффективно функционировать, с тем чтобы всей своей жизнью (и в первую очередь профессиональной) показывать, как работаешь над собой во славу Божию.

Это — первый обязательный шаг. Следующий — это поведение христианина в жизни общественной. В нее входит политика, социальная работа, защита окружающей среды, педагогика, любая сфера человеческой деятельности, в которой каждый христианин должен участвовать в дополнение к церковной и профессиональной жизни. А в обществе христианин обязан быть активным, продвигаться в полной мере своих сил и жить по своим убеждениям с такой интенсивностью, чтобы другие люди, которые эти убеждения не познали, могли бы их узнать, приобщиться к ним, могли бы ожить и сами.

Каждый христианин должен, обязан в полную меру быть ответственным за состояние окружающего его мира, требовать хотя бы от себя лично деятельного и эффективного участия в жизни общества.

Вот, например, по вопросу, поднятому Солженицыным, о котором я всё говорю: ведь вчера была демонстрация перед советским посольством — а почему на ней меня не было? Как я смею сама не делать того, что мне доступно и что считаю нужным, раз призываю к нему других! И как я смею пропустить такую яркую возможность показать людям, к чему призван и на что способен православный христианин нашего прихода! (Мимоходом скажу, что на демонстрации был муж, а я сидела дома с детьми, так что тут все было в порядке.)

К теме личной активности и личной ответственности мы с Владыкой впоследствии много раз возвращались в серии передач о вере Бога в человека. Он говорил, что нам Бог доверил Свое творение, нам Бог не только велел, но и доверил «выращивать» себя в свою полную меру, до того состояния, когда на нашем лице человек сможет увидеть свет Божиего присутствия. Наша задача — стать иконами Христа, радовать и привлекать людей, не знающих Бога, своими делами, своим обликом, достигающимся постоянным аскетическим трудом. Но труд этот не ограничивается только молитвой, постом, благочестивой жизнью и добрыми делами, он должен охватывать и конкретную мирскую жизнь. Вот в этом и есть оцерковление жизни в миру — каждым движением, каждым рабочим действием и каждым усилием, как и каждым вздохом, идти к Богу, расти в полную меру своей человеческой сути. Нести в мир то радостное аскетическое усилие, которое мы обычно проявляем только в Церкви.

Оцерковлять мир, а не нести обмирщение в Церковь.

Эти слова — как по форме, так и по содержанию — были продолжением нашего детства и юности, были развитием той жизненной программы, которая нам была предложена в разное время (и в разных поколениях) молодежными организациями российской эмиграции, и в первую очередь Русским студенческим христианским движением[4], программы, которая выливается из решений Поместного Собора 1917 — 1918 годов.

Владыка требовал — и в своих книгах, и в проповедях (и до сих пор продолжает требовать в тех проповедях, которые приходят нам сейчас по электронной почте, благодаря его преданным ученикам), чтобы мы были ЛЮДЬМИ  по образу и подобию Божию, живя в миру и используя все свои возможности во славу Божию.

Так что, суммируя, на мою долю ученичества выпало следующее:

Церковь — совершенно особая организация, которой Господь доверил монополию на обеспечение живого канала связи между Богом и человеком, человеком и Богом. Это ведет к двум последствиям: во-первых, сама Церковь как организация не должна принимать участие в какой-либо иной деятельности, и должна отказаться от борьбы за политическое влияние, за власть, за богатство, за социальные реформы и даже от формальной благотворительной работы. Во-вторых — каждый отдельный член Церкви обязан — и от этого никуда не уйти —использовать данные ему Богом таланты во славу Божию и в помощь ближнему. Каждый член Церкви — и это касается мирян равно как и клириков — должен быть совершенно пропитан любовью к Богу и, как следствие этой любви,  желанием служить Богу как можно лучше, в полную меру своих сил. Это касается всех людей и всех сфер человеческой активности.

В течение сорока с лишним лет Владыка давал мне оценку того, как я живу, когда я верна себе и живу правильно, а когда  живу недостойно себя самой, предаю себя, и таким образом предаю и Бога. О постах и молитве мы особенно не говорили, говорили в основном о конкретной стороне жизни.

Он давал мне — и всей нашей семье — множество конкретных поводов для служения, в дополнение к пению и чтению в хоре нашего собора: как, например, участие в приходском совете, в епархиальной ассамблее, в епархиальных конференциях, в организации помощи приезжавшим из России — вернее из Советского Союза — иерархам и иным профессиональным представителям Церкви. Никогда не давал указаний, что и как делать, не предупреждал, на что обращать внимание: мы сами должны были разбираться и решать. Он знал, что под помощью мы с мужем понимаем не только перевод, транспорт, физическое окормление — но (главное) обеспечение информацией, контактами, книгами, лекарствами для узников. На этой почве и выросла моя основная деятельность в России, ставшая к нашему семейному удивлению частично миссионерской: а именно — организованная благотворительность.

У меня даже бумажки есть от Владыки по этому поводу: кажется, я единственный человек, которому он дал,  и даже дважды, в 1993-м и потом в 1999 году,  «удостоверение» о том, что эта чисто мирская деятельность ведется по его благословению.

Эта деятельность, которую владыка Антоний определил, как благотворительную и просветительную, ведется в основном в Санкт-Петербурге, Карелии, в северо-западном регионе России.

Наша работа началась очень скромно и традиционно, с доставки и распределения гуманитарной помощи (всего около 60 контейнеров), но уже тогда мы стремились помочь местному населению самостоятельно справляться со своими проблемами. Девиз «Спасение утопающих — дело рук самих утопающих» нам представляется весьма разумным, так что, образно говоря, мы помогаем населению учиться плавать и строить спасательные приспособления.

Наша организация в Англии называется «Фонд Святого Григория»[5], а в России — «Поможем Друг Другу». Уже в программе гуманитарной помощи мы делали упор не на одежду, а на ткани и разную галантерею вместе с швейными машинками, посылали не столько свитера, сколько шерстяную пряжу, вязальные спицы и вязальные машины. Все это  распределяли в первую очередь среди многодетных семей и людей, обремененных инвалидами. Раздавали им это добро для надомного труда, а также устраивали курсы кройки и шитья — верный способ заработать на жизнь себе и всей семье. Это все активизировало и получателей помощи, обходя опасность приучения их к так называемой халяве, и местных распределителей помощи, которым приходилось разрабатывать целую систему ее хранения, раздачи, отчетности, создания курсов и прочее.

Денег мы на это никогда не давали, продавать  гуманитарную помощь не разрешали, но нам повезло с выбором коллег — они всю жизнь прожили в советских условиях, тоскуя по возможности правильно и полезно работать, помогая ближним.

Это звучит наивно, напыщенно и может быть для тех, кто этого не испытал, даже фальшиво,  но это не так. Именно такие люди, в большинстве своем ученики (пусть и заочные) отца Александра Меня и митрополита Сурожского Антония оказались нашими первыми соратниками. Нам в Англии оставалось обеспечивать поток помощи и радоваться росту изобретательности, ответственности и самостоятельности среди русских коллег.

Поначалу в Англии это было чисто православное начинание, но Владыка настаивал, чтобы мы отсекли любые ограничения — религиозные, политические, расовые, территориальные, национальные, любые — и занимались исключительно предотвращением беды и смягчением участи людей, попавших в беду.

В России работа всегда была мирской.

Мы начали работу в России весной 1990 года. Хотелось взяться за что-то радикально полезное, и я постоянно советовалась с Владыкой. Было очевидно, что кроме чисто  материальной разрухи были и иные беды, но никто не говорил о том, что я до сих пор считаю главной, коренной, фундаментальной бедой страны, бедой, которая уже десятилетиями подрывала моральные устои, вызывала бессердечную жестокость, общепринятое небрежение человеческой жизнью, огульное отчаяние. Эта беда почему-то считалась неизбежной, но скорее досадной, чем смертельной — а именно необходимость, неизбежность аборта в стабильной семье.

Владыка внимательно слушал меня, советовал искать возможности чем-нибудь помочь.

Положение с абортами в Советском Союзе радикально отличалось от положения на Западе и даже от нынешнего положения в России,  во всяком случае в городах. Отсутствие грамотного просвещения, нехватка противозачаточных средств,  невероятная скученность в жилье и исключительно низкий уровень заработков —  все это загоняло людей в западню. Аборты были неизбежны для всех — для супружеских пар, для благополучных семей, и это касалось даже верующих людей.

С абортами как таковыми не было практической возможности бороться,  но можно было бороться с их неизбежностью, можно было обеспечить людям те технические условия выбора, которыми располагает Англия.

Разумеется, нельзя было просто так, не зная броду соваться в воду: надо было удостовериться, что такая работа будет востребована. Реакция людей в России была однозначна — Да! Было даже страшно, когда малознакомые люди, желая убедить меня в срочности и важности этой проблемы, принимались рассказывать о своих абортах, причем говорили преимущественно отцы этих убитых младенцев. Отцы помнили день и час, когда вели жен на эту операцию, помнили, какая была погода и во что жена была одета. Плакали и родители, и их дети, которых родители вызывали, чтобы те подключились к просьбе помочь предотвратить этот ужас для следующего поколения. О женщинах я не стану и говорить — страшно вспомнить. Многим их нерожденные дети являются во сне и с годами растут, развиваются, в школу ходят… Об этой степени психического стресса я не подозревала.

Владыка Антоний будучи врачом отлично понимал проблему и благословил меня ею заняться вплотную. Удивительно быстро в Англии нашлись и деньги, и врачи, способные поднять этот пласт работы, педагоги и администраторы. Русские врачи предоставили отличную площадку для работы с выходом на город и область.

Через восемь лет после первых разговоров Владыка писал о нашей работе в своем втором «удостоверении», обращенном «Властям духовным и гражданским».

«С 1992 года Ирина Яновна ведет ценнейшую работу под заглавием «Здоровая мама — здоровый ребенок», встречающую все большее сочувствие и понимание, и привлекающую активный интерес раньше не открывшемуся сознанию широких слоев населения.

Главные цели этой программы:

1. Предотвращать необходимость аборта, как основного и даже единственного метода ограничения количества детей в семье.
2. Обучение персональной гигиене.
3. Обучение здоровым отношениям между мужчиной и женщиной.
4. Воспитание уважения к собственной личности.
5. Обучение различным методам контрацепции.
6. Помощь с проблемами, связанными с деторождением.
7. Оздоровлять отношение женщины к самой себе путем обучения и проведения мероприятий по развитию человеческих отношений пациентов и медицинского персонала.

Я буду глубоко благодарен каждому, кто захочет и сможет ей помочь в выполнении ее благородной задачи, столь необходимой при теперешних условиях».

Чисто технически мы добились больших успехов: благодаря систематическому обучению работников одной женской консультации в Санкт-Петербурге, а также технической поддержке, количество абортов сократилось, а рождаемость повысилась (и превышает среднюю рождаемость в стране, т.е. младенцы рождаются желанные). Когда мы начинали, в «нашем» районе, как и по всей стране, на каждого младенца приходилось 2,3 аборта. Теперь по стране менее двух абортов на младенца, а у нас — два младенца на один аборт, т. е. в четыре раза меньше. Кроме того, в местном роддоме за последние десять с лишним лет не было ни одного отказного младенца среди наших подопечных. Отмечу, что вообще-то в этом роддоме много отказных младенцев, но это вызвано тем, что он обслуживает не только район, но и весь город по двум заданным ему категориям граждан, почему-то совмещая глухих и беженцев. Среди этой последней категории, увы, отказных детей много.

Хочу подчеркнуть, что мы не давали никаких противозачаточных средств, а обеспечили следующее: повышение профессиональной квалификации врачей и акушерок; наличие полного набора аппаратуры, необходимой для диагностики и стационарного лечения (многое довольно примитивно и б/у); предоставление набора курсов  по половому и личностному воспитанию (в школе и при профосмотрах) — в основном тех курсов, которые в Англии преподаются в школах, включая католические.

К сожалению, по установившейся в советские времена формуле этот курс преподается только девочкам, а профосмотр проходят только женщины. Мы пробовали заняться и мужской половиной населения, но на это нет никакой структуры.

Это уже очень хорошо, но еще лучше то, что полностью изменились отношения между персоналом и пациентками. Это отмечают все, и думаю, что каждая российская женщина поймет, как много это значит: в женской консультации царит ровное, благожелательное, вежливое отношение человека к человеку на любом уровне.

Все руководящие участники программы побывали в Лондоне, все до одного побывали у нас в храме на Литургии, и все были лично представлены владыке Антонию. (Нужно сказать, что народ был отчасти дико внецерковный и если бы посещение Литургии не было обязательной частью командировки, многие и не пошли бы в церковь. Один врач даже закурил в храме от волнения.) Вернувшись к себе, все — за исключением одного хирурга — стали ходить в церковь (а некоторые в синагогу), крестили детей и внуков, причем не все вместе в храме по месту работы, а просто по месту жительства.

Никто им ничего не проповедовал словами, но наша работа под духовным руководством Владыки, и может быть также личный пример ее участников, оцерковили даже такое учреждение, как обычная районная женская консультация.

Характерно для этого результата, что о нем я узнала случайно, из частного разговора за столом: это оцерковление — естественное и личное дело каждого.

Совершенно естественно установились также прочные связи с настоятелем местного православного храма и даже кой-какие рабочие связи с местным приходом. Набожные мамы охотно наблюдаются у нас в консультации и принимают все процедуры и медикаменты спокойно (вы, может быть, и не знаете, как много у батюшек проблем по этому делу); а приход помогает даже нецерковным матерям.

Основное практическое, техническое достижение все же — это сокращение абортов в такой степени, что можно говорить об устранении проблемы необходимости аборта в одном отдельно взятом районе, среди шестидесяти тысяч женщин. Район, в котором мы работаем, смешанный — много промышленности, много женских рабочих общежитий, много бедных. Но положение с абортами у нас в районе лучше, чем в Англии!

Мы в Фонде Святого Григория, конечно, занимаемся и иной деятельностью, в том числе поддерживаем православные приходы.  Но по завету Владыки мы поддерживаем их социальную, светскую, мирскую работу, а не то, что принято называть миссионерской деятельностью. Выходит, что наша деятельность тоже миссионерская, но это — ее результат, а не ее содержание.

Программа «Здоровая мама — здоровый ребенок», как и другие наши программы, ясно показывает, чего может добиться христианин, который в полную меру использует доступные ему технические средства, для того чтобы помочь ближнему.

В любом случае это полезно для ближнего.

Но когда работа ведется во славу Божию — что не выражается в словах, а выражается в пламенном отношении к делу, когда работники сами являются народом Божиим, окормленным Церковью и Таинствами, есть шанс, что хорошая профессиональная работа приведет и ближнего к Богу. Не все участники нашей программы были верующими, но на лицах некоторых из них люди видели отблеск образа Христа и узнавали его. Узнавали, потому что такого отношения к работе они не видели у других и искали пути «быть, как ты». Быть, как Он, Христос.

Был среди нас в английском Фонде, кроме Владыки, еще один святой жизни человек, Руфь Боуден (Ruth Bowden), профессор анатомии, академик. Ее пример  мне на каждом шагу подтверждал правильность слов Владыки — через профессиональную жизнь можно и должно славить Бога и проповедовать благую весть Христа.

Место Церкви в секулярном мире сейчас, как и прежде — в Таинствах и в сердцах, умах, руках христиан.

Владыка о нашей жизни в Англии говорил, что паства священника — это не только его непосредственные прихожане, но и все люди, которые составляют окружающую его среду. Говорил он много и о царственном служении мирян — т. е. жертвенной жизни народа Божия. Для меня он все это сузил и говорил: далеко не ходи, работай в своем непосредственном окружении. Слушай, прислушайся,  что Господь тебе велит сделать? Если правильно услышишь, то Господь поможет. (Если неправильно, то все равно ничего не выйдет).

Опытным путем, как мне кажется, нам удалось найти в секулярном мире в Англии и в России некоторые пути христианского, церковного служения. И приобщить к ним людей, достойных звания христианина, но не ведающих путей к нему.

В секулярном мире лучше всего срабатывают секулярные же профессиональные проявления нашей христианской веры и любви к Богу и ближнему. Они также дают нашим неверующим современникам и коллегам доступ в лучший мир, мир, в котором человек стремится к высшему благу. Владыка много раз повторял слова блаженного Августина: «Много таких, кто на земле считал себя чуждым Церкви и кто в день Суда обнаружил, что был ее гражданином; много и тех, увы, кто мнил себя членом Церкви и увидит, что был чужд ей».

И еще Владыка повторял: «Не тех, кто говорил Господи, Господи!, и даже не тех, кто говорил мы ели и пили перед Тобою,  Христос признает Своими, но тех, которые творили волю Божию»[6].

Через своих мирян Церковь выходит в мир.

[1] Слова патриарха Алексия I в разговоре с митрополитом Антонием. См.: Войду в Дом Твой. СПб., 1994. С. 23.

[2] Речь идет о реакции на т. н. Великопостное письмо А.И. Солженицына, в котором  автор упрекал Русскую Церковь, лично патриарха Пимена в бездеятельности и соглашательстве с советской внутренней  антицерковной политикой.

[3] См.: Труды. Кн. 2. М., 2007. С. 512—537. Собеседование о Церкви и священниках в современном мире.

[4] Русское студенческое христианское движение (РСХД) было основано в 1923 г. в Пшерове на  съезде христианских молодежных кружков. Ставило своей целью объединение верующей молодежи для служения Православной Церкви под знаком «воцерковления жизни и культуры», а также миссию в эмигрантской молодежной среде. Существует до сих пор во Франции в качестве православного молодежного движения.

[5] St Petersburg and NW Russia programme St Gregory’s Foundation: Aid to Russia and the former Soviet Union Registered Charity No. 1002469. См.: www.stgregorysfoundation.org.uk

[6] Лк 13, 25-27. Беседы о вере и Церкви. М., 1991. С. 268.