Цикл бесед о вере. Часть 4

Я хочу снова сегодня говорить о вере, но с точки зрения совершенно иной, чем прежде. Уже больше не буду затрагивать те­му о вере в человека, а хочу поговорить с вами о вере ученого в науку.

Это кажется странным, однако ученый не мог бы ничего соз­дать, если бы не было у него веры, т.е. как ее определяет Свя­щенное Писание, как бы  это ни было неожиданно для неверующего,  «вера есть уверенность в вещах невидимых»; и все научное иссле­дование, вся настроенность ученого направлены именно на вещи невидимые. Вокруг нас целый мир еще для нас таинственный; мно­гое в нем известно, еще больше подлежит открытию. И вот, то, что подлежит открытию, и есть то невидимое, в котором ученый уверен — он уверен, что оно существует, он уве­рен, что где-то есть что-то, что надо и можно открыть. И поэто­му всякая научная работа, всякое исследование основано на вере, на уверенности в том, что невидимое, еще не постигнутое — постижимо и раскроется.

А сверх того, научное исследование основано тоже и на на­дежде, т.е. на предвкушении, радостном, напряженном ожидании того открытия, которое будет сделано, при уверенности, что есть что открыть. И, таким образом, и надежда ученого, его вдохнове­ние, упираются в веру. Это очень важно ясно себе представить, потому что вера не относится только к Богу, я уже, кажется, достаточно объяснил, что она относится также и к человеку — но она относится тоже и ко всей творческой работе ученого. Без веры ученый не стал бы пускаться в исследования, нечего было бы, с его точки зрения, исследовать.

Но вот тут, мне кажется, надо сделать различие, которое очень важно, между реальностью и истиной, между сомнением и тупой самоуверенностью. Дело в том, что вокруг нас целый мир, как я сказал, таинственный, глубокий, многогранный, в котором многое было уже обнаружено, и, может быть, еще большее подлежит об­наружению, открытию. Это реальность. Для верующего эта реаль­ность включает в себя также Бога. Для неверующего это только материальная реальность, но она все равно, также как для верую­щего — предмет изыскания.  Каждый раз, когда мы делаем какое-нибудь открытие, мы его прибавляем к сокровищнице того, что мы знаем; но также как в жизни, нельзя просто обладать бесконеч­ным количеством разрозненных фактов — их надо соединить между собой какой-то логической связью, их надо собрать в какие-то теории, гипотезы, как говорят сейчас на Западе в «модели», т.е. в структуры, которые позволяют, как бы, сразу видеть целокупность какого-нибудь предмета. Каждый раз как мы это делаем, мы выражаем какую-то истину, относящуюся к реальности, мы говорим, что поскольку реальность известна — она есть; но ученый-то знает, что истина, т.е. то, что он может сказать о реальности, всегда приблизительна; это никогда не совпадает с реальностью самой; это временная попытка эту реальность выразить. Причем ученый знает, что все факты, которые собраны в одну целую карти­ну, как факты принадлежат реальности, а то,  как они между собой собраны, подлежит какой-то доле сомнения. И настоящий, хоро­ший ученый, сразу же, в тот момент, когда он создал или теорию или картину мироздания или мировоззрение какое, сразу же подхо­дит к нему критически, т.е. систематически ставит его под вопрос, т.е., в конечном итоге, сомневается. Но пред­мет его сомнений, разумеется, не реальность, которая от его сом­нения не меняется. Под вопрос он ставит не самую реальность, а свое представление о ней, и то, как он сумел его выразить,

И вот, это сомнение, эта попытка, это желание, намерение поставить под вопрос ту картину мироздания, которую он на сегодняшний день создал, как раз и движет вперед науку, причем в ученом это сомнение систематично. Как только он создал сколько-то стройную картину или теорию, он сразу ставит ее под вопрос: какие в ней логические ошибки? Что он сам может в ней обнару­жить, что не позволяет эту теорию или этот образ мышления при­нять? А если он сам или другие, не находят в ней логической, структурной ошибки, он с радостью пускается в дальнейшее иссле­дование, которое непременно это его мировоззрение поставит под вопрос в тот момент, когда он обнаружит в реаль­ности, которая его окружает, новый, неожиданный, не укладываю­щиеся ни в какие рамки его представлений факт. Но вместо того, чтобы пугаться этого, он оптимистически, радостно его приемлет. Сомнения ученого в этом смысле полны смелого оптимизма, потому что он не ратует за то, чтобы его теория осталась неприкосновен­ной или мировоззрение осталось неизменным. Он ратует за то, чтобы реальность все глубже, все подлиннее, все точнее нашла свое выражение.

Таким образом, в представлении ученого есть творческое соот­ношение между: I) реальностью, т.е. всем, что есть, знаемым или незнаемым ему; 2) истиной, или истинами, т.е. всем, что уже обнаружено и нашло свое интеллектуальное, техническое выра­жение — и 3) сомнением, потому что сомнение, каждый раз, когда оно подрывает уверенность, вернее — самоуверенность, отсутствие критического подхода в ученом, — каждый раз, как он ставит под вопрос то, что он уже структурно выразил, оно открывает ему возможность сделать новые открытия. Это очень важно нам помнить, потому что вся научная работа основана на вере, вдох­новленной надеждой, и, вместе с этим, движется творческим, сме­лым, оптимистическим, систематическим, радостным сомнением. Человек себя перерастает для того, чтобы открыть более полно, более глубоко реальность, которая его окружает.

Опубликовано: «Человек перед Богом». – М.: Медленные книги, 2019