Цикл бесед о вере. Часть 8

То отношение к жизни, та установка внутренняя, которую мы называем верой, т.е. радостная, творческая уверенность и равновесие, которое содержит одновременно и тайну и сомнение, является одной из самых больших радостей жизни человека.  И мне представляется, что радость эта идет из разных источников, она основывается на разных причинах.

Во-первых, человек, который смело, дерзновенно, творчески всматривается в жизнь, в человека, который перед ним, в обще­ство, где он находится, в природу, в жизнь в целом, в историю, который не боится лицом к лицу стать перед действитель­ностью, перерастает, преодолевает то мертвое равновесие, ту безжизненность, от которой так страдают многие. И страдают они потому, что не хватает решительности броситься в область неизвестного.  Это происходит от страха, от тщедушия, от малодушия, и вот момент, когда мы вдруг решим со всей смелостью, со всей своей творческой силой войти в область неизвестного, лицом к лицу стать перед ним, является моментом, когда вдруг со­бираются все наши внутренние силы и загорается радость. И эта радость возможна только по мере того, как растет в нас бесстрашие.

Я говорил о вере в человека; о вере ученого в науку. В том и в другом случае вера заключается в том, что человек совершенно уверен, что тот мрак, та неизвестность, которые его пугают, — они где-то в себе содержат откровение, смысл, что самый хаос, который перед ним, может вдруг озариться каким-то светом, который мы называем смыслом, и сделаться хотя бы изначальной, частичной гармонией.

Но вместе с этим, эта уверенность не снимает самой проб­лемы; бесстрашие все равно нужно, потому что для того, чтобы поверить в человека нужно очень много мужества; чело­век бывает порой очень страшен.

И последнее, что озаряет радостью область веры там даже, где она так полна сомнением, там, где ставится под вопрос сам человек, который верует, его убежденья, самые верования его, последним источником радости является надежда. Т.е., опять-таки творческое, смелое, ликующее предвкушение того, что мрак озарится светом, что хаос вдруг раскроется как гар­мония, что бессмыслица откроется как смысл. И вот в этом динамичном отношении, человек, который начинает искать, кото­рый начинает находить, чувствует, что он живет; вместо того, чтобы быть мертвым он вдруг оказывается живым. И живым не только в деятельности своей, не только в проявлениях своих, но живым до самого корня своего бытия, в каком-то сознании, что жизнь из него бьет ключом, и что та жизнь, мощная, глубокая, которая вдруг в нем открылась, охватывает собой це­лое мироздание; и человека и все остальное, от микроскопическо­го до самого непостижимо большого. И здесь сомнение не пугает, потому что как я уже говорил, сомнение относится тут не к предмету исследования, не к природе, не к человеку, не к Богу, а к тому, как я их до сих пор себе представлял. И с какой ра­достью, с каким дерзновением и с какой ликующей надеждой чело­век обнаруживает, что он весь ставится под вопрос; ставит­ся под вопрос человеком, который стоит перед ним; ставится под вопрос природой, общественной жизнью; ставится под вопрос Богом; потому что не только наши убеждения, но самый человек ставится под вопрос — его честность, его смелость, его доброт­ность. Все это — требование, которое ставит перед ним мир, кото­рый вокруг него; повторяю: человек и общество, наука, Бог.

И вот в этом сражении, в этом сличении объективного, кото­рое требует от нас предельной добротности, предельной честно­сти, предельной внутренней и внешней правды, разгорается такая радость веры, которой никаким образом нельзя достичь иначе.  И это мы видим в ученом, который от всей души, всем умом, всей смелостью своей — потому что многое может быть открыто только с большим физическим риском; и в человеке, который работает сре­ди людей, который встречает человека за человеком в одиночку, лицом к лицу, вглядываясь в глаза человека, который ему поста­вит, может быть, последний и решающий вопрос; в чело­веке, который погружен в общественную деятельность и который должен стоять перед лицом общества, со всей ответственностью перед обществом, но тоже — и не меньше — перед человече­ской правдой…

Вот откуда рождается смелая, радостная, ликующая радость веры и это, повторяю, доступно каждому; эта вера, этот подход является началом всякой творческой жизни. Для верующего покоит­ся эта радость, в конечном итоге, в Самом Боге, Который яв­ляется Тем, Кто все создал — и меня, и все, что вокруг меня находится, и каждого человека, для Которого все, и мате­риальное и духовное и душевное, и человек, и общество, и наука, и природа, и искусство — все имеет смысл и значение в че­ловеческом становлении и Который является как бы послед­ним, глубинным динамическим импульсом, требующим от меня, чтобы я открылся, чтобы я уразумел, чтобы я встретился лицом к лицу, чтобы в этом дерзновении веры я обрел новое знание, новую полноту жизни и новую полноту веры…

Опубликовано: «Человек перед Богом». – М.: Медленные книги, 2019