Цикл бесед о вере. Часть 9

Мне хотелось бы в последующих беседах говорить о вере в Бога. Я уже определял веру словами Священного Писания, как уверенность в вещах невидимых.  Но откуда же может взяться эта уверенность?

Когда мы говорим о вере в человека, о вере в науку, о вере в наш каждодневный опыт, мы говорим о чем-то конкретном, что представляется вполне разумным. Эта вера является результатом непосредственного, каждодневного опыта. Я встречаю человека, отношусь к нему сначала как к внешнему факту или событию моей жизни. Постепенно открываю в нем новые глубины, и от этого я убеждаюсь, что человек на самом деле глубок, что то, что я могу уловить сразу — только очень поверхностно.  Хотя и это нам, при некотором опыте жизни, раскрывает и глубины его.  Выраже­ние глаз, тон голоса человека очень много нам может сказать о нем. Но все же человек своим присутствием сам ставит вопрос о том, что есть в нем поверхностное, сразу уловимое, и есть не­видимое, которое является в этом широком смысле слова областью веры.

В другом отношении общение с человеком углубляет это поня­тие веры в него тем, что человек иногда поступает наперекор тому, что мы ожидаем от него. Его поступки нам могут показать­ся странными, неожиданными, противоречивыми. И тут в другом смысле мы можем ему поверить, поверить в него, допустить, что у нас нет всех данных для того, чтобы о нем произвести сужде­ние, что мы все-таки можем его считать благородным, порядочным человеком, даже если то, что он сделал, нам кажется странным, не совпадающим с тем образом, который мы о нем себе составили.

Так же можно говорить и о вере в окружающий мир, т.е. о том, что мы глубоко уверены, что кроме видимого, кроме того, что уже наукой исследовано и открыто, есть громадные возмож­ности новых открытий и новых познаний. Это просто, в каком-то отношении, потому что и мир и человек перед нами ставит вопрос, но Бог, как будто, вопроса и не ставит, потому что Он невидим, Он до какого-то момента в нашей жизни остается непостигнутым, вне нашего опыта. Откуда же может взяться у человека желание пуститься в поиски этого Бога, поставить даже вопрос о том, что Бог существует?

Разумеется, первый ответ, который напрашивается, очень примитивный и справедливый ответ: это то, что примитивный че­ловек будет приписывать Богу все то, чего он не может объяс­нить своим житейским опытом или своим человеческим умом. Но это быстро исчерпывается. Современный человек так ставить вопро­са не может. Никто из верующих, у кого есть какой-то разум­ный, вдумчивый подход к своей вере, не станет употреблять Бога как затычку, употреблять понятие о Боге как объяснение того, что он не понимает, необъяснимого.

Бог, наоборот, выделяется в современном сознании для ве­рующего именно не как объяснение, а как независимый факт.  Помимо того, что Он может или не может, помимо того, что Им можно или нельзя объяснить то или другое — Он существует. И для верующего важен именно факт Его существования и то, что изнутри какого-то своего опыта жизни, верующий убежден, что с Ним можно войти в какое-то общение, что Он познаваем до какой-то меры, что между Богом и верующим есть какая-то общность.

И вот тогда ставится вопрос: Откуда же может взяться у человека желание поставить этот вопрос? Откуда берется самый вопрос?  И мне хотелось бы сказать нечто именно на эту тему.

Я несколько раз употреблял выражение «опыт». Что это зна­чит? Это значит нечто очень простое. Мы говорим об опыте жизни, мы говорим о жизненном опыте, мы говорим об опыте, который у нас есть, страданья, радости, любви. В этом же смысле надо по­нимать и религиозный опыт. Это совокупность всего того, что в течение истекших лет было пережито в связи с определенной темой, которую мы называем Богом. Это могут быть мгновения какого-то молитвенного озарения, минуты, когда вдруг окружаю­щий нас мир нам представляется иным, минуты, когда бессмыслица озаряется каким-то светом, и вдруг приобретает стройность. В христианском опыте это может быть момент, когда человек при­общился Святых Тайн и обнаружил необъяснимым, непостижимым образом, что он вошел в контакт с какой-то реальностью, с дей­ствительностью, которой до того он не знал. Вот о чем я гово­рю, когда говорю об опыте религиозном.

Это не обязательно потрясающий, разительный опыт. Это мо­жет быть нечто постепенно складывающееся, спокойное, нарастаю­щее, тихое, глубокое. Это может быть тоже и, очень потрясаю­щее, событие человеческой жизни. Мы сталкиваемся с религиозным опытом большей частью через человека. Это может быть встреча лицом к лицу с человеком, это могут быть его слова, обращенные либо ко мне, либо в моем присутствии к другим людям.  Это мо­жет быть человеческое слово, написанное, запечатленное в рукописи или в книге. Так или иначе, этот опыт начинается, боль­шей частью, с какого-то свидетеля, с кого-то, кто мне или при мне говорит: Я с достоверностью знаю, что то или другое суще­ствует…

Это относится, разумеется, не только к религиозному опыту. Большая часть нашего знания, будь-то по физике, по химии, по биологии, по истории приобретена именно таким образом. Какие-то свидетели, чье слово кажется нам убедительным или достаточ­но достоверным, довели до нашего сознания, что то или другое является фактом жизни.

Но тут наше отношение к этим фактам, к этим свидетельст­вам, бывает несколько иное, несколько бывает различное. Есть вещи, которые мы знаем непосредственным личным опытом. Мать знает, что такое материнская любовь. Никто, кроме матери, об этом непосредственного понятия не имеет. Об этом можно гово­рить по свидетельству матери, по наблюдениям — но знать нут­ром может только мать.

Есть вещи, которые мы знаем, потому что мы сообща с другими разделяем какой-то житейский опыт, которым одни богаче, а дру­гие беднее. И та небольшая мера опыта, которая мне принадлежит, мне позволяет принять опыт других людей богаче меня.

Наконец есть вещи, которые мы воспринимаем из опыта ред­ких свидетелей, каких-то гениев, каких-то выдающихся людей, которым мы имеем право верить, потому что они добросовестны, потому что они достаточно для этого велики, потому что у нас есть какие-то данные им доверять. Этот опыт принадлежит им собственно, мы почти понаслышке им обладаем — но мы можем врасти в этот опыт.

Таков опыт, например, великого художника, великого музы­канта, который выражается, в конечном счете, или в произведении искусства или в музыке. Опыт, из которого он исходит, его вос­приятие — за пределом большинства из нас, но оно доходит до нас каким-то образом. На этом пункте я хочу остановиться в сле­дующей беседе несколько подробнее, и попробовать показать, каким образом первая встреча с верой может произойти через челове­ка: или говорящего, или видимого мной, или же написавшего сло­во свидетельства.

Опубликовано: «Человек перед Богом». – М.: Медленные книги, 2019