Елена КОЛЯДА, Анатолий МОРОЗОВ

Елена:

Господь щедро наделил русскую землю природными богатствами и столь же щедро одарил её духовными благами, озарил духовным светом. За более чем тысячелетнюю историю христианство дало стране прекрасные плоды добродетели и взрастило драгоценный цветник – сонм святых, которые в отечестве или на чужбине своим молитвенным подвигом, жертвенным служением, а порой и мученическим венцом свидетельствовали об Истине. Среди подвижников, прославивших Русскую Церковь, немало и наших современников, чьи имена хорошо известны в православном мире: отец Иоанн (Крестьянкин), отец Серафим (Тяпочкин), старец Софроний (Сахаров), митрополит Антоний (Блум) Сурожский. Неугасимые светильники веры, своими достойными деяниями они завоевали подлинно народную любовь и почитание.

Митрополит Антоний, всю жизнь проживший за пределами России, – сначала во Франции, а затем в Англии, – тем не менее, был истинно русским человеком. Для каждого, кто хоть раз сподобился даже недолгого разговора с Владыкой, он навсегда становился близким другом и духовным наставником. Для своих соотечественников, как на родине, так и в рассеянии он был не только неутомимым пастырем и выдающимся проповедником, но и подлинно «учителем нации»^[1]. Митрополит Антоний был евангельским человеком. Общение с ним сравнимо с чтением Евангелия. В любом человеке он видел, прежде всего, образ Божий. Вся его жизнь была сретением, встречей^[2] с Богом и с человеком как Его образом и подобием. Сердце Владыки вмещало столько любви, что, казалось, её хватило бы на всё человечество.

Мне посчастливилось довольно много общаться с Владыкой в период моей стажировки в Англии в 1990-1993 годах, видя его в соборе предстоящим перед Богом, посещая вдохновенные беседы с паствой, проводимые по четвергам, подолгу разговаривая, а иногда и исповедуясь ему при личных встречах. Однако началось это общение намного раньше, в Москве с чтения замечательной книги митрополита Антония «Школа молитвы» в самиздатовском варианте (помнится, экземпляр, попавший ко мне, судя по весьма его потрёпанному виду, явно уже прошёл через многие руки). По вечерам, а то и ночам я регулярно слушала по БиБиСи передачи религиозного радиожурнала «Воскресение» с его участием, часто прокручивала кассеты с записями проповедей, произнесённых на литургии в московских храмах, и бесед со студентами МДА, а во время кратких приездов Владыки в Россию старалась не пропустить ни одного богослужения с его участием.

Одно из первых поразительных впечатлений, врезавшихся мне в память, о необыкновенной простоте, доступности и открытости Владыки Антония связано с забавным эпизодом, случившемся  вскоре после моего приезда в Лондон. В четверг я пришла на очередную беседу с русскоговорящими прихожанами. Перед её началом в комнату, где собралось немало народа, вдруг вошёл молодой английский панк, небрежно одетый, со всклокоченными крашеными волосами и наглым выражением лица. Оглядев присутствующих, он направился прямо к Владыке; подойдя панибратски стукнул его по плечу и сказал: «Привет! Ты митрополит Антоний^[3]?» «Да, я», – ответил Владыка, ничуть не смутившись. «Я слышал о Тебе много хорошего, – продолжал панк. – Вот, пришёл познакомиться». Я онемела от такой фамильярности и, горя возмущением, готова была броситься на защиту нашего архипастыря. Но, взглянув на него, увидела его смеющиеся глаза с озорной искринкой, излучавшие доброту и свет, и осталась стоять на месте. Поговорив немного с Владыкой и, видимо, удовлетворив своё любопытство, юное создание удалилось. А Владыка как ни в чём не бывало обратился к нам: «Ну что же, давайте начнём нашу беседу».

Вскоре Владыка назначил мне аудиенцию. Я тщательно готовилась к ней, продумывала вопросы, волновавшие меня: от глобальных (о судьбе России и мира) до сугубо личных. В назначенное время я подошла ко входу в собор Успения Пресвятой Богородицы и Всех Святых^[4] – месту архипастырского служения митрополита Антония и, перекрестившись, нажала на кнопку звонка. Ждать пришлось пару минут, но от нетерпения они показались мне вечностью. Дверь открыл сам митрополит (он же, по его собственным словам, и сторож), в своём стареньком, но аккуратно заштопанном сером подряснике. «Здравствуйте, заходите, пожалуйста», – радушно пригласил он меня и повёл в «приёмную», ту самую комнату в боковом нефе собора, где я впервые присутствовала на его беседе с прихожанами. В подарок я принесла пирожные (кажется, кто-то из знакомых посоветовал). Долго выбирала их и купила наиболее красивые и, по моему мнению, очень вкусные. Владыка поблагодарил за угощенье, ни словом не обмолвившись, дабы не обидеть меня, что такие сладости ему есть категорически запрещено. Он, как я узнала позже, отдал их кому-то из нуждающихся. Впрочем, не сомневаюсь, что он всё равно угостил бы кого-нибудь этими лакомствами. Известно, что он передаривал всё, что ему дарили^[5]. После молитвы Владыка Антоний предложил перейти на «ты». В этом я усмотрела знак доверия, близости и готовность путеводительствовать в моём духовном восхождении. Вспомнился преподобный Серафим Саровский, который к каждому приходившему к нему, невзирая на его возраст и ранг, обращался «радость моя, ты…». Общение с Владыкой было на равных. Рядом с ним я чувствовала себя раскрепощённой, делилась самым сокровенным, не боясь при этом попасть впросак или выглядеть глупой. Я сразу ощутила его соучастие и ничуть не сомневалась, что мои проблемы действительно затронули его, хотя, конечно, знала, что Владыка практически ежедневно принимал несколько человек, таких же, как я, с их переживаниями, противоречиями и сомнениями. Выслушав всё, что накопилось у меня на душе, он спокойно, взвешенно и очень доброжелательно повёл разговор, перемежая его то эпизодами из Евангелия, то своими мыслями, то конкретными примерами, почерпнутыми из собственной жизни или из многолетнего наставнического опыта. За отведённый мне час я получила исчерпывающие ответы, мудрые советы и напутствия, так что из собора я вышла одновременно вдохновлённая и умиротворённая.

Как-то после воскресной литургии Владыка подозвал меня и неожиданно пригласил принять участие в ежегодном епархиальном съезде, который должен был состояться в небольшом городке Эффингеме (Effingham) на юге Англии. С радостью согласилась и, бросив все дела, собралась в дорогу. Ехала с большим энтузиазмом. Во-первых, потому, что проблема «Православие и экология» по-настоящему и давно волновала меня. Во-вторых, интересно было узнать, что думают и предпринимают в данном направлении люди за пределами моей страны. В-третьих, хотелось найти подкрепление собственным мыслям в учении Православной Церкви. Предчувствие не обмануло меня. Более того, впечатления во многом превзошли мои ожидания. Сама идея совместной конференции духовенства и прихожан показалась мне замечательной и достойной подражания. Подобные соборные встречи, несомненно, являются противостоянием нынешнему разобщённому, индивидуализированному и озлобленному миру.

Программа съезда была разнообразной и, помимо пленарных докладов, включала дискуссии по группам и частные беседы, где проблема рассматривалась с разных позиций: догматической, в аспекте христианской морали и практической – как объединить людей различных профессий под эгидой Православия в их совместных усилиях по сохранению жизни на Земле, столь милостиво дарованной Богом и столь бездушно и бездумно разрушаемой человеком.

Особенно запомнилась мудрая и одновременно страстная, проникающая до глубины души проповедь митрополита Антония о Божьем присутствии в Его творении и данной человеку заповеди бережно относиться к миру, которую он (человек) нарушил, превратив заботу о мире в хищническое его разграбление.

Сам съезд проходил в женском католическом монастыре. Мне, наивной, выросшей в советской системе, было невдомёк, что за проживание и питание предполагалась определённая плата. Уже во время пребывания, случайно узнав об этом, я, весьма смущённая, честно призналась Владыке, что денег у меня нет. В ответ прозвучало: «Не беспокойся. Всё улажено». Лишь позже я узнала, что он сам заплатил за меня. По окончании съезда Владыка попросил меня написать заметку об увиденном и услышанном в «Соборный Листок» (“Cathedral Newsletters”), что я сделала с большим удовольствием^[6].

В конце июля друзья пригласили меня провести неделю в их коттедже, незадолго до того приобретённом в одной из живописных деревушек, коими так славится графство Норфолк. Неподалёку в местечке Литтл Уолзингем (Little Walsingham) на территории средневекового католического аббатства, разрушенного в период Реформации, находится англиканская часовня, где хранится чудотворная статуя Богоматери, очень почитаемая британцами^[7]. Метрах в ста от часовни за углом видна маленькая церквушка во имя прп. Серафима Саровского.. Она располагается в здании бывшей железнодорожной станции, стараниями Владыки отданной Русской Православной Церкви. Первого августа, в день памяти преподобного Серафима Владыка приехал туда, чтобы отслужить литургию. На престольный праздник съехалось священство и прихожане со всего графства. Настоятель храма отец Давид, извещённый о приезде святителя, ждал его у входа. Подъехала машина. Владыка вышел из неё и буквально взлетел по ступенькам, успевая при этом благословлять устремившуюся к нему паству. Служба была удивительно светлой. Она оставила ощущение тихого света и радости, которые излучал и сам старец Серафим. После в приходском зале было чаепитие и беседа с Владыкой.

Во время Великого поста Владыка, по давней традиции, введённой им в Сурожской епархии, проводил в лондонском соборе Успения Пресвятыя Богородицы и Всех Святых говение для русскоговорящих прихожан. В Лондоне в тот период находился и мой супруг Анатолий, который вскоре также стал членом общины. От друзей мы слышали об этом удивительном духовном опыте и, не колеблясь, решили принять в нём участие. Говение длилось целый день и состояло из трёх циклов, по нескольку часов каждый. После начальной молитвы была общая исповедь. Её проводил Владыка, предстоя перед Господом в простом человеческом обличии, откровенно говорил о своих согрешениях. Его тихий, но при этом твёрдый голос звучал столь искренне и проникновенно, что все ощущали себя соучастниками по сути дела исповеди самого архипастыря. Вслед за этим мы были оставлены на час наедине с собой и с Богом. В храме был полумрак. Свечи не горели. Едва различимые лики взирали с икон. Возникла особая атмосфера тишины и сосредоточенности. Найдя свой уголок, я погрузилась в размышление и, глядя на икону Спасителя, рассказывала Ему обо всём, что мучило, угнетало, в чём сомневалась, и впервые в жизни по-настоящему исповедалась «как на духу», испытала внутреннее раскрепощение, избавление от бремени грехов и осознала, в чём заключён истинный смысл покаяния. Затем было чаепитие, негромкие разговоры. Так повторялось ещё дважды. В самом конце говения Владыка прочитал разрешительную молитву. На следующий день все причастились Святых Тайн. Пережитый нами духовный подъём, приобретённое состояние очищения, освобождения от земного притяжения незабываемы и по сей день.

Перед своим промежуточным отъездом в Россию по окончании воскресной литургии я подошла к Владыке попрощаться. Помня, что я музыковед, он обратился ко мне с просьбой навестить в Москве его двоюродную сестру Елену Александровну Софроницкую, дочь известного русского композитора А.Н. Скрябина, и передать от него живой привет. По приезде домой я тут же позвонила ей, представилась и напросилась в гости, объяснив, что выполняю поручение митрополита Антония. В ответ радостно прозвучало: «Так Вы от Андрея? Конечно, приходите. Завтра можете?» На следующий день я посетила Елену Александровну. Она подробно и с пристрастием расспрашивала меня о жизни Сурожской епархии и о самом Владыке, ласково называя его Андреем. Потом было чаепитие, рассказ о семье Скрябиных-Софроницких с демонстрацией уникальных фотографий из фамильных альбомов, среди которых попадались и любительские снимки молодого Андрея Блума. Расстались очень тепло, как старые друзья. Вскоре после моего визита Елена Александровна отошла в мир иной. Узнав об этом, я поняла, что Владыка, предвидя её скорую кончину, через меня послал кузине своё прощальное приветствие и святительское благословение.

В одной из личных встреч с митрополитом Антонием разговор зашёл о роли пения в богослужении. «Признаюсь тебе, – сказал Владыка, – будь моя воля, я бы вообще исключил его. Оно мешает молитве». Зная, однако, что моя научная работа была связана именно с литургическим пением^[8], он тут же поправился: «Но это моё личное мнение. Ты, пожалуйста, не обращай внимания и продолжай заниматься своей темой. Она очень важна и нужна». Стало ясно: творя богослужение и произнося молитвенные прошения, Владыка настолько сосредотачивался на их глубинном смысле и погружался в самую сущность священнодейства, что даже звуки возвышенных песнопений нарушали полноту и целостность этого состояния.

Осенью 1992 года на одном из телеканалов БиБиСи показывали замечательный документальный сериал о животном мире Антарктиды “Life in the Freezer” (букв. «Жизнь в морозильнике»), который я смотрела с огромным удовольствием. При первой же возможности я рассказала Владыке об одном удивительном аспекте социального поведения императорских пингвинов, столь поразившем меня. В сильнейшую стужу (-70◦C), при скорости ветра 200км/час эти уникальные птицы сбиваются в огромные плотные группы и медленно спиралеобразно движутся в течение долгого времени, стараясь держать курс по, а не против ветра. В таком непрерывном кружении каждая особь попеременно оказывается то во внешнем ряду, подвергаясь прямому воздействию стихии, то в центре, имея шанс немного отогреться и передохнуть. Владыка очень внимательно выслушал мой эмоциональное повествование и воскликнул: «Удивительно! Ведь это пример абсолютно христианского отношения к себе подобному. Спасибо тебе. Обязательно упомяну его в своей ближайшей беседе».

Обычно добросердечный и снисходительный к своей пастве, в некоторых вопросах Владыка был очень строг, даже суров. Помнится, как однажды в конце воскресной проповеди он вдруг заговорил о регулярных опозданиях на богослужения. При этом выражение его  лица его стало требовательным, взгляд негодующим, а голос звучал твёрдо. Он категорически запрещал прихожанам опаздывать на службы, особенно на литургию. «Представьте, что у вас запланировано важное собрание, вам назначена аудиенция у весьма уважаемого вами лица или же предстоит свидание с любимым человеком. Нет сомнения, что вы со своей стороны не допустите опоздания. Так почему вы позволяете себе пренебрегать встречей с Богом, почему проявляете к Нему непочтение?!» – не раз говорил он подопечным.

Митрополит Антоний без преувеличения был известен во всём христианском мире, от России до Индонезии. В Англии за более чем полувековой срок пастырского служения он приобрёл огромный авторитет. Благодаря Владыке в самых разных слоях общества, вплоть до представителей Британского королевского двора^[9], значительно вырос интерес к Православию в целом и к Русской Православной Церкви в частности. Под влиянием его личности многие англичане меняли свою конфессиональную принадлежность и становились членами РПЦ, том числе и те, кто в прошлом были англиканскими священниками. Митрополита Антония уважали даже инославные. Лекции-проповеди, которые он читал в любой аудитории, неизменно пользовались большой популярностью. Как-то Владыка обмолвился, что ему предстоит говорить о Православии среди мусульман. Я, не выдержав, наивно спросила: «Владыко! Не боитесь?». «Ну что ты, наоборот, еду туда с радостью. Если надо, я и в ад пойду проповедовать Христа».

На Благовещение я оказалась свидетелем необычного визита в собор Успения и Всех Святых. Туда пришла группа учащихся из, пожалуй, самого элитного учебного заведения Великобритании – знаменитого колледжа Итон (Eaton College). В тот день служил архиепископ Анатолий, викарий Сурожской епархии. Литургия шла на английском языке. Поначалу подростки вели себя довольно шумно, громко переговаривались, смеялись. Но постепенно их разговоры стихли, смех прекратился. Они обошли храм по периметру, внимательно разглядывая иконы, вслушивались в слова молитв и песнопений. Выражение их лиц стало серьёзным, и был виден неподдельный интерес к происходившему священнодейству. Итонские воспитанники пробыли на службе до самого отпуста. После я полюбопытствовала, почему их привели в русскую церковь. Оказалось, что это было практическое занятие из курса по мировым религиям, и преподаватель после ознакомительной лекции о Православии выбрал для посещения именно собор на Эннисмор Гарденс.

Незадолго до моего отъезда из Англии Владыка попросил меня сопровождать в качестве переводчика петербургского режиссёра Валентину Матвееву, которая собирала материал для серии фильмов о жизни Сурожской епархии и о её архипастыре (три из них уже выпущены). Предстояло ехать в графство Норфолк, где имелось несколько приходов, в частности, в местечке Грейт Уолзингэм (Great Walsingham). Находившаяся там церковь Преображения Господня была локальным духовным центром. Я была очень дружна с настоятелем этого храма отцом Филиппом Стиер и знала многих прихожан. За несколько дней до поездки я сильно простудилась и к моменту отправления была далеко не в лучшей форме. Но об отказе не могло быть и речи. Так я и поехала с температурой, мигренью, жутким кашлем, без голоса и, как следствие, в ужасном настроении. Всё же нам удалось встретиться и побеседовать со священником и с его паствой. Питерская команда осталась весьма довольна.

После возвращения в Россию связь с Владыкой не была утеряна. В основном она поддерживалась письмами, которые я посылала ему с протоиереем Михаилом Фортунато, регентом  лондонского собора, многие годы регулярно посещавшего Москву. Отец Михаил оставлял конверты от меня в условном месте, о котором знали лишь близкие Владыке люди. Не сомневаюсь, что он читал мои послания и был в курсе наших семейных дел. И вот почему. Однажды раздался телефонный звонок. Я сняла трубку и услышала на другом конце провода родной голос: «Лена, здравствуй! Это владыка Антоний». «Владыко!..», – вырвалось у меня. Он расспросил о моей научной работе, справился о здоровье Анатолия, которого он также духовно окормлял, об успехах в иконописании. Затем попросил позвать отца Михаила, гостившего тогда у нас. Батюшки в тот момент не было дома. Узнав, что он вернётся вечером, часов в восемь, Владыка извинился и попросил разрешения перезвонить ещё раз, чтобы передать отцу Михаилу срочное поручение. Ровно в восемь часов вновь раздался звонок. Разговор между архипастырем и его клириком состоялся.

В конце 90-х годов прошлого века Господь привёл меня к новой весьма серьёзной научной теме, на сей раз в области музыкальной библеистики. Работала я очень увлечённо, с полной отдачей сил, и итогом изысканий стала энциклопедия «Музыкальные инструменты в Библии». Весной 2003 года, окончив труд, я сдавала макет в издательство «Композитор». Мне очень хотелось получить благословение Владыки на издание книги. И я дерзнула обратиться к нему, вновь прибегнув к помощи отца Михаила Фортунато. Батюшка, как всегда, охотно взялся быть споспешником и передал мою просьбу при личном свидании со святителем. И он, уже тяжело больной, практически отошедший от мирских дел, всё же нашёл силы выслушать и дать согласие на моё прошение. Благословение с подписью митрополита Антония было помещено вслед за титульным листом и оказалось моей последней земной встречей с ним – энциклопедия вышла в свет в конце июля, за несколько дней до его кончины.

Смерть митрополита Антония не смогла разлучить его ни с его паствой, ни с теми, кому посчастливилось общаться с ним, ни даже с теми, кто лично никогда не знал его. Общение это продолжается и поныне. И мне Владыка – уже во успении – по-прежнему путеводительствует, наставляет духовно через проповеди, беседы, истории из его собственной жизни и случаи из пастырского опыта, публикуемые разными российскими православными издательствами, а также через аудио- и видеозаписи богослужений, отправляемых им в лондонском соборе Успения Пресвятой Богородицы и Всех Святых. Более того, связь наша стала ещё прочнее.

В сентябре 2007 и 2009 годов в Москве, в Доме Русского Зарубежья прошли две международные конференции памяти Владыки, организованные благотворительным фондом «Духовное наследие митрополита Антония Сурожского»^[10]. Устроители определили свою задачу как «Осмысление наследия митрополита Антония Сурожского». На обоих симпозиумах прозвучало немало интересных докладов, воспоминаний, прошли живые дискуссии, были показаны фильмы-воспоминания о Владыке петербургского режиссёра Валентины Матвеевой, которые также называются «Встреча». А перед самым закрытием были отслужены панихиды (служил их протоиерей Сергий Овсянников^[11]). Все присутствующие, не сговариваясь, соборно, «едиными усты и единым сердцем» спели пасхальные стихиры и тропарь. «Христос воскресе!» победно звучало в пространстве зала. Душа возносилась горе. Владыка тепло и светло смотрел на нас с портрета и пел вместе с нами. Невидимая нить Любви связывала нас.

Анатолий:

Встречи с митрополитом Антонием стали поворотным моментом в моей жизни.

Для бесед с прихожанами он заранее выбирал тему, готовился, сначала сам излагал свои мысли, а затем подробно отвечал на любые, порой совсем наивные вопросы присутствующих (в том числе мои), отвечал по-доброму, чтобы не обидеть человека, но при этом очень серьёзно.

На одной из бесед произошёл забавный курьёз. В перерыве на чай протоиерей Михаил Фортунато подвёл ко мне человека, небольшого роста, в чёрном пальто (с ярко выраженной азиатской внешностью) и представил его мне: «Знакомься, Анатолий. Это отец Джон. Он православный священник из Индонезии. Приехал в Лондон по делам». В этот момент отца Михаила кто-то позвал, и он, извинившись, отошёл. Мы остались вдвоём. Стоим друг против друга, вежливо улыбаясь, и не знаем, как продолжить разговор. Владыка Антоний, заметив наше замешательство, тут же подошёл и стал рассказывать отцу Джону обо мне. Завязался диалог, и переводчиком пришлось служить самому митрополиту, которого ничуть не смутила, казалось бы, не подобающая его сану работа.

Зная насколько занят Владыка, мы с супругой Еленой старались не обременять его вопросами и просьбами о встрече. Но всё же как-то в четверг после очередной беседы с прихожанами мы дерзнули попросить его об аудиенции. Немного помолчав, Владыка ответил, что на этой неделе будет занят, поскольку должен ехать «к коновалам» (так он, сам врач, называл своих коллег), но на следующей непременно нас примет. В воскресенье сразу после литургии к нам подошёл молодой темнокожий алтарник и обратился ко мне по-английски. Стоявшая рядом Елена перевела его слова: «Владыка Антоний спрашивает, когда у вас найдётся время с ним встретиться». Мы были ошарашены подобной простотой и смирением митрополита.

В первый раз Владыка принимал нас в самом соборе, на хорах, а когда была закончено здание епархиальных собраний и воскресной школы (оно вплотную примыкает к собору), которое в течение нескольких лет с энтузиазмом, на свои средства строили «всем миром», мы встречались с ним в небольшой комнате, отведённой для бесед.

Первая встреча. «Вы меня простите, я ведь неофит», – немного стесняясь, сказал я. Наступила небольшая пауза. Глаза Владыки заблестели, взгляд посветлел, он как-то преобразился и, заикаясь, воскликнул: «Так… так… так это же прекрасно! У Вас всё впереди!» И начался доверительный разговор о вере, о том, как он сам подростком пришёл к Богу, как однажды, выйдя на улицу, он вдруг ощутил, что все идущие мимо люди были его друзьями. Этот рассказ потряс меня до глубины души. На прощание, уже спускаясь по лестнице, он напутствовал меня: «Дорогой Анатолий! Отношения человека с Богом строятся очень просто, на равных: или ты не веришь, или веришь, но тогда всецело полагаешься на Него, отдаёшься на Его волю».

Вторая встреча: В одну из личных встреч Владыка спросил меня о моей работе. «Увы, последние годы создаю плакаты, в которых прославляю светлый путь к коммунизму, и портреты деятелей КПСС», – ответил я смущённо. «А чем намерены заниматься, когда пойдёте на пенсию?» – поинтересовался он, и в его тоне я почувствовал искреннее участие и озабоченность моим духовным будущим. «Не знаю ещё. Думаю вернуться к графике, которой весьма увлекался раньше», – признался я. «А Вы не хотите попробовать себя в иконописании? Если есть возможность, поезжайте к отцу Софронию. Он подвизается в православной обители недалеко от Лондона, прекрасно говорит по-русски» ^[12]. «А удобно мне беспокоить его?» «Не волнуйтесь, я позвоню ему и договорюсь о встрече». Владыка действительно позвонил архимандриту Софронию и передал мне, что он меня примет.

В ближайшие выходные мы с друзьями поехали в монастырь Рождества Иоанна Предтечи в местечке Толлесент Найтс (Tolleshunt Knights) недалеко от провинциального городка Молдон (графство Эссекс)^[13]. На всенощном бдении я увидел отца Софрония, которому тогда шёл уже 91-й год. Это был старец невысокого роста, плотного телосложения, с седой бородой и очень внимательным изучающим взглядом. Рядом с ним неотлучно находился келейник, русский инок, кажется, из Пскова. Я подошёл к нему, сказал, что приехал из России и хотел бы, по благословению и при посредничестве митрополита Антония. поговорить с архимандритом. После службы инок, взяв старца под руку, дал мне знак следовать за ними. Мы вышли в притвор, и тот своим не по годам бодрым голосом обратился ко мне: «Ну что, отрок?» Я сказал, что я художник из Москвы и что Владыка Антоний подвигает меня посвятить себя иконописанию, на что отец Софроний ответил: «Это богоугодное и очень серьёзное дело. Где Вы учились? Что знаете о секретах иконописания?» Я честно признался, что ничего не знаю. Тогда он сказал: «Начните с  малого – с прорисей. Но самое главное: если сподобитесь писать иконы, то ничем другим больше не занимайтесь»^[14]. Мы ещё побеседовали. Я видел, что старец  устал, но продолжал общение. Перед прощанием я набрался смелости попросить у него благословения. «Ну что ж, отрок…». Я наклонился, сложил, как положено, руки, и отец Софроний меня благословил. В знак глубокого почтения я хотел поцеловать ему руку, стал тянуть её к своим губам и почувствовал сопротивление. Я потянул сильнее, но и сопротивление усилилось. Недоумевая я поднял голову и увидел улыбающееся лицо старца, его молодые глаза: «Ещё раз благословляю тебя, отрок, и давай расцелуемся». Мы трижды расцеловались и простились.

По возвращении в Лондон я рассказал Владыке о своей встрече со старцем и об эпизоде благословения. Рассмеявшись он сказал: «Да, он такой». И добавил: «Теперь Вы получили напутствие замечательного мастера. Дерзайте. Кстати, у нас при соборе теперь есть выставочный зал. Привозите свои иконы, и мы их покажем нашим прихожанам». Так при споспешествовании митрополита Антония я стал иконописцем.

Перед отъездом мы попросили Владыку стать нашим духовником. «Знаете, очень многие ко мне обращаются с этой просьбой», – ответил он. Но, посмотрев на наши опечаленные лица, улыбнулся и решительно сказал: «Хорошо. Я буду о вас молиться, а вы молитесь обо мне». На прощание он нас благословил, и мы, окрылённые, ушли.

Хотя в земной жизни я больше с Владыкой не встречался, тем не менее постоянно ощущал его живую молитву, попечение и о моём духовном пути, и о возрастании профессионального мастерства на стезе иконописания, а после его кончины в августе 2003 года его – уже небесное – окормление перешло в иное, вневременное измерение и продолжается поныне^[15].

[1] Такого титула в греческой церковной традиции удостаивались люди, чьи деяния оказались судьбоносными для всего народа. Среди них были и такие выдающиеся учёные мужи, как Евгений Булгарис, и простые монахи, как преподобномученик равноапостольный Косьма Этолийский.

[2] Не случайно этим словом названа одна из книг – сборник бесед Митрополита Антония, неоднократно переиздававшаяся в России («О встрече». Клин, 2003).

[3] В английском языке, как известно, местоимения «ты» и «вы» не различаются (оба  передаются одной формой  – ‘you’). Здесь, судя по интонация и манере обращения молодого человека, подразумевалось бесцеремонное «ты».

[4] Собор Успения Пресвятой Богородицы и Всех Святых (построен в середине XIX в.) на улице Эннисмор гарденс (Ennismore Gardens) в Саут Кенсингтон (South Kensington), одном из престижных районов Лондона, изначально принадлежавший англиканской Церкви, долгое время (1956-1979 гг.) арендовался русской общиной, а в 1979 году стараниями прихожан и при поддержке влиятельных дарителей был приобретён ими в собственность и переосвящён в православный храм.

[5] В этом Владыка подобен ранним отцам Церкви. На память приходит известный рассказ о том, как однажды прп. Макарию Великому, ученику прп. Антония Великого прислали гроздь свежего винограда. Несмотря на желание отведать лакомство, он, следуя обету воздержания, отправил её больному брату. Тот весьма обрадовался дару, но, сделав вид, что не любит ягод, передал их другому брату. Третий монах поступил так же, хотя ему весьма хотелось их попробовать. Так очень многим инокам попадал виноград в руки. Последний, взяв гроздь, вновь  отослал её прп. Макарию, радуясь, что может сделать ему хороший подарок. Святой  тотчас узнал её и возблагодарил Бога за воздержание братии. Впрочем, он и сам он не дотронулся до винограда.

[6] Немного позже митрополит Антоний попросил меня также написать статью о церковном пении в современной России в епархиальный журнал «Сурож», главным редактором которого был он сам. Я сочла за честь исполнить волю Владыки и осветила в ней не только ситуацию в данной сфере на тот момент, но и включила небольшой исторический обзор (Elena Kolyada. Russian Church Singing Today // Sourozh. A Journal of Orthodox Life and Thought, Nо 55, February 1994, p. 23-29).

[7] Впрочем, это известное место поклонения приверженцев разных вероисповеданий. Есть здесь и православная часовня, где можно поставить свечку и помолиться Пресвятой Деве.

[8] Я тогда читала небольшой курс лекций по древнерусской гимнографии на музыкальном факультете в Королевском колледже.

[9] Не секрет, что на протяжении многих лет службы в русском соборе на Эннисмор Гарденс регулярно посещал троюродный брат королевы Елизаветы. Он незаметно приходил прямо перед началом богослужения, стоял в одном и том же месте, ни с кем особо не общался и затем так же незаметно уходил.

[10] С той же регулярностью – раз в два года – конференции проводятся по настоящее время. В промежутке между этими научно-богословскими съездами проходят семинары на разные религиозные темы.

[11] Протоиерей Сергий Овсянников (1952–2018), с 1989 клирик, а с 1999 по 2018 годы настоятель церкви во имя свт. Николая Чудотворца в Амстердаме, был рукоположен в сан священника митрополитом Антонием и в течение многих лет духовно окормлялся у него.

[12] Архимандрит Софроний (Сахаров, 1896–1993), воспитанник знаменитого афонского старца Силуана, духовно окормлявшего его на протяжении восьми лет.

[13] Монастырь был основан архимандритом Софронием в 1959 году. Он же был там первым настоятелем, а затем – духовником. Сейчас это уникальный международный центр православного монашества, где под одной сенью сосуществуют сразу две обители – мужская и женская. Здесь нашли свой дом  насельники и насельницы из самых разных стран света, от России до Австралии.

[14] Отец Софроний до принятия монашества был художником, а затем стал иконописцем. Его трудами (а трудился он на этом достойном поприще вплоть до глубокой старости) были расписаны все три храма и обе трапезные монастыря. Стиль созданных им икон и росписей отличается особой утончённостью образов и притягивающей взгляд небесной прозрачностью (с преобладанием голубых тонов) красочной гаммы. Образ прп. Силуана Афонского, созданный старцем Софронием, стал каноническим.

[15] Воспоминания Анатолия писались ещё при его жизни. Теперь, отойдя ко Господу, он и сам пребывает в Царстве Божием, где вновь встретился с Владыкой.