Исцеление Вартимея

Слепой человек, который сидел у врат Иерихонских, знал, что он слеп. Мы тоже слепы, —  мы не знаем этого. Он знал, что слеп, потому что все вокруг него могли свидетельствовать о том, что они видят, а он не видит; могли ему описать, что они видят, и он мог понять, чего он лишен. Мы слепы, и если срав­нить нас со святыми — такими же, как мы людьми, но которые прос­ветлели душой, прозрели сердцем, умом — то ясно делается, как многого мы не видим. Но первая наша беда в том, что так редки среди нас люди со зрением, а еще страшнее то, что мы верим, буд­то состояние большинства — нормальное состояние, а если когда кто — редкий — видит, слышит, чует, понимает, переживает необы­чайное, то он вне нормы, он не обязательно является для нас меркой и судом над нашими слепотой, нечуткостью, мертвостью. В те времена, в тех местах, где были явлены святые, с ними поступали так же, в общем, как люди поступили со Христом; слушали недовер­чиво, воспринимали слова насмешливо, к советам их не прислушива­лись, пути их не следовали. Порой дивились тому, что им дано, но считали это настолько необычайным, настолько неестественным, что к этому и стремиться нет смысла. Так и теперь: мы слепы, мы не видим, не чуем. И надо поставить себе вопрос о том, чего же мы не видим, к чему мы слепы? Тогда, может быть, нам и придет на мысль прислушаться и попробовать понять.

Слепы мы к тому, что Бог посреди нас; в храме, вне храма, — везде присутствует Господь; а мы живем, словно Его нет. Он рядом с нами, мы Им дышим, движемся, есмы, — и не отдаем себе в этом отчета, приписываем себе жизнь, силу, ум, переживания, да­рования, успех; однако проходим мимо Того, Кто источник всего. Мы слепы в этом отношении; среди нас Господь, а мы можем думать пустые думы, переживать бессмысленные переживания, вести между собой тленные и истлевающие беседы. А Он стоит безмолвно, как нищий стоит у двери — не взглянет ли кто на Него, не обра­тит ли кто внимание, не учует, не заметит ли кто Его присутствие, не переменит ли Его присутствие чего-либо в сердцах, в мыслях, в чувствах, в словах людей?.. И мы не видим; и нас так много, которые не видят, что нам это и не странно: все слепы, значит, это норма! Как это страшно! А когда мы посмотрим вокруг себя, то мы такие же слепые. Каждый человек — образ Божий, икона, подобие; а мы ничего подобного не видим в нем. Пусть, конечно, эта икона изуродована, — но разве мы к изуродованной человече­ской грубостью иконе так относимся, как относимся к человеку? Если мы найдем икону растоптанную, оскверненную, — с каким бла­гоговением, с какой болью сердечной мы ее подымем, прижмем к сердцу, унесем к себе, вычистим, поставим как мученицу на свя­тое место, и будем рассматривать то, что ее изуродовало, как раны, и благоговеть перед этим, потому что в этом мы увидим образ того, что случилось с Богом, когда Он стал че­ловеком: как Его люди били, как топтали, как оплевывали, как смеялись над Ним — это мы можем видеть в иконе, написанной крас­ками. А когда нерукотворный образ, человек, перед нами, мы ви­дим в нем — не знаю что, но только не образ Божий; от­носимся к нему, конечно, не так, как отнеслись бы к иконе, о которой я сейчас сказал… Разве нам разрывает сердце уродство человека, — что он зол, что он завистлив и т.д.? Нет! Нам не больно от этого — нам противно! И другому противно на нас смотреть, также, потому что мы такие же, как те, кого осуждаем… И вот, слепой в потемках бьет слепого, и никто из них не приз­нает, что он сам слеп и что это ужас… И еще: всё в руке Господней; пути Божии неисповедимы; они бывают страшны; они бывают так светозарны, что слепит очи; они бывают так скромны, неприметны, что нужно все наше внимание, чтобы уловить дейст­вие Божие. И вся наша жизнь, жизнь каждого отдельного челове­ка, каждого из нас в руке Господней. И всё, без исключения, что в ней происходит, имеет смысл, если мы только прозрели бы и ставили вопрос о том: куда ведет Господь? Что это значит? — а не кричали бы: «Мне это неудобно! Мне больно! Меня это раздражает! Не хочу того! Отойди прочь, Господи, с Твоими блаженствами, которые говорят о голоде и о плаче, и о гонении и об одиночестве… Не хочу того…» И мы слепы: слепы в своей жизни, слепы в сложной, богатой жизни других, кто с нами связан; слепы в понимании путей Божиих в истории, слепы по отношению к отдельным лицам и к целым группам людей — верующим, неверующим, своим, чужим; к своим так же слепы, как к чужим… Разве это не ясно, если только подумать? А мы сидим в этой пыли у врат Иерихонских и воображаем, что мы зрячи. Проходит Христос, и мы голоса не возвысим, не крикнем о помощи… Нет нужды, чтобы нам говорили «Молчи, не тревожь Учи­теля» — что мне от Него нужно? Я все знаю… Что Он может мне дать? Я зрячий, живой… Неправда! — и слеп, и мертв! И только от Него может быть прозрение, и только от Него может быть жизнь. Но вот, мы не видим этого и не просим, — а Он проходит; больше того: останавливается, стучит в дверь ума, сердца, жизни всеми событиями, всеми людьми, всеми переживаниями, всем без исключе­ния, чем полна моя личная жизнь и жизнь каждого вокруг, и всех, и всего мира, и вселенной. А мы не слышим даже стука, даже гла­са Господня, — и не отворяем. Вот перечтем эту притчу Господню; Христос говорит: «Что Тебе от Меня нужно?» Мы бы ответили: «Да ничего мне не нужно, Господи, все у меня есть». Или наоборот — чего только мне не нужно: богатства, славы, дружбы, тысячи ве­щей, только не Его и только не Его Царства. И поэтому и не слы­шим мы, — или слышим так редко: «Прозри! Ты же веруешь, ты по­верил! Ты — на грани зрячести, так прозри же, это в твоих ру­ках!» Не слышим мы этого слова, не потому что у нас какая-то теоретическая вера бессильна, а потому что ничего нам не нуж­но, мы зрячи. Как это страшно! Подумаем все над этим присталь­но, внимательно, пока еще можно прозреть и увидеть, как богата славой жизнь, как близок Господь, как сияет Он славой вечности, как бесконечно Он смиренен, кроток, близок к нам, как лежит это сияние Господне на каждом лице, как на иконе, бьет ключом жизни в каждом событии, в каждом человеке, зовет нас: Разомкнись! Открой глаза, открой сердце, разомкнись! Пусть воля твоя будет гибкая, свободная! Пусть тело твое будет, как земля богатая перед посе­вом Господним, и тогда жизнь будет! Рождается жизнь в человеке и вокруг него ширится как свет, как тепло, как радость, как веч­ность. Всё нам дано, и как мало мы это берем. Дай нам Господь мужество быть правдивыми и дай нам Господь радость – радость прозреть. Аминь.

Опубликовано: «Во имя Отца и Сына и Святого Духа» — Клин: Христианская жизнь, 2004.