Кризис, новое творение и спасение в трудах митрополита Антония и о. Луиджи Джуссани

Введение

Название моего сообщения, может быть, звучит странно, но я сегодня хотел бы вместе с вами обратить внимание на труды сразу двух пастырей, потому что мне не интересны отвлечённые богословские размышления. Мне кажется важным, что вера может поддерживать в каждой минуте нашей жизни, может сказать своё слово современному человеку и ответить на вопрос, которым задавался Достоевский в подготовительных материалах к роману «Бесы»: «можно ли веровать, быв цивилизованным, то есть европейцем? — то есть веровать безусловно в божественность Сына Божия Иисуса Христа?»[1] Ответ на этот вопрос нужен в самой гуще наших проблем и перед вызовами, которые бросает нам жизнь.

Моя первоначальная идея была составить сравнительный богословский анализ этих двух мыслителей, но я быстро понял, что, во-первых, у меня нет компетенций для этого и, во-вторых, что это было бы  довольно скучно для нашей встречи. Поэтому я решил просто обратить ваше внимание на некоторые «точки» (а отец Джуссани сказал бы: «огненные точки»), которые могут быть полезны для нашей христианской жизни (или «жизни во Христе).

Первая причина, почему я обращаю внимание на этих двух пастырей – они оба отвечают на вызовы нашего секулярного мира. (На самом деле они отвечают на вопросы каждого человека а, следовательно, на вызовы общества!)

Митрополита Антония не требуется представлять. Я хочу сказать несколько слов о современнике Митрополита Антония (1914-2003) — об отце Луиджи Джуссани (1922-2005). Их годы жизни почти совпадают – они  оба свидетели де-христианизации Европы. Отец Джуссани в 50-ые годы, бросив преподавание в духовной семинарии, встал у истоков движения в католической Церкви, которое называется «Общение и Освобождение». Основная причина желания итальянского священника — вовлекать в новую евангелизацию общество. Он увидел в католической Италии того времени знаки, о которых говорит митрополит Антоний – общество «где большинство еще сохраняет былую связь с христианством», но «их вера уже подменяется безразличием и легковерием»[2]. Такая вера будет разнесена в пух и прах новой идеологией студенческой революции 68-ого года по всей Европе.

В фильме Дениса Аркана «Варварские вторжения» 2003-его года есть очень интересный диалог между священником, который пытается продавать ненужные храмовые статуи,  и антикваром:

— Видите, тут когда-то почти все были католиками. Как в Испании или в Ирландии. До тех пор, пока в определенный момент в 1966 году, наши церкви резко опустели в течение нескольких месяцев. Очень странное явление, которое никто никогда так и не смог объяснить. И сейчас непонятно что делать с этим хламом. И начальство хотело бы узнать, есть ли что-то ценное среди всего этого. (…)

— Честно говоря, мне кажется, что нет.

— Другими словами, всё это совершенно не имеет никакой ценности…[3]»

Вот то, что очень не хотелось бы: чтобы спустя несколько лет наша вера превратилась в никому не нужный хлам! А ведь жизнь и свидетельства обоих пастырей были посвящены тому, чтобы показать, что вера очень ценна, и никак не может стать хламом.

И вторая причина выбора чтения этих двух пастырей и богословов в том, что любая истина носит вселенское измерение, говорит с сердцем любого человека, независимо от своего происхождения и места пребывания. И поэтому мне самому интересно посмотреть, как два человека, которые друг с другом не были знакомы (многим известно, как митрополит Антоний не очень любил итальянцев!), два священника, которые принадлежат разным конфессиям, могут говорить в унисон с сердцем любого  человека, когда  говорят о Главном!

Я очень хотел начать эту встречу со стихотворения Леонарда Коэна, но подумал, что наверняка Митрополиту Антонию чужда всякая современная поэзия. Оказалось, что нет (и огромная благодарность Елене Никитиной, которая мне указала на это!): митрополит в книге «Красота и уродство» сам цитирует Леонарда Коэна. Так что и я могу смело предложить вам отрывок из песни Anthem (Гимн): «There is a crack in everything, that’s how the light gets in» («Во всём есть трещина, именно в неё проникает свет».) Потому что тот путь, который я сегодня хотел бы проделать с вами в сопровождении митрополита Антония и отца Джуссани — это путь от трещины к свету, от кризиса к спасению – по названию моего сообщения.

1. Трещина — кризис

А) кризис, проблема

Начнём с того, что наши два автора обозначают, что кризисные моменты являются необходимыми этапами для взросления человека.

Отец Джуссани в книге «Рискованное дело воспитания» использует образ рюкзака, переданного каждому из нас с детства, куда родители, учителя, Церковь, общество (телевидение, интернет…) положили разные вещи. И в определённый момент подросток должен поставить этот рюкзак перед собой (вот «проблема», из греч. πρόβλημα «поставленное впереди», προ+βάλλω «кидать вперёд, выставлять перед собой»). И решать, что он хочет сохранить для своего жизненного пути, что отложить, а что вообще выбросить.

Митрополит Антоний переворачивает вопрос и говорит о детской вере и взрослом безверии: «И неизбежно наступает момент, когда внутри человеческой личности сталкивается ребёнок с его детской верой и взрослый человек с его опытом и светским образованием. Начинается диалог, который часто — поединок между взрослым человеком, у которого нет данных веры, и ребенком, у которого нет данных разума».[4]

И у одного, и у другого: проблема, кризис – это возможность стать по-настоящему взрослым, соединяя опыт и веру, разум и веру.

Б) сомнение

Митрополит и итальянский священник — оба почти радуются о моменте оставления как возможность понимать, что на самом деле тебе не хватает, как возможность осознать то, с чем ты встретился, и на определенный момент исчезло из твоего взора.

Митрополит Антоний ссылается на слова в творениях святого Макария Египетского. «И Он (Бог) отходит, подобно тому, как море отходит при отливе, и оставляет того, кто был полностью погружен в опыт, как бы на берегу. Есть момент, когда опыт еще весь в вас и когда к вам возвращается самосознание: вот этот момент, говорит Макарий, и есть начало веры. Уверенность целиком тут, она присутствует с такой ясностью, что не возникает никакое сомнение. Но пережитый опыт становится теперь невидимым, и вера предстаёт нам как уверенность в том, что перестало быть непосредственным опытом, она охватывает пережитый опыт, из которого мы вышли или только еще выходим. Но в сердцевине веры, как ее определяет святой Макарий, есть опыт. Мы склонны подчеркивать слово «невидимый» и преуменьшать значение «уверенности», тогда как на самом деле ударение лежит на уверенности. Нечто становится предметом веры не потому, что оно невидимо; опытная несомненность этого невидимого приводит к тому, что оно стало предметом веры, а не легковерия».[5]

А отец Джуссани толкует один стих из первой главы Евангелия от Луки так: «»И отошел от нее ангел»[6]. Вся проблема этой девушки сосредоточилась в ее душе. Ей нужно было защищаться, у нее был жених, и она должна была его уговаривать («Интересно, поймет ли он; а потом родители, люди…»). Каждый раз, когда я задумываюсь об этом, я остаюсь поражённым. Никто из нас в жизни не подвергался такому риску самопожертвования, как Богоматерь. Одна, одна! А как ей удалось оставаться спокойной на следующий день после того, как она рассказала Иозефу, обрести покой, безмятежность, уверенность, как эта изначальная очевидность? «И ангел отошел от нее». Все, что случилось с Богородицей, случается и с нами! Это случилось, и это случается с нами! (…)

Я надеюсь, что вы сможете благодарить Бога всем своим сердцем за осознание, которое росло в вас, осознание, что Он призвал вас жить и понимать».[7]

В заключение процитирую слова Митрополита, которые резюмируют также позицию о. Джуссани: «Момент, когда мы останавливаемся и ставим себе вопрос, означает, что в нас есть неспособность распознать Добро и Зло, истину от ошибки, жизнь от смерти, Бога от князя мира сего. Это факт, с которым надо считаться, но этот факт является также неотъемлемой частью нашего становления, нашего роста, нашего возрастания, в конечном итоге чего мы будем окончательно привиты к Богу».[8]

В) без сомнения, мы создаем идолы

Парадоксально, но наша уверенность может стать идолом. «Библия называет определенным словом ту «деталь или частность», с которой разум отождествляет целостный смысл своей жизни и существования вещей. Эту «частность», с которой разум отождествляет объяснение всего сущего, Библия называет идолом. Это нечто, кажущееся Богом, маскирующееся под Бога, Им не являясь»[9]Т.е, когда мы говорим «»Вот мой Бог», мы создали бы идола – мы создадим Его образ», говорит Митрополит. И он продолжает: «Центр тяжести, так сказать, источник надежды — именно сомнение, а не безошибочная устойчивость. Потому что сомнение в каждый миг ставит под вопрос узость нашего видения, ограниченность нашего понимания, и свидетельствует в каждый миг, что Сам Бог, Живой Бог вторгся в наше сознание и ломает модель».[10]

2. Во всех вещах – новое творение

А) Встреча, событие

«У истоков христианского бытия лежит не какое-то этическое решение, либо великая идея, – скорее это встреча с неким событием, с Личностью, которая, открывая жизни новый горизонт, тем самым указывает ей решающее направление».[11] Мы могли бы поиграть и постараться угадать, кому принадлежат эти слова. Потому что для митрополита Антония, как и для о. Джуссани, концепт встречи, события – ключевая вещь для их христианского мировоззрения.

«И Слово стало плотью и обитает с нами» — это часть молитвы католической традиции (Angelus) (и Джуссани настаивал на использование настоящего времени – Он обитает, сейчас!), которую о. Джуссани предлагал всем читать три раз в день, чтобы все глубже отождествлялись с этой тайной воплощения Бога в истории и, следовательно, во всей реальности.

Один отрывок Митрополита Антония среди многих подчеркивает — это центральное место события в жизни христианина: «В обществе, где господствует атеизм, особенно там, где атеизм безудержный, агрессивный, проблема веры встаёт более чётко, потому что является личной ответственностью и начинается в какой-то момент с события, — с обращения, с открытия».[12]

Господь нас достигает удивительным образом и каждого по-разному, но один отрывок Евангелия, который оба  — и митрополит Антоний, и отец Джуссани — комментируют это встреча Христа с наинской вдовой.

«Так же (ничего другого он не обещает, кроме своего присутствия) Христос поступил однажды по отношению к наинской вдове, которая следовала за гробом своего единственного сына. Он остановил это шествие и без единого слова утешения или обещания сказал ей: «Не плачь!» (женщина не плачь)»[13]

И сейчас послушаем слова и энтузиазма итальянского священника за 3 года до своей смерти: «”Не плачь, женщина!” Как же невообразимо, что, глядя на человека и слушая его, Бог – “Бог”, Тот, Кто творит в этот момент весь мир, может сказать: “Не плачь, человек!”, “Не плачь!”, “Не плачь, ведь не для смерти, а для жизни Я создал тебя и поместил в мир, поместил в великую компанию людей! (…)Мужчина, женщина, мальчик, девочка, ты, ты, не плачь! Не плачь!” Это взгляд и сердце, которые проникают в вас до мозга костей и любят вас, вашу судьбу; взгляд и сердце, которые никто не может ввести в заблуждение.» [14]

Б) Опыт

Есть еще одна вещь, которая крайне важна для о. Джуссани, и которая позволяет верой укрепиться и сохраниться. Это то, что вера — не впечатления, не состояние души, а настоящий опыт. Об этом говорит и митрополит Антоний: «Так вот, это возможно, только если у нас есть вера, основанная на опыте, будь то внезапном или постепенном. Только при наличии ослепительного опыта, подобного тому, какой открылся Савлу на пути в Дамаск, или опыта, который незаметным образом родился или развился в глубине нашей души, имеем мы право сказать, что наша вера — в уровень опыта, отраженного в Священном Писании».[15]

Понятие «опыта» является центральным в богословии Джуссани, этому опыту он посвятил целую книгу «Путь к истине является опытом» (изд. Христианская Россия, М., 2006). Например, на подобие митрополита Антония, Джуссани утверждает, что «Идеи остаются абстрактными до тех пор, пока не проживаются на опыте, не воспринимаются как часть себя».[16]

Джуссани уточняет, что «слово «опыт» не означает исключительно «испытание»: человек с богатым опытом — это не тот, кто накопил «опыт» — события, ощущения, собрав всё вперемешку. Такое беспорядочное накопление часто приводит к разрушению личности. Конечно, опыт совпадает с неким «испытанием», но прежде всего он совпадает с суждением о том, что испытывается. «Личность — это прежде всего сознание. Поэтому опыт характеризуется не столько поступками, установлением отношений с реальностью как с механическим явлением. /…/ Опыт характеризуется пониманием предмета, умением открыть его смысл. Следовательно, опыт подразумевает познание смысла вещей». «Чтобы вынести суждение, необходимо иметь определенный критерий».[17]   И Джуссани дальше развивает, что этот критерий внутри нас, который библия называет «сердцем».  Джуссани определяет его как «совокупность изначальных потребностей и очевидностей, настолько первичных, что всё, что человек говорит или делает, зависит от них».[18]

Не потребовался наинской вдове подготовительный курс по богословию, чтобы понять, что тот человек, который ей говорит «не плачь», это то присутствие, тот взгляд, который ей хотелось бы переживать постоянно в своей жизни. И как прекрасно показывает жизнь митрополита, даже традиция и воспитание не достаточно, чтобы убедить. Но, когда присутствие Бога становиться очевидным, настоящим опытом, оно рушит все наши предрассудки и предубеждения.

3. Свет – спасение

В своей знаменитой речи перед Папой Иоанном Павлом II 30 мая 1998г. на площади св. Петра в Ватикане отец Джуссани прочерчивает связь между этим новым творением и Церковью, народом Божьим. Вот как он смотрит  на дело (т.е. Движение, община), которое Святой Дух творил через него и перед его глазами: «То, что могло показаться отдельным личным опытом, стало главной действующей силой в истории, а потому – орудием миссии единого Народа Божия». Он цитирует дорогую его сердцу Амвросианскую литургию: «Я вижу Твой народ, с превеликой радостью приявший жизнь как приношение Тебе». И добавляет: «Стало быть, я видел созидание нового народа, во имя Христово. Все во мне сделалось поистине более религиозным, вплоть до сознания, устремленного к постижению того, что “Бог всё во всём” (1Кор 15,28). Радость в этом народе становится “ingenti gaudio” («превеликой радостью»), иными словами, решающим фактором его истории, радостью осознания конечного положительного предназначения человека».[19]

Митрополит в одной проповеди перед Рождеством Христовым говорит: «Мир стал нов тем, что Христос учением, жизнью и смертью собрал вокруг Себя народ новый, новое человечество, обновленное не только верой, но и тайнами Церкви, которые человека крещеного делают родным по плоти, родным по природе воплощенному Сыну Божьему».[20]

Единство между нами, единства в нашей собственной жизни, сопротивление к раздорам и кризисам, не рождаются просто от наших усилий или от наших компромиссов, но возникают от этого совместного ожидания, «смотрения» на инициативу Христа в нашей жизни.

Заключение

Эмманюэль Мунье, описывая страшную картину исчезающей христианской цивилизации, спрашивал себя: «Чтобы поскорее стереть из памяти подобные удручающие картины, вспомним, свежие лица десятка монахов, затерянных в глуши какого-либо монастыря, или ту испанскую крестьянку, которую я увидел однажды под тёмным сводом церквушки Толедо, царственным жестом распростёршую руки и в коленопреклонении похожую на королеву. Неужели нужно шарить по глухим монастырям и кастильским часовням, чтобы увидеть отблески того огня, который должен охватить весь мир?»[21]

И на подобный вопрос, который митрополит Антоний формулирует следующим образом: «Могут ли люди, встречающие нас, православных христиан, сказать, что они увидели в наших глазах, на нашем лице сияние вечной жизни?», мы сможем ответить: «Достаточно того, что Он Сам в этой буре, чтобы она имела смысл, чтобы она была разрешена в своей убийственной, пугающей тайне»[22].

Утвердительный ответ наших двух пастырей проистекает от их уверенности, от их жизненного опыта, что «Все чрез Него на́чало быть, и без Него ничто не на́чало быть, что на́чало быть. В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков».[23]

[1]Полн. собр. соч.: в 30 т. Л., 1972. Т. 11. С. 178–179.

[2] М. Антоний Сурожский «Бог под вопросом», 1970

[3] Денис Аркан, «Варварские вторжения», 2003

[4]М. Антоний Сурожский «Бог под вопросом», 1970

[5]М. Антоний Сурожский «Бог под вопросом», 1970

[6]Лк, 1: 38: «Тогда Мария сказала: се, Раба Господня; да будет Мне по слову твоему. И отошелотНееАнгел»

[7]«L’angelo se ne partì da lei»: restava tutto il problema di quella ragazza a disposizione della sua anima. Doveva difendersi, aveva il fidanzato e doveva persuaderlo («Chissà se avrebbe capito»; e poi i genitori, la gente). Tutte le volte che mi vengono al pensiero queste cose mi lasciano impressionato. Nessuno di noi nella vita ha avuto tanto rischio di dedizione e sacrificio nella dedizione come la Madonna. Sola, sola! Ma come ha fatto il giorno dopo d’averlo detto a Giuseppe a essere tranquilla, a essere in pace, serena, certa, certa come lo fu all’evidenza iniziale? «E l’angelo se ne partì da lei». Tutto quello che è successo alla Madonna, succede a noi! È successo e succede a noi! (…)

Vi auguro che voi possiate ringraziare Dio con tutto il cuore per la consapevolezza con cui è cresciuta in voi la coscienza di quello che vi ha chiamato a vivere e a capire.»

[8]М. Антоний Сурожский «Бог под вопросом», 1970

[9] Л. Джуссани, Религиозное чувство, гл. 14, пар. 5

[10]М. Антоний Сурожский «Бог под вопросом», 1970

[11]БенедиктXVI, Deus Caritas est, пар. 1

[12]М. Антоний Сурожский «Бог под вопросом», 1970

[13] М. Антоний Сурожский, О мнимой защищённости, 1974

[14]Donna non Piangere, L. Giussani, 2002

[15] М. Антоний Сурожский, Бог впод вопросом, 1970

[16] Л. Джуссани, Путль к истине является опытом, М. 2006, стр. 26

[17] Л. Джуссани, Религиозное чувство, гл.1

[18]Л. Джуссани, Религиозное чувство, гл.1

[19] Л. Джуссани, В простоте моего сердца я с радостью отдал тебе все, 1998

[20] М. Антоний, В ожидании Христа

[21] Э. Мунье, Христианское противостояние, С-П 2002, стр. 9

[22]М. Антоний Сурожский «Бог под вопросом», 1970

[23] Ин, 1:3-4