Неделя о блудном сыне

Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

Каким образом можно «перевести» эту притчу, такую бога­тую и такую дивную, в понятия, которые относятся непосредствен­но к нам? Сейчас я попробую сделать это еще раз.

Как часто случается, что мы разрушаем глубокие, полные значения и смысла отношения, потому что привыкаем, что любящий нас человек дает, дает щедро, дает постоянно, ни­когда не вспомнив о себе: просто дает; и как легко постепен­но забыть человека, помня только дары. Это случилось с блудным сыном, но это случается так постоянно в наших чело­веческих взаимоотношениях.

Взаимоотношения устанавливаются, потому что каким-то чу­дом мы вдруг человека увидим, действительно видим чело­века очами души во всей его красоте, в полном значении этого слова; и затем этот человек являет жизнью и величие, и щед­рость души, и жертвенность. А потом постепенно человек для нас все больше утрачивает значение, а дары его (или ее) становятся все более вседовлеющими. Я не имею в виду дары вещест­венные; я имею в виду тепло, и ласку, и понимание, и столько других вещей… Источник забывается, обесценивается, и «важна» только вода, текущая из него ручейками.

И если мы и дальше продолжаем так относиться, то мы все больше и больше отрываемся от человека; человек существует для нас все меньше и меньше. Блудный сын сказал своему отцу: Отдай мне то, что будет моим, когда ты умрешь; иными словами: Давай согласимся, что ты больше для меня не су­ществуешь, — мне нужно только то, что ты можешь дать… И как блудный сын, мы тогда некоторое время живем из полученных даров; наше сердце еще согрето теплом, которое было нам дано, наш ум все еще живет богатством былого общения. Но пос­тепенно и это истощается, потому что уже не питается от источ­ника, и затем превращается в воспоминание; а дальше — угасает и воспоминание, и мы делаемся голодными.

Все, то время, что мы могли проживать полученные дары, мы были окружены людьми, которые хотели поживиться от того, что мы получили: мы были, как блудный сын, окружены людьми, которые облепляли его, пока он был богат богатством своего отца. Но когда ничего от богатства не осталось, они отпали. И оскудение вошло в его жизнь вторично: он отверг одно человеческое взаимоотношение, а теперь он был отвергнут другими; он остался один… Он старался как-то пропитаться, но питаться было нечем, и он ходил изголодавшимся.

И вот часто в нашей жизни случается, что, оторвавшись от источника взаимоотношений, оказавшись отвергнутыми теми, которые думали, что они могут бесконечно пить от ручейков, струящихся через нас, мы оказываемся изголодавшимися. Если бы только в это мгновение мы могли осознать, что то, что мы забыли и утратили — это качество живых отношений с Богом и живых отношений с людьми, которые нас окружают!

Мы не можем всю жизнь жить на подарках; жизнь возможна только в отношении к Богу и в отношении к людям, как бы в непрерывном взаимообмене, когда мы столько же податели, сколько и приниматели щедрости людской и Божией. Но когда нам голодно, когда мы в отчаянии, когда мы, изголодав­шись, умираем — всегда ли мы вспоминаем, что мы отвернулись от Бога, от Живого Бога? Что мы отвергли живой Хлеб Небесный? Что мы создали с окружающими людьми ложные отношения, раздавая то, что не наше, что было взято в то мгновение, когда оно было дано?

И тогда, значит, настало время нам задуматься глубоко и внимательно над самими собой, и понять, что мы согрешили про­тив Неба, и согрешили против отца, против брата, против ближнего, против сестры — против всякого человека вокруг нас. Согрешили, значит — порвали связь, стремясь освободиться от них, — нет, не совсем: стремясь не иметь с ними отношений дарующего, а относясь, как побирушка, пиявка.

И тогда, значит, настало время возвращаться домой, туда, к тем, кто питал нас, давал щедро, заботился, и, в конечном итоге, к Богу, Источнику всех благ.

Но так часто, пытаясь вернуться, мы встречаем не отца заблудшего сына: мы встречаем старшего брата, того, который никогда не имел подлинного взаимоотношения любви, дружбы ни с нами, ни с отцом. Мы встречаем того, который может похва­литься, что он всегда был добросовестным, честно «работал» в доме отца, делал все, что нужно — но безразлично. Выполнял, как выполняют обязанность, которой не избежишь, или же, как сделку: как работу за плату, работу ради обеспеченности, труд в обмен за принадлежность к «дому», взамен за обеспеченность.

Нам надо задуматься над этим; потому что в нашем опыте человеческих отношений мы не всегда только блудный сын. Мы так часто являемся старшим братом и приходящего к нам со сло­вами: «Я выпал из общения с тобой по своей вине, я вел (вела) себя паразитом, я хочу теперь быть другом!» — встречаем словами (или жестом): «Было время, я тебе был другом! Было время — мы жили в общении, которое мне было драгоценно, — ты разбил, разбила его! Раны мои зажили, не хочу я больше рас­крыться! Для меня ты — прошлое; ты мертв, мертва; иди к другим, чтобы они вернули тебя к жизни»… Как часто мы являемся старшим братом!

И как непохоже на отца мы поступаем, который просто ни в какую минуту не переставал любить заблудшего сына, даже в момент, когда этот заблудший отрекся от него, отверг его, ждал «когда же ты умрешь», чтобы распоряжаться всем, что этот человек накопил годами труда, годами мудрости, годами жертвен­ной любви. Отец никогда не переставал любить; старший сын пе­рестал — или, вернее, никогда и не любил, только имел «дело­вые» отношения с теми, кто окружал его.

А отец — это тот, который бежит вперед, чтобы встретить заблудшего. Случалось ли нам когда-либо поступить так? Когда кто-то оскорбил нас глубоко, жестоко — сделали ли мы когда-либо первый шаг, помня, что потерпевшему обиду легче сделать первый шаг, потому что он не унизителен, он не чреват страхом: а вдруг меня отвергнут? — тогда как обидчик в ужасе от предстоящего унижения, а может быть и отвержения… Сделали ли мы когда-либо первый шаг, чтобы вернуть к жизни того, кто духовно, человечески мертв? Готовы ли мы были дать ему его первую одежду, то есть окутать его былым взаимоотношением? Готовы ли мы были до­верить ему наш перстень, дающий ему власть над нашей личнос­тью, нашим имуществом, нашей честью, когда он промотал наше сокровище, унизил нас, обокрал нас? Дали ли мы ему, как гово­рит притча, обувь на ноги его, чтобы он мог ходить, и ходить безопасно?

Задумаемся в таких категориях; и если мы так задумаемся, каждый из нас сможет обнаружить, на чем он стоит; у всех нас переплетаются все элементы этой трагической и дивной притчи. Но недостаточно обнаружить это; обнаружив, кто мы, мы должны сделать что-то; мы должны принять реше­ние, мы должны отречься от той личности, которой мы были до сих пор, вернуться и просить о прощении, о милости. Просить прощения у Бога — да; но это легко, по­тому что Бог видимо, осязаемо никогда не отсылает нас пустыми от Себя, никогда не говорит нам: «Уйди от Меня!»… Но надо просить прощения у тех, которых мы оскорбили, и у тех, которые обидели нас.

Подумаем над этим; через неделю мы будем вспоми­нать падение человека, вспоминать, как человечество утратило рай, единство с Богом, единство друг с другом, гармонию с тварным миром — всё потеряло. Сегодня — последнее предостереже­ние: мы можем сделать что-то в течение наступающей не­дели — не всё, но что-то, так, что когда мы предстанем перед Судом, мы бы взглянули на Судию и сказали: «Оправдания мне нет — но я сделал, что мог: помилуй меня и спаси!»

Аминь.

Опубликовано: «Во имя Отца и Сына и Святого Духа…» – М.: «Гранат», 2014; «Воскресные проповеди». – Минск, 1995.