О Петр Скорер (1942-2020)

Спасибо вам большое за приглашение. Почитаю за честь и смиренно пользуюсь возможностью поделиться с вами воспоминаниями о человеке, чье присутствие было неизменным и радостным в течение всей моей сознательной жизни. Приход, в котором служил Петр, — родной мне приход, я всегда посещала его, когда гостила в Девоне у родных и друзей. Поездки в Девон неизменно включали посещение дома Петра и Ирины, а позднее мы обычно у них останавливались.

Позвольте мне начать с картины, которая хранится в моей памяти более 40 лет. Митрополит Антоний — в гостях в Северном Девоне в домашней церкви отца Джона Марка, где о. Петр служил в то время. После Всенощной все собираются к столу, хотя дети (и собаки) нередко разгуливают туда-сюда, в том числе и под столом. Епископ сидит во главе, словно отец, окруженный детьми, — как заметил один из младших сыновей о. Петра. Митрополит Антоний Сурожский и Петр обмениваются забавными байками. И о. Петр рассказывает басни о планах празднования дня рождения (возможно 90-го?) его представительной бабушки Татьяны Сергеевны Франк, которую он взял на свое попечение в конце ее жизни. Мне кажется, что митрополит Антоний весьма ценил такие редкие случаи, когда он мог спокойно отдохнуть в непринужденной обстановке, среди старинных друзей, которые не возносили его на пьедестал.

Во время своего служения дьяконом и недолгое время (после рукоположения и до смерти) священником о. Петр воплощал собой четкое представление митрополита Антония о том, каким должен быть служитель Церкви. Ему был чужд любой намек на клерикализм, на помпезность, как в богослужении, так и в общении с людьми. Не думаю, что он когда-нибудь давал кому-либо почувствовать, что в присутствии духовенства нужно вести себя «наилучшим образом». В нашей епархии мы обыкновенно думали об o. Петре как об образце диаконского звания — все-таки на памяти большинства из нас он был дьяконом! Но было нечто более важное: дьяконские образы Христа в Библии (Лк 22:27) — «Я посреди вас, как служащий» (по-гречески: os o diakonon) — мне представляется, действительно воплощают в себе суть того, кем был о. Петр. Существовала неразрывная связь между его служебной ролью — приносить Богу молитвы за людей — и его неустанным, ненавязчивым, смиренным служением в многообразных практических делах. Мне кажется, порой мы, христиане, настолько благоговеем перед требовательным идеалом любви к нашему ближнему, что просто не замечаем представляющиеся случаи послужить кому-то, кому требуется чашка чая и полчаса теплого внимания, — вовсе не надо отдавать за него жизнь! Петр не совершал такой ошибки, он как будто понимал (не знаю, насколько сознательно), что любовь Божию можно передать через простые выражения дружбы. Даже в чем-то совершенно обыденном. Подъезжая к станции Эксетера, я часто улыбаюсь, вспоминая, как однажды Петр отвез нас на станцию, и покупка билетов затянулась. Мы выбежали на платформу в последний момент — Петр стоял одной ногой на подножке: попробывал бы поезд отойти без нас! И оглядывался на нас со своей озорной улыбкой. — Петру было свойственно создавать атмосферу уважительной неформальности. Важным моментом этого была именно его готовность — как уже упоминалось — делать то, что требуется: он служил архиерейским протодьяконом и он же готовил большие кастрюли еды в детском лагере. Я вспоминаю об этом, глядя на одну из фотографий с нашей свадьбы в храме св. Анны в Эксетере в 1990 году: Петр в углу смотрит с радостным вниманием, стоя среди хора, который состоит главным образом из членов его семьи. Все время, пока мы неспешно приветствовали чреду гостей после окончания службы, он терпеливо ждал в глубине церкви у маленькой звонницы.  «Дайте знать, когда вы будете готовы к выходу, и я позвоню в колокола», — сказал он. То был будний день, и, думаю, после того, как он навел порядок в церкви, он должен был поспешить на свои послеобеденные лекции.

Почти каждое воскресенье после обедни можно было застать Петра совершенно буквально «пекущимся о столах» (см. Деян 6:2) в своем доме или в саду под раскидистой березой, которую они с Ириной посадили сразу после приезда в дом. Среди такого множества людей (и собак), разгуливающих туда-сюда, я никогда не видела его нетерпеливым: он всегда был добродушным, любезным, внимательным ко всем. О. Петр обладал редким даром оживлять любую компанию, он был великолепным рассказчиком и актером, — но его озорное остроумие сочеталось с состраданием. И часто, уходя после долгого полудня или вечера, после еды и питья, смеха и не особенно благочестивых разговоров, человек вдруг осознавал, что это тоже было действо причастия, отзвук Божьей любви.

Здесь мне хочется остановить внимание на неизмеримом вкладе Петра в Девонский приход. Он был рукоположен в диакона, чтобы помогать и сослужить отцу Джону Марку; и благодаря этой пятидесятилетней замечательной дружбе и сотрудничеству сохранялась жизнь прихода с двумя церквами, расположенными на расстоянии 80 километров друг от друга, и без штатных священнослужителей. Но, кроме того, создавалось ядро для прихода, как своего рода большой семьи. Петр привнес во вновь образованный приход понимание того, что собираться на службы и учить вере недостаточно.

В весьма расцерковленном обществе и детям, и взрослым особенно трудно возрастать в семью, укорененную в православии, без общины, без пространства, где вера является нормой, единой ценностью. Я никогда не слышала о. Петра говорящим об «оцерковлении» жизни, но именно это он осуществлял на деле. В общине, где так много людей не были воспитаны в православии, о. Петр и его семья были несравненным примером того, как можно объединить в себе веру и жизнь. Примером образа жизни, в котором культурные традиции — например, как отмечались церковные торжества — могут выражать радость спасения, распространяющуюся на каждую сторону семейного быта. О. Петр чувствовал себя совершенно как дома как в русской, так и в английской культуре. Церковная традиция, в которой он вырос, была, разумеется, русской, но, поскольку с его стороны в этом не было никакого принуждения — и еще меньше национализма, — она вдохновляла окружающих его людей заново открывать для себя традиции наиболее близких им культур как выражение их веры. И, конечно, прежде всего, возрождая те особенности местной английской культуры, которые стремительно растворяются в простонародных преданиях, будь то память о местночтимых святых или обычаи, изначально связанные с церковным годом.

Во время похорон о. Петра его 90-летний собрат отец Никанор выразил переживания многих из нас, когда просто сказал: «Я потерял прекрасного друга». Что касается меня, я только начинаю осознавать все, чему эта прекрасная дружба меня научила.

пер. с англ. Татьяны Юдиной под редакцией Веры Ерохиной и Елены Майданович