О Символе веры. Часть 8

Я сейчас вернусь к тем беседам, которые как бы продолжают и заканчивают то, о чем я говорил в течение нескольких недель. Одна беседа сегодня о Божией Матери, другая о Спасителе Христе как бы суммируя то, о чем мы говорили раньше. Затем будет беседа, следуя тексту Символа веры, о суде, затем о Святом Духе, о Церкви, о таинствах и о вечной жизни.

Сегодня я хотел поговорить с вами о Божией Матери. Я говорил уже о том, что Божия Матерь является как бы завершением всего человеческого рода. В Ней как бы — это мы можем видеть из генеалогии Спасителя в Евангелии от Матфея и от Луки — в Ней сосредоточивается вся история человечества. Во-первых, та часть этой истории, которая предшествует Ветхому Завету, то есть той части истории, которая предшествует союзу Бога с Авраамом. Затем вся история еврейского народа после этого. Но наряду с этим в нескольких моментах вступает в эту историю, как бы включается в эту историю и не-еврейский, не-израильский мир, языческий мир. Видимый пример — Руфь; и другие святые. И вот теперь мне хочется поговорить о Божией Матери на основании тех икон и праздников, которые мы совершаем в Ее честь.

Первое — это зачатие Пресвятой Богородицы Иоакимом и Анной. Здесь я хочу отметить одно очень важное, обстоятельство, которое мы находим также в жизни, в зачатии Иоанна Крестителя и нескольких других святых Ветхого Завета. Это то, что родилась Она от пожилых родителей, от родителей, в которых как бы сгорела уже плотская страсть, которые любили друг друга душой и телом, но не страстной любовью, а любовью отдающей себя. И Она рождена от чистой любви, которая в себе соединяет и душу, и тело, и дух человека. Она является как бы наследницей всей святости земли, созданной Богом; и завершается эта святость в таком бесстрастном, не бесчувственном, а бесстрастном соединением двух, которых соединяет именно совершенная любовь.

Затем Рождество Пресвятой Богородицы, которое связано с этим событием. И дальше рассказ о введении Божией Матери во храм. Этот рассказ мы в Евангелии не находим. Он находится в апокрифах, то есть в текстах полулегендарных, текстах, которые создавались в пределах Церкви в течение первых веков, благочестивых рассказов. И как бы ни была возможна или невозможна историчность того событие, которое изображено на иконах, то есть что Иоаким и Анна привели в храм Иерусалимский в сопровождении трехсот юных дев держащих светила и как Божия Матерь была принята первосвященником и введена во Святая Святых, как бы не-исторично это ни было, важно то, что это значит. Это значит, что Иоаким и Анна воспитали свою дочь, которая должны была стать Матерью воплощенного Сына Божия, так, что Она всецело, всем своим существом жила с Богом. И в какой-то момент Она ушла в эти глубины общения с Богом, когда Ее, как легенда говорит, питали ангелы небесным хлебом, т.е. когда постепенно открывались перед ней глубины и тайны Царства Божия.

Я хочу остановиться опять-таки еще на одном моменте, на том, что Пречистая Дева была обручена Иосифу Обручнику, человеку уже пожилому, который был в течение всего остатка своих дней хранителем Ее девства, чистоты, отдачи Богу. И вот тут мне хочется сказать два слова о значении девства и о значении смирения, которое мы видим в Божией Матери. Девство это не только физическое состояние, это состояние, когда человек духом, душой и телом всецело открыт и отдан Богу, когда мысли и чувства, и все состояния души и тела чисты перед Богом. Это не только физическое состояние девы или юноши, которые не познали плотской любви, это нечто большее. Есть место у святого Никиты Стифата, ученика святого Симеона Нового Богослова, где он говорит, что истинное покаяние со слезами, с сокрушенным сердцем может вернуть человеку даже телесное девство, которое он потерял или отдал. Это говорит о том, что это не только как бы изначальное состояние, это состояние зрелости духовной, цельности духовной.

И с этим связано понятие смирения, если на него посмотреть с определенной точки зрения. Божия Матерь всецело ушла в Бога. Телом, душой, духом Она жила в Нем и с Ним. И когда архангел Гавриил стал перед Ней и объявил Ей о Божием решении, Божием избранничестве, что от Нее родится Сын Божий плотью, Она сказала: Се, Раба Господня, т.е. Я Ему принадлежу всецело, как раб принадлежит своему хозяину, у Меня нет своей воли, отличной от Его воли, у Меня нет желаний отличных от Его желаний, у Меня нет жизни отличной от Его, да будет Мне по воле Бога. Здесь сказывается одновременно девство, если его понимать так, как я указывал несколько минут тому назад, и с другой стороны, смирение, которое можно связать с этим понятием девства. Если вспомнить, что на западных языках humilitas, латинское слово для смирения, humility на английском языке, значит состояние плодотворной земли, которая лежит открытая под небом и которая готова или в состоянии принимать с неба все то, что ей дается: и солнце, которое ее греет, и зной, который ее жжет, и роса, которая ее оплодотворяет, и дождь, который ее порой рушит. Земля, которая лежит безмолвно и послушно перед лицом Божиим, которая готова быть изброзденной плугом, которая обогащается тем, что на нее кидают. Об этом Феофан Затворник пишет: замечательно то, что земля становится богаче, когда ее как бы оскверняют с нашей точки зрения навозом, помоями. Она это воспринимает, делает своим и обогащается; и как жалко, говорит он, что когда на нас, людей, льют укоры, поносят нас, скверно о нас говорят, мы не в состоянии обогатеть, как богатеет земля от навоза и всякого как будто осквернения. И вот смирение заключается именно в том, чтобы быть как эта земля, открытая перед лицом неба, когда душа открыта перед Богом, готовая все от Него принять и все Ему отдать, как земля отдает плоды свои от семени, которое в нее бросается.

И вот в Божией Матери мы видим, как девство и смирение, в сущности, переплетаются в одно понятие и в одно состояние, — состояние совершенной свободы и отдачи себя Богу и принятия Бога до самых глубин своего существа. И рождается Сын Божий. О Нем я буду говорить следующий раз. Но скажу только то, что рождается (как я уже настаивал на этом) Сын Божий не односторонним решением Господа, а созвучием двух воль: воли Божией и воли всего человечества, выраженной Божией Матерью. Святой Максим Исповедник говорит о том, что воплощение было бы так же невозможно без согласия Божией Матери, как оно было бы невозможно без воли Отчей. И это чудо, это диво, это радость. И когда мы видим Младенца лежащего в яслях, Он плод, с одной стороны, девства, смирения, отдачи Себя Божией Матери Богу, и отдачи Бога Себя Самого человечеству. Больше о новорожденном Младенце я скажу отдельно.

Следующая икона, которую мы видим о Божией Матери, это Сретение, момент, когда Божия Матерь приносит Спасителя Христа в храм Божий для того чтобы Его отдать Богу безоговорочно, безгранично. Вы, может быть, помните, откуда пошел этот обряд священный. Когда Бог освободил еврейский народ из плена египетского, последнее, что заставило фараона отпустить израильский народ, это погибель перворожденных детей мужеского пола. В одну ночь погибли все дети мужеского пола, чтобы страх и ужас охватил фараона, который отказывался исполнить веление Божие. И затем Моисеем был дан закон от Бога еврейскому народу, что в память того, как погибли эти младенцы египетские, каждый младенец мужеского пола, перворожденный в семье, у четы, должен принадлежать Ему безгранично и безоговорочно. Он брал на него право жизни и смерти. Он принадлежал только Богу, больше не принадлежал он семье, а воле Божией.

И вот Божия Матерь приносит Своего Младенца в Иерусалимский храм, чтобы Его отдать Богу. Она, Которая Его от Бога получила, теперь Его отдает совершенно, и Она знает, на что. Она знает, что Бог имеет как бы право жизни и смерти. В течение всей израильской истории младенцы, которые были отдаваемы Богу таким же образом, не становились как бы кровавой жертвой. Один раз только Бог принял как жертву на смерть Младенца, Который был собственный воплощенный Его Сын. Он Его руками Божией Матери отдает на смерть, и Он принимает на Себя право, страшное право Его отдать на крестную смерть для спасения мира. Но тут Божия Матерь трагически знала, что Она делает. Она знала, что отдает Своего ребенка на жизнь и на смерть Богу, и что Он больше Ей не принадлежит. Позже у Креста Господня на Голгофе Она стоит безмолвно. Она в ужасе и трепете, но Ее воля остается волей Божией, Она остается единой с волей Бога, Которому Она сказала: Се, Раба Господня, да будет Мне по воле Твоей; Она остается единой с волей Сына Божия, Который родился для того, чтобы умереть за род человеческий. То, что Она совершила в день Сретения, сейчас завершается на Голгофе.

Есть другие моменты, которые не изображены на иконах, обычно — это рассказ о Кане Галилейской. Вы, наверное, помните этот рассказ, он читается каждый раз на свадьбе. Пир бедных людей, но это брачный пир, и они все, что только могли, отдали для этого пира. И, однако, люди они бедные, и когда еще сердца людей мечтают, чтобы продлилась радость этого собеседования, этого сидения вокруг единого стола, радость о том, что они делят общую трапезу, оказывается, что вина больше нет. И Божия Матерь обращается к Своему Божественному Сыну и говорит только одно: Вина нет у них… То есть — радость их чем-то сейчас в самом простом человеческом, естественном плане может умалиться. И Христос ставит Ей вопрос; Он Ей говорит: Жено, что Тебе и Мне? Это не значит: «Какое нам до этого дело?» В греческом тексте совсем ясно, что речь идет о том, что — почему Ты ко мне обращаешься с этим? Слово «Жено», которое на западных языках звучит резко, «женщина», на древних языках не имело этого оттенка, это было ласковое слово, обращенное к женщине. И Божия Матерь не говорит Ему: Разве Я не Твоя Мать? Разве Я не имею право больше чем кто-либо к Тебе обращаться, когда есть нужда у других людей? Разве Я не первая рядом с Тобой?.. Так, между прочим, понимает этот разговор святой Иоанн Златоустый, поэтому мы имеем право его так понимать, и, однако, мне кажется, что не в этом дело. Потому что Она ему говорит: здесь человеческая нужда. Ты — воплощенная Божественная любовь… И когда Спаситель говорит: Ну и что же от этого? — Она не уговаривает Его совершить чудо, Она просто обращается к слугам и говорит: Что бы Он ни сказал — то сделайте... И совершается чудо. И это первое чудо Христово, которое является как бы ответом на голод человеческий о радости и счастье, и вместе с этим ответ на абсолютную веру Его Матери, Которая знает, кто Он, знает, что Он — любовь, и верит несомненно в Него.

Дальше, глядя на иконы, мы видим икону Успения Божией Матери. Несмотря на все Свое величие, на всю Свою святость, превосходящую всякую человеческую святость, Божия Матерь как человек умирает. Но Та, Которая Себя безгранично отдала Богу, Та, Которая стала сосудом воплощения, но не механическим сосудом, не только местом воплощения, а Той, Которая сделала воплощение возможным, невозможно было остаться пленницей смерти. И пройдя через страшные, узкие врата смерти, Она бывает воскрешена  Христом и вступает в вечную жизнь уже тогда. И не так как мы вступаем, умирая, переходя из временного в вечное, с нуждой очиститься, обновиться, вырасти. Она уходит туда уже совершенной. Она рядом со Спасителем Христом, мы к Ней обращаемся с молитвой, потому что всей жизнью на земле Она доказала, что у Нее нет иной воли, чем воля Божия, что Она до конца, поистине ангельски прозрачна Богу, и мы не напрасно называем Ее честнейшей херувим и славнейшей без сравнения серафим.

И последняя икона, где Божия Матерь иногда, бывает, написана, а иногда нет, это икона сошествия Святого Духа на апостолов, Пятидесятница, Троица. Правильно образ Божией Матери не писать на этой иконе. Не потому что в рассказе книги Деяний Она не упоминается, а потому что Она изначально была исполнена Духом Святым, когда архангел Ей сказал: Дух Святой найдет на Тя, и сила Всевышнего осенит Тя… Она не нуждалась как бы в дополнительном или в новом даре Святого Духа. Она была Им преисполнена. Дух жизни, Дух святости обитал в Ней.

Вот очень коротко то, что говорят нам о Божией Матери Ее иконы. Теперь, может быть, я продолжу эту беседу тем, что я думал сказать в следующий раз о Христе Спасителе. Я говорил уже о Младенце, лежащем в яслях. Я говорил, что Он родился как бы сочетанием, соединением, торжествующим единством двух воль, Божественной и человеческой. Но Он лежит как Младенец, беззащитный, безвластный над собой, и в Нем мы видим, что такое Божия любовь к нам. Любовь, которая себя отдает и не защищает, которая отдает себя всецело, без ограничений, которая всецело зависит от того, как мы отнесемся к ней.

Обыкновенно иконы рождества Христова изображают нам пещеру, ясли, Спасителя в яслях. Но есть одна древняя икона, где как бы выделен смысл этого Воплощения. Эта икона, на которой все, что я вам сказал, присутствует, но ясли как бы лежат на алтаре, на жертвеннике. Это, конечно, исторически не так. Но это говорит нам о том, что Он родился как бы жертвой, и Божественная любовь это жертвенная любовь, ставшая плотью.

Дальше вы все знаете, что Евангелие нам повествует о Христе. Я хочу только остановиться на двух моментах. Первый момент это то, что сказано в Евангелии от Луки, что Младенец рос и телесно, и душевно. Он как всякий нормальный, естественный ребенок развивался. Однако в Нем было одно, чего ни у кого из нас нет, потому что мы не рождены так, как Он был рожден от Богородицы. В отрывке из книги Исаии пророка, который читается под Рождество, сказано: раньше, чем Он сумеет различать добро от зла, Он выберет добро. Вот что характерно в этом Младенце Христе. Он рожден от Духа Святого и от Девы совершенной. И Он будет стоять лицом к лицу со злом, но в Нем нет никакого поползновения, вожделения ко злу.

И Он растет, и Он окружен детьми и юношами, которых мы потом встречаем в лице Его апостолов. Если вы взглянете на карту Галилеи, вы увидите, что Назарет, Кана Галилейская, Капернаум в расстоянии нескольких верст, друг от друга. И Его ученики, конечно, Его знали, — Его знали как сверстника и дивились тому, что в Нем что-то есть особенное, что Он как все, а вместе с этим единственный, неповторимый, что зло к Нему не прикасается, что Он светится чистотой и правдой,            и истиной. Сначала, вероятно, Он был им товарищем и другом, потом примером, потом как бы руководителем к добру, до момента, когда Он стал их наставником. И в период этого роста Христос Сам как бы возрастал в Своем человечестве.

И есть момент, когда совершается нечто совершенно решительное: это момент крещения Господня. Это момент, когда Человек Иисус Христос, как Его называет апостол Павел, в единстве с Божественной волей Сына Божия, Которым Он тоже является, берет на Себя сознательно, свободной волей то, что Он выбрал в недрах Божественных, в том Божественном Совете, о котором я говорил раньше. Он погружается в воды Иордана, отяжелевшие от омытого в них человеческого греха, ставшие смертоносными; Он погружается в них и, по словам одного западного священника, пастора, погружается в них, как белый лен можно погрузить в красильню, и выходит из них как бы пронизанный смертностью, которая Ему не принадлежит, потому что в Нем нет греха, но которую Он принимает от нас и разделяет с нами. И Он живет с этой смертностью.

И после крещения — момент, когда Он уходит в пустыню быть искушенным. После того как Он был крещен, в Его человечество вливается благодать, сила Святого Духа. Он теперь готов на Свой подвиг искупления не только как Бог, но и как человек. Две воли соединены воедино, зрелая воля человеческая соединена с извечной волей Божественной. И тут сатана подходит к Нему. Первое искушение обращено к Его человечеству. Ты вот сорок дней постился, изголодался, а Ты ведь Бог. Если это правда, почему бы не сказать этим камням: станьте хлебами и Я насыщусь… И Христос отражает это искушение: сказано в Священном Писании – не хлебом единым жив будет человек, но всяким словом исходящим из уст Божиих… И второе искушение: раз Ты таков, то покажи, докажи, что Ты вне человеческих законов, что Ты все можешь, вот поднимись на башню, бросься вниз, пусть люди видят, что ничего с Тобой не будет… И Христос и тут отвергает искушение. Он не ищет признания, Он не ищет восторгов человеческих, Он ищет только того чтобы совершить Свой крестный путь. И последнее искушение — дьявол Ему говорит: все мне предано — и это «предано» надо понимать в очень сильном смысле. Человек предательски отдал в его власть то, что Бог вручил его попечению — все предательски мне было вручено. Поклонись мне — и все Тебе отдам… Теперь он к Нему обращается опять-таки как к человеку: Ты новый Адам, Ты начало нового рода человеческого, я Тебе все отдам, что украл у Тебя, обманув первородного Адама… И это отвергает Христос. Он отвергает в Своем человечестве все то, что сатана хочет Ему предложить, чем он хочет Его уловить через человечество. Потому что дьявол не имеет никакой власти над Его Божеством и также никакой власти над Его телесностью. Он может, соблазнив других, привести к Его телесной смерти, но Его покорить он может, только приразившись к Его душевности, к Его человечности уму, сердцу, воли. И он отвергнут. Теперь Христос будет идти на Голгофу, на смерть, на Воскресение.

Он идет шаг за шагом, уже зная, что приближается время. Он идет шаг за шагом к Тайной вечери. Сначала вход Господень в Иерусалим, когда Его принимают, потому что ожидают, что Он воцарится и восстановит земное царство Израилево. И когда эти же люди, которые поют Ему «Осанна», увидят, что нет, Он этого царства восстанавливать не собирается, что Его царство не от мира сего, они Его предадут на смерть. Распни, распни Его! — Распну ли я вашего Царя? — говорит Пилат. — Нет у нас иного царя, кроме кесаря… Последнее отречение от своего призвания быть Божиим народом.

И Христос делит последнюю трапезу с учениками и идет на Свою смерть. И Он умирает как бы не Своей смертью, не смертью, которая Ему естественно пришла бы, а умирает смертью всего рода человеческого, той смертностью, которую Он воспринял, погрузившись в смертоносные воды Иордана. Он умирает нашей смертью, не Своей. И когда Он умер, Его тело полагается во гроб, а душой Своей во славе, в блеске, в сиянии Своего Божества Он сходит во ад.

Ад в нашем разговорном, обычном словоупотреблении понимается как место наказания мучением. Но ад Ветхого Завета это что-то более страшное и более простое: это место, где Бога нет. Человек, который отрекся от Бога в лице Адама и Евы, когда умирает, выпадает из области Божией в ожидании спасения. Шеол Ветхого Завета — это место, где Бога нет. И вместе с этим в одном из псалмов Давид царь говорит нечто как будто совсем непонятное. На небе престол Твой, в шеоле Ты находишься… Тогда это было немыслимо понять, но тут мы видим, что случилось. В это место богооставленности Христос спускается во славе Своего Божества. Ад ликует о том, что он Его уловил, и оказывается, как говорится в слове Иоанна Златоустого, он воображает, что пленил плоть — и оказался перед лицом Бога. И ада больше нет. Того ада, места радикальной окончательной богооставленности больше нет. И тогда совершается встреча Христа со всеми теми, кто когда-либо жил на земле. Эта встреча Спасителя, это жизнь, вливающаяся в область смерти. Я помню, как-то я говорил с владыкой Василием о том, какой ужас мы испытываем, когда думаем о том, что Иуда никогда не может быть спасен, он мне ответил: а вы никогда не думали о том, что Христос и Иуда встретились, когда Христос сошел во ад?..

И затем совершается воскрешение Христово. Я употребляю слово воскрешение, а не воскресение, потому что у апостола Павла есть замечательное место, где он говорит о том, что Бог Его воскресил… Христос Себя отдал на то, чтобы разделить с человеком всю его судьбу. И как бы, в словах апостола Павла, Он не может самостоятельно воскреснуть. Он выбрал разделить всю судьбу человека, и Бог Его зовет обратно к жизни, и Он воскресает силой Своего Божества, но волей, призывом Божиим.

На этом я кончу свою беседу, и следующий раз мы уже будем говорить о другом. Мы сейчас остановимся несколько минут, помолчим, и затем, благо владыка Анатолия нет, и отца Михаила нет, мне некого попросить восполнить или раскритиковать, поэтому на этом кончится беседа. Вы меня простите, что беседа была так отрывочная и беспорядочная, но я чрезвычайно устал и не мог говорить более складно.

Опубликовано: Труды. Т.2. — М.: Практика, 2007.