О событиях в Гадаринской стране

«Уйди, зачем ты до времени пришел нас мучить?» — говори­ли бесы, перед которыми предстал Господь. «Уйди от нас. Ты разрушаешь наше благополучие», — говорили люди, перед гла­зами которых Христос вернул жизнь, будущее, свободу, весь простор вечного и земного бытия человеку.

Чему ужаснулись бесы, чего испугались люди? Бесы ужасну­лись страшной для них любви Христовой, той страшной любви, которая опустошает ад, которая разрушает ненависть, которая выпускает пленников на свободу, которая является концом их владычества. Иоанн Златоустый, говоря о любви, описывает лю­бовь Христову, ту свободу жизни, тот простор вечности, кото­рые она открывает перед людьми, но говорит тоже и о темной бесовской любви. Он говорит, что есть любовь, которая кажет­ся любовью и которая темна, у которой холодная, мрачная из­нанка; любовь тех людей, которые, потому что любят одного, ненавидят другого, потому, что думают, что всем сердцем восприняли одного — всем сердцем отвергают другого и думают сов­местить в одном сердце, в одной душе и рай, и ад. Эту любовь Златоуст называет бесовской, темной любовью.

Но есть темнее любовь, та ложная любовь, которой, как будто, и любят бесы своих рабов, когда обещают им наслажде­ние, удовольствие, успех в этой земной жизни, скрывая от них страшную изнанку своей лжи, скрывая, что их любовь не запол­нит человеческого сердца, что их предложения не насытят чело­веческой души, которая может насытиться только Богом, только вечностью, только полнотой бытия, а не этой тенью и обманом. Один духовный писатель, стараясь описать эту бесовскую любовь, говорит, что она есть обман, потому что сущность её — облада­ние. Тот, кто любит по наущению беса, кто любит этой любовью — хочет обладать, хочет поработить, хочет присвоить, так, что­бы в любимом человеке даже ничего не осталось, что им не усво­ено, не присвоено, не стало его собственностью, вплоть до са­мого человека. Этой любовью ложной, этим обманом любви бесы стараются привлечь каждого человека. И когда перед ними вста­ла в плоти Любовь Божественная, они поистине в ужасе восклик­нули: «Зачем Ты здесь, Иисус, Сын Божий? Зачем Ты пришел мучить нас до времени?» — потому что они знали, что придет время, ког­да прорвется эта паутина, когда это марево растает перед лицом действительности. Они знают, что их гложет тот же голод, кото­рым мучится всякий, кто делается рабом неправды, рабом бесов­ской любви.

Этой любовью ложной, убивающей, опустошающей умели жить и жители Гадаринской страны; у них тоже были семьи, тоже были дружбы, однако они покоились на этой лжи, на этом обмане, и когда Христос человеку, живому человеку — двум людям, которые были рабами безумия, для которых не было жизни на земле и, ка­залось, не было будущего в вечности, когда Христос открыл перед ними весь простор времени, вечности, земли и неба, эти жи­тели отвергли Христа. Они толпами к Нему пришли, всем городом, не поблагодарить за то, что в их среде два человека из мерт­вых, погубленных стали живыми, а потребовать, чтобы Он оставил их пределы, потому что такой любви не было места в их среде. Эта любовь требовала, чтобы человек был для них дороже того, чем они могли обладать, чтобы человек ставший свободным, стал для них дорогим, — а они могли жить только в этом сложном переплете раболепных и жестоких отношений бесовской любви, «уй­ди от нас». Почему? Не только потому, что они потеряли свое имущество, но потому, что эта любовь была для них страшна. Ведь любить это значит, себе самому предпочесть другого, от­крытым сердцем — это значит, себе предпочесть если не всех, так многих, это значит умереть для своей самости, своего само­любия, своей жадности, своего желания обладать чтобы жить: умереть, чтобы другие жили широко — жизнью, а не полусмертью. Да, они правы были, что испугались, потому что Евангелие Хрис­тово, которое не было направлено на перемену общества, а на перемену человека в самых его глубинах, сотрясло и сокрушило общество древности, как оно сотрясает и сокрушает всякое об­щество, кроме обществ, построенных на одной благоговейной, жертвенной любви. Да, когда люди поверили, что дороже человека ничего нет — а каждый может этому поверить, когда он вспомнит о себе — тогда и сокрушилось общество рабов и рабо­владельцев, как и сокрушатся все общества порабощения. И они испугались, потому что увидели, что нет будущего для их строя и жизни. Перед ними встал исцеленный человек, человек, кото­рый стал цельным; и потому что один человек, два человека ста­ли цельными, открылась вся тьма ада и вся тьма человеческого сердца.

Не открываются ли они и теперь, когда вместо того, чтобы человека принять с любовью, мы его отвергаем, потому что он свободен? Свободен от нас, от нашего общества, от рабства, ко­торого мы ему желаем? И эти бесы и эти люди, отвергая челове­ка, отвергают и Бога, потому что только Бог так почитает чело­века, так любит человека, потому что только для Бога человек — высшая ценность, ради которой Он делается человеком, срод­няясь с ним до конца и умирая. И бесы свидетельствуют: «Сын Божий», и люди свидетельствуют, что их охватил ужас, который может охватить человека только перед Божественным. Это суд не только над Гадаринской страной, это суд над каждым из нас, это суд над всем нашим церковным обществом, это суд над каж­дой страной земли: что мы говорим человеку, что мы говорим Христу, какой любовью мы любим?

Вот перед чем нас ставит сегодняшнее Евангелие, как меч обоюдоострый, разделяющий свет и тьму, проникающий в глубины наши, разделяющий состав наш, — вот перед чем ставит нас се­годняшнее слово истины, слово Божие. Не пройдем мимо, потому что слово Божие нас будет судить: это слово истины, это слово человечности. Аминь.