Во имя Отца и Сына, и Святого Духа.
Отдаете ли вы себе отчет о том, как страшно, не только ответственно, но именно страшно до глубин души священнику совершать Божественную литургию; то, что он совершает, в сущности, совершает только Сам Господь. Ни рукоположение во священство, ни посвящение во епископа не может человеку дать власть претворить хлеб и вино в Тело и Кровь Христовы. Священник произносит слова, которые произнес Сам Господь наш Иисус Христос, но дело совершается только Самим Спасителем и Духом Святым. И священник, произнося эти слова, которые превосходят всякие человеческие возможности, с ужасом и трепетом стоит, зная, что в этот момент, между ним и престолом стоит Спаситель Христос, Который совершает то, чего он никак не может совершить, и что в это мгновение сходит на Святые Дары Дух Святой, Который превращает хлеб и вино в пречистое и спасительное Тело и в пречистую и спасительную Кровь Господа нашего Иисуса Христа.
Как страшно стоять у престола и знать, что ты стоишь на месте, на котором только Сам Христос имеет право и возможность стоять. Мы стоим у престола, как Моисей, подходя к купине неопалимой, услышал глас, сходящий с небес и повелевающий ему снять обувь свою потому что самая почва, на которой он стоит, освящена, свята.
Но есть еще момент, более страшный для священника; это момент, когда он совершает подготовительную службу, проскомидию, когда он приготовляет Святые Дары. И есть момент в этой подготовке Святых Даров, когда он берет ту частицу, которая будет во время литургии освящена Самим Христом и станет его Телом, — он эту частицу берет и надрезает крестным образом, говоря: «Жрется Агнец Божий, вземляй грех мира», то есть: «Приносится в жертву Агнец Божий». Этот хлеб является не только изображением, это является уже как бы иконой, живой иконой Христа; и если он надрезает этот хлеб, не отдавая одновременно свою жизнь, то он совершает страшное дело; если он не приносит себя в жертву одновременно с этим хлебом, он является одним из распинателей Христа, но он не является той частью Христова Тела, которым является Церковь. И вся Церковь в этот момент участвует в этом страшном тайнодействии, когда вся Церковь говорит: «Да, Господи, мы с Тобой едины, мы жизнь свою кладем вместе с Тобой, мы умираем вместе с Тобой, мы умерли ко всему тому, ради чего Ты умер, из-за чего Ты умер».
Отдаете ли вы себе отчет, чего вы ожидаете и требуете от священника, когда вы поручаете ему священство, не только руководить вами в молитве, произнося слова, которые он может вместе с вами произнести, но совершая действие, которое он не может совершить, которое только Христос может совершить, и которое он может совершить только если он так един со Христом, хотя бы в этот момент, что смерть Христова делается его смертью в надежде, что жизнь Христова станет его жизнью.
И священник причащается Святых Тайн отдельно, пречистого Тела и Крови; пречистое Тело говорит нам о смерти, пречистая Кровь — о жизни. Он сначала принимает на себя и в себя смерть и затем только жизнь.
Подумайте об этом! И если, когда кто подумает о том, чтобы стать священником, пусть он задумается не о том служении, которое очевидно, а о том страшном, невидном, что совершается в алтаре между Богом и им, ради всей Церкви, вместе со всей Церковью, потому что то, что совершается с ним в это же время должно совершаться со всеми, кто находится в Церкви. И поэтому так важно, чтобы все те, кто будет участвовать в Литургии были тут к началу, когда священник совершает эти страшные действия, чтобы влиться в них, соединиться с ними и с ним в этом. Подумайте об этом, потому что это путь нашего спасения или путь нашего осуждения.
Аминь.