О священстве. Рабочие записи режиссера В.И. Матвеевой к фильму «Встреча». Часть 9

Видите, рукоположение в священника или дьякона у нас происходит, конечно, как в каждой православной церкви, но с одной разницей: я всегда все тайные молитвы рукоположения читаю вслух, чтобы весь народ их слышал и рукополагаемый тоже слышал. Иначе, когда он стоит на коленях и молится, и слышит только протяжное “Господи, помилуй…” и слова ектении, которые произносит в свое время дьякон, пока епископ про себя или шепотом читает основоположные молитвы, он теряет большую часть таинства рукоположения. Конечно, он может все это знать по книгам; но по книгам знать — одно, а  переживать активно — совершенно другое дело. И еще: по окончании рукоположения, когда одевают человека в дьяконские или священнические одежды, весь народ произносит. “Аксиос!”, то есть “Достоин!”. Но тогда, если можно так выразиться, поздно кому-нибудь сказать “Анаксиос” (“недостоин”): все уже сделано. И поэтому когда подводят человека к рукоположению, я трижды провозглашаю от имени народа, который его избрал и послал на рукоположение, и от имени всего духовенства (а когда архиерейская хиротония — и от имени сослужащих архиереев) “Аксиос!” вслух народа, всех участников. Потом идут молитвы, которые я читаю вслух, так, чтобы весь народ знал.

И то очень важно, потому что мы здесь завели за правило никогда не рукополагать человека иначе как по народному выбору. Мне кажется громадной ошибкой — неизбежной, большей частью, но очень несчастным явлением — когда человека готовят в семинарии или академии и потом посылают в приход, о котором он не имеет понятия, к людям, которые его не просили и не выбирали. А здесь, когда человек хочет священства или дьяконства, думает об этом, и ко мне приходит и говорит об этом, я ему ставлю первый  и основной вопрос: Если бы ты стоял перед Христом, как Иаков и Иоанн на пути в Иерусалим, и Христос поставил бы вопрос: готов ли ты пить Мою чашу, готов ли ты погрузиться в тот ужас, в который Я буду погружен? — если ты можешь от всей души, серьезно ответить “Да, я готов!” (“могу” ты не можешь сказать; хотя бы “готов” – милостью и силой Божией, которая в немощи совершается), тогда можно думать о рукоположении, иначе нельзя вообще этот вопрос ставить. Поэтому иди домой и переживи это, пока не сможешь серьезно, вглубь сказать: Да, я знаю свою немощь, но я знаю силу Божию, я знаю, что Бог меня действительно зовет…  Следующий вопрос: слышал ли этот  зов народ или нет?.. И потом я предлагаю приходу вопрос о возможном рукоположении. И не ставлю никого в приход, где его не хотят, не выбрали и не готовы принять. Потому что возьмите, скажем, дьякона. Дьякон технически является мирянином, в том смысле, что он хоронится как мирянин. Что это значит? Это не только значит, что он не полностью священник, это значит, что он в алтаре будет представителем всего народа, он, если можно так выразиться, “мирянин в священном сане”. А “мирянин” это не человек, который не священник, который как бы низшего сословия. “Мирянин” (от греческого слова Λαϊκός) — это член народа Божия. В этом смысле и священник, и епископ остаются мирянами, — не мирскими людьми, а именно мирянами. И поэтому когда человек выбран, он посылаем в алтарь, куда нам нет еще места, поскольку мы в становлении, от имени всего народа, потому что хотя мы все в становлении, однако мы Богом уже приняты. И, как бы, в знак того, что весь народ принят Богом, один из его членов или несколько участвуют в богослужении в алтаре. Когда дьякон выходит говорить ектенью, он молится от себя, но он зовет весь народ молиться церковной молитвой, и потому что он принадлежит этому народу, он не извне его зовет, он из недр говорит: “Помолимся”, а не “Помолитесь”… Это мне кажется очень важным.

А дальше мы ставим вопрос перед духовенством. У нас два-три раза в год бывают собрания духовенства; и возможный кандидат приводится на это собрание и участвует в этих собраниях раза два-три, в зависимости от того, насколько он всем известен или незнаем. Потому что есть такие люди, которые, в общем, светочи — и никем не заметны, не замечены; а есть такие, которых все знают и насчет кого удивляются: “Почему, собственно, ты еще не рукоположил его?” И только если священники, священническое собрание говорит: “Да, мы готовы его включить в свои ряды”, я считаю возможным его рукоположить. А идея вот в чем: случись с ним духовная катастрофа, какая-нибудь беда житейская или духовная — кто его будет выносить? Не епископ, потому что епископ может быть для него не самым близким человеком, это может быть не тот епископ, который его от души выбирал и ставил; должны его выносить на своих плечах собратья. И только тогда можно человека рукоположить, если священническое братство говорит: “Да, мы этому человеку верим, мы готовы его поддержать в любых обстоятельствах”. И тогда я принимаю решение о самом рукоположении. И это мне кажется очень, очень важным моментом.

Кроме того, я настаивал здесь из года в год, что стать священником — это не честь и не преимущество, это служение. То есть ты делаешься слугой, а не начальником или главарем. Христос об этом ясно говорит: если хотите быть первым, будьте всем слугой… я среди вас, как служащий… Поэтому если человек хочет уподобиться Христу в Его служении, то должен действительно считать, что он на дне и будет делать — если можно так сказать — всю грязную работу, он будет не в чести, он будет заботиться о грехах,  о несчастьях, о бедноте, о горе и т.д. На этом уровне и служить.

И это относится в значительной мере не только к священнику, но к епископу. У нас в течение столетий получился сдвиг. Епископ и священник заняли высокое положение в иерархии, тогда как на самом деле, как отец Софроний мне раз сказал, Церковь  — это пирамида вверх дном, то есть тот, который является епископом или священником, на самом низу должен быть, на нем как бы строится Церковь. И мы в какой-то мере потеряли это сознание народа Божия, то есть мирян как людей не священного сана, а как тела Христова. У апостола Петра сказано:  вы — царственное священство, народ избранный… А для чего избранный? Не потому что мы такие замечательные, а потому что мы Ему поверили, а Он нам доверил спасение мира. Он нас посылает в мир с вестью о спасении, а это делается иногда большой ценой. Мученики — и не только мученики такие, которые физически были распяты и сожжены или обезглавлены, но люди, которые забыли совершенно о себе ради того только, чтобы помнить о других. И потому это очень важный момент, что миряне являются священством, то есть людьми, которые посланы в мир его освящать. А царственное священство, мне кажется, объясняется тем, что говорит, кажется, святой Василий Великий: всякий может управлять, но только царь может умереть за свой народ…

И вот этот момент очень важный, потому что  всякий человек рукоположенный, будь он дьякон, будь он священник или епископ, это человек, которому поручено освящать мир, если нужно, ценой своей жизни, не только словом и не только примером, но тем, как он относится к своей смерти и как он свою жизнь отдает. И в этом смысле мы народ святой, то есть народ взятый в удел, Божий удел, то, что  мой духовник, отец Афанасий как-то мне перевел: войско неубываемое… Потому что каждый, кто падает на поле битвы на земле, восстает бессмертным, непобедимым в вечности. И поэтому эта связь между народом, прислужником, иподиаконом, дьяконом, священником, епископом должна быть совершенно тесна. Это одно тело, в котором каждый исполняет свою какую-то задачу, но задача всех — весь мир освятить, то есть вырвать из плена зла и отдать Богу.

Меня очень поразило, например, когда я в начале 1960-х годов впервые поехал в Россию и видел Москву, какая она тогда была, серая, скучная, подавленная. Вошел в храм, который весь сиял красотой, и мне стало ясно, что вера (и когда я говорю о вере, я говорю о крови, о жизни и смерти) каких-то немногих людей на этой земле, где Богу было запрещено существовать, выделила на этой земле  маленькие участки, которые называются храмами  и являются местом убежища для Бога. Это единственное место, где Он имеет право жить, а мы к Нему приходим, потому что где Он есть, там Царство Небесное, там вся полнота жизни.

…

и те, которые должны Ему специально служить, и что входят в алтарь только путем креста, но ты еще свой крест не пронес до конца, и поэтому ты стоишь под распятием. Ты бываешь, допускаем в алтарь, потому что Христос умер на кресте и открыл тебе доступ. Поэтому остановись и пойми, что ты входишь в Царство Божие от имени всего народа, как его представитель, и сделать это можно только через крест. Сейчас — крест Христов, а в конечном итоге — твое собственное распятие. Вот что я ему сказал. И, в сущности, я говорю нечто подобное каждому, но большей частью немножко иначе, потому что каждый человек иной, и отношения другие, и подготовка иная.

Опубликовано: с сокращениями: «Звезда». 1994. № 6; с дополнениями: «Альфа и Омега». 1998. № 1 (15).