О вере и о крещении. Часть 11

Я хочу вам посоветовать, просто ввиду того что холодно, сесть поплотнее друг к другу. Помню, несколько лет тому назад я говорил на улицах Оксфорда в январе месяце. Было холодно, ветер дул, а люди стояли на расстоянии метра друг от друга, потому что не были друг с другом знакомы. Я подождал, чтобы они из розового цвета начали бледнеть, потом когда они приобрели уже беловатый цвет, я им сказал: знаете, вот вы стоите на таком расстоянии друг от друга и потому мерзнете. Научитесь. Что значит обмен животным теплом. Станьте поближе, плечо к плечу, и грейте друг друга. Они посмотрели, сдвинулись и стали. Через некоторое время я им говорю: знаете, вы как будто научились тому, что такое животное тепло, а теперь попробуйте напучиться тому, что такое христианское тепло. Вы, стоящие впереди, не мерзнете, потому что  люди сзади защищают вас от ветра. Так научитесь переходить назад и греть людей,  которые сзади стоят. И так в течение недели они научились сначала стоять вплотную, чтобы обмениваться животным теплом, а потом через какие-нибудь четверть часа переходить назад, чтобы греть других. Попробуйте — и вы увидите, что  даже в храме бывает гораздо теплее, чем воображаешь.  Это одно.

Сегодня я хочу ответить на некоторые вопросы, которые были поставлены, а некоторые вопросы я хочу передать владыке Анатолию, который лучше меня сможет ответить.

Два вопроса, на которые я хотел бы ответить, относятся непосредственно к литургии. Первый вопрос такой: почему литургия, то есть евхаристическое богослужение, стоит вне ряда с другими богослужениями. То есть в ряде богослужений есть вечерня, полунощница, утреня и часы, семь служб; а литургия в эти службы не вписывается, она стоит особняком. Дело в том, что все другие службы являются службами, которые мы совершаем и, в которых возносим свои молитвы к Богу. Это крик земли к Живому Богу. Это или благодарение наше, или покаяние, или радость, но это от земли поднимается к Богу голос всей земли, который выражается малым числом людей, которые научены и, которые понимают, что это значит. Литургия — совершено иная служба в том, что она не только является таинством, то есть службой, в которой действует Бог среди людей, которые веруют в Него. Литургия это служба, которая как бы совершается Самим Спасителем Христом и Святым Духом при нашем участии и которая  вся обращена к Богу и Отцу. Мы совершаем литургию, говоря церковным языком, во Христе. Что это значит? Это значит, что постольку, поскольку мы соединяемся со Христом, едины с Ним не только верой, но и через крещение и через причащение Святых Таин, как я старался объяснить в предыдущих беседах,  то это полнота тела Христова, в которой Глава этого тела действует и совершает службу. В этом отношении литургия стоит из ряда вон по отношению к другим службам, это уже Царство  Божие пришедшее в силе. Она является как бы условием того, что мы во всех других службах можем приносить Богу покаяние, можем приносить Богу благодарение и прошения наши. Это первый вопрос.

Второй вопрос относится также к литургии и был мне поставлен очень кстати. Мне было сказано в этом вопросе, что все то, что я говорил в течение ряда проведенных бесед, относится как бы к одной личности, к тому человеку, с которым то или другое случается, то есть — обращение от неверия к вере, обращение человека, обнаружившего свою веру в Бога, ко Христу, затем покаяние, затем крещение, затем рост в единство со Христом, затем причащение Святых Таин. Но все это звучало, как будто это бывает с каждым из нас в отдельности, а не как событие, которое охватывает больше, чем каждого из нас. И на этом я должен остановиться, потому что я сделал ошибку, не обратив ваше внимание на другую сторону дела.

В тот момент, когда мы делаемся едиными со Христом, мы одновременно делаемся едины со всеми теми, которые  вступили в подобное или в то же самое единство. И если, приняв крещение и причастившись Святых Таин, мы озираемся вокруг себя, то мы должны бы видеть /…/ но мы невнимательны и мы недостаточно обращаем на это внимание, но должны бы видеть, что каждый человек вокруг нас является иконой, живым образом Живого Бога, ставшего человеком;  что каждый из нас преображен и изменен, и что мы в совокупности нашей действительно составляем то, что апостол называет —  единое тело Христово, что каждый из нас по отдельности является членом этого тела, как он говорит, глазом, рукой, но только в совокупности со всеми другими являемся мы сами живыми членами, так же как отдельная веточка не может существовать иначе, как постольку, поскольку она соединена со всеми живыми частями живого дерева.

И еще можно сказать другое: литургия, благодаря которой, через которую мы пронизываемся действием Святого Духа, делаемся общниками Христовой телесности, а не только нашей, то есть преображенной, освященной Богом телесности, что кроме этого через телесность нашу и через воплощение Христово мы вступаем в совершенно иные отношения с окружающим нас миром. Я говорил с вами о том, как освящаются воды крещения, как освящаются хлеб и вино в таинстве причащения. Но если мы задумаемся над тем, что совершается, то совершается нечто совершенно изумительное, что имеет отголоски во всей вселенной. Ведь вы подумайте:  все воды земли как бы могут видеть в водах крещения, которые стали не только первобытными, не оскверненными человеческим грехом водами, но водами  уже преображенными в Царство вечной жизни. Вся природа может пережить освящение частицы хлеба и чаши вина как событие, которое ее всю охватывает, потому что это ей, всей природе,  обещание того, что придет время, когда Бог будет все во всем, когда Божество будет пронизывать все Богом же созданное. И замечательно то, что вы, наверное, помните, как когда  Бог сотворил человека, Он его сотворил из праха земли. Он его не сотворил, взяв самое совершенное существо, которое прежде него было сотворено, потому что тогда человек был бы как бы восполнением того, что было сделано, но не был бы сродни — абсолютно, глубинно — со всем тем, что было создано Богом. Бог взял прах земли, то есть самое основное,  что Он создал и из чего вырос весь мир, все созданное, от самого великого атома до самой великой галактики, и сотворил человека, который поэтому сродни всему тварному без исключения. И поэтому святой Максим Исповедник  может сказать, что человек был создан как бы из двух стихий: с одной стороны из праха земли, который его делает родным, своим всему созданному, всему материальному,  и с другой стороны духовным, что его делает  как бы сродни, во всяком случае, потенциально, как возможность, Самому Сыну Божию, Который должен был стать Сыном Человеческим, и Богу. Таким образом, в литургии вся природа участвует в этом чуде, которое совершается над какой-то частицей ее, но которое являет перед ее глазами, что с ней должно быть в конечном итоге. И таким образом в Литургии, в освящении Святых Даров, в приобщении человека, соединении всех людей в единое тело Христово —  это уже начало будущего века. Вот что я хотел сказать в ответ на этот вопрос.

Как понять, что Бог, Который ни в чем не нуждается, мог так возлюбить мир ? — и “так” — это значит настолько, чтобы всего Себя этому миру отдать? Мне кажется, хотя я, как мы все, знаю очень мало, если вообще что-нибудь, самое существо любви в том, чтобы всего себя отдать другому. В трагическом мире, в котором мы живем, действуют слова Спасителя: Никто большей любви не имеет, как тот, кто свою жизнь отдаст для другого… Но  в мире, даже еще не падшем, есть этот момент:  мир создан для того чтобы вырасти в такую полноту счастья, блаженства, святыни, величия.  И это может случиться, только если Бог всего Себя отдает тому миру. Бог создает мир для того, чтобы  существовала тварь, которая может разделить с Ним то блаженство, в котором нет недостатка ни в чем, войти в эту полноту жизни, не только существования, но ликующего торжества Жизни (через заглавное “Ж”).

Хотелось бы понять, какое различение религий и верований. Неужели только нам так посчастливилось узнать истинного Бога, и как же другие? Ведь земной шар велик…

Я думаю, что можно было бы так сказать: Бог ничего, никого не создал для погибели, Он создал весь мир и допускает к жизни, вызывает к жизни всех людей с тем, чтобы так или иначе они в свое время нашли полноту жизни в Нем Самом. Одно мы утверждаем, что различает христиан от других религий, это то, что в какой-то исторический момент Сам Бог стал человеком, приняв плоть от Пречистой Девы Марии  и что Бог соединился с человечеством реально, что через это соединение нам показана вся глубина, вся необъемлемая широта человека, который способен не только стать местом пребывания, но способен так соединиться с Богом, что он весь обожен. Образ, который дает святой Максим Исповедник в этом отношении очень меня поражает всегда. Он говорит о Воплощении, о соединении двух природ, человеческой и Божественной, во Христе, что можно себе представить так: если мы берем меч, холодный железный меч и вкладываем его в жаровню, через некоторое время, когда мы его вынимаем, он весь пламенеет, он сияет светом. Тот же самый меч, который был тусклый и холодный, стал как бы огненным, и  соединение огня и железа таково, что теперь, как говорит Максим Исповедник, можно резать огнем и жечь железом. Вот о чем говорит Воплощение сына Божия. И в этом отношении мы различаемся от других религий, да: мы верим, что Бог стал человеком, мы верим, что человек может так соединиться с Богом, так преобразиться в самой человеческой своей природе, чтобы стать как бы огненным железом.

Это не значит, что мы отвергаем других. Вы, наверное, помните место в Евангелии, где сказано. Что ученики Христовы встретили человека,  который творил чудеса именем Христовым, и они ему запретили, потому что он с ними не ходил, он не был как в этой дружине, которая окружала Христа. И Спаситель им ответил: не запрещайте никому. Никто кто сотворит чудо Моим именем, не чужд Мне… Я думаю, что можно справедливо сказать, что никто не может сказать, что знает Бога, без того чтобы встретил Его, кто не прикоснулся Его ризы хотя бы, чтобы это не было его личным опытом жизни. И если это так, то мы  не можем отрицать того, что люди  иной веры, иногда совершенно не понимающие нашей веры,  чуждые ей или даже гонители, не знают Бога вовсе; а если знают Бога, то им есть путь в вечную жизнь, потому что вечная жизнь заключается в том, чтобы знать Бога. Я, кажется, говорил некоторым из вас  о разговоре, который у меня был когда-то с Владимиром Николаевичем Лосским, который в то время очень отрицательно относился к восточным религиям; он говорил, что в них нет истинного познания Бога. Я  с ним боялся спорить, только слегка возразил, но вернувшись домой, выписал из книги Упанишад 8 выдержек, две-три строчки каждая, и вернулся к нему и сказал: Владимир Николаевич, вот я, читая святых отцов, выписываю то, что меня поражает, и всегда пишу имя того святого, который то или другое написал; а тут у меня 8 цитат  и я забыл написать имя автора. Можете ли вы по звучанию, по тому, что в них сказано, узнать?  И в течение нескольких минут он под каждой из этих цитат Упанишад, то есть из древнейшей индийской книги, написал имя одного из святых отцов. Я обратил его внимание на это, и тут начался целый процесс пересмотра его отношения.

Я скажу даже больше; но тут я скажу, как апостол Павел говорил, безумно, в том смысле,  что вы можете понять это превратно; и я помню, как кто-то мои слова пересказал в Греции кому-то, и вышла большая передовица о том, что митрополит Сурожский Антоний еретик — он утверждает, что Христос был безбожником. Я хочу вам это пояснить. Одна из вещей, которая меня поражает в Евангелии, в рассказе о распятии Христа Спасителя,  это Его слова: Боже Мой! Боже Мой! Зачем Ты Меня оставил?  Это как бы последние Его слова; следующее: Совершилось!, все сделано, ничего нельзя прибавить к совершившемуся.  Если задуматься, что это значит. Христос был не только по Своему Божеству, но  и по Своему человечеству безгрешен. У пророка Исайи есть место, по-моему, в 7 главе, в отрывке, который читается в канун Рождества Христова, где говорится, что от Девы родится Младенец, Который раньше, чем сумеет распознать добро от зла, выберет добро. Это оригинальный греческий текст; в переводах западных этот текст очень по-иному звучит, но это основной текст. С Воплощением самая телесность, самая человечность Младенца Христа была за пределом всякого греха, потому что грех в основе своей заключается в отделении нашем от Бога, в отпадении, когда мы это делаем вольной волей, или просто в отделении, которое по безумию, по непониманию нас разлучает с Богом. И в течение всей жизни Христос был полнотой человечества, то есть совершенства человека, каким он призван быть, и полнотой Бога, Каким Он изначально и навсегда является. В день крещения, как я вам уже попробовал объяснить, Христос взял на Себя все последствия греха, не делаясь Сам грешником, Он взял на Себя все, что повлек за собой грех, именно в основе — смертность; и на кресте, когда Он был распят за человеческий род, когда Он Свою жизнь отдавал для того, чтобы Он мог спасти весь человеческий род, Он должен был приобщиться последнему ужасу. Он не мог умереть иначе как потеряв Бога, потеряв единство с Ним, не в онтологическом смысле, то есть не в объективном смысле, как бы потеряв общение с Отцом и Самому перестав быть Богом, а, как отец Софроний мне раз изъяснил, что это можно понять как метафизический обморок, момент, когда человечество закрыло Ему видение того, чем Он является Сам, и того, как Он един с Отцом. И Он умер от этого, Он умер нашей смертью, смертью всего человечества, разделив с нами единственную основную трагедию бытия — без-божие, отлученность от Бога, потерю Бога. И когда я говорил об этом, о без-божии, я, конечно, не хотел сказать, что Христос перестал верить в Бога, отрекся от Него или грехом от Него отпал, а в какой-то момент по промыслительному действию Бога и Отца Он в Своем человечестве потерял сознание, чем Он является по отношению к Богу и Отцу. И вот тут мне кажется (это относится к вопросу), что ни один безбожник на земле, ни один человек не познавший Бога, ни один человек потерявший Бога, ни один человек, отрекшийся от Бога по философским или иным причинам, ни один такой безбожник  не знает до такой глубины и абсолютности, что значит быть лишенным Бога, чем Христос. И поэтому мне кажется, что и безбожник как бы внутри, в пределах опыта Самого Христа, что нет ни одного безбожника, которого Христос не может понять и которому Он не приобщился бы в этот страшный момент. Я не знаю, как это может совершиться, но глубоко убежден в том, что придет время, когда вся тварь соединится с Богом в торжествующем победоносном моменте, когда Бог пронизает все Собой, когда Бог будет все во всем.

Тут можно поставить вопрос о грехе: неужели грех может войти в Царство Небесное? Нет, не может, но многие, очень многие перед смертью вдруг сознают свою греховность, потому что вдруг перед ними встает вопрос о том, какими они были и какова глубина жизни. Бывает так тоже,  мне кажется, что после смерти человек оказывается лицом к лицу с Богом, с совершенством, с полнотой жизни, и в лице Спасителя Христа он оказывается лицом к лицу с тем, чем он призван был быть. Перед ним явлена вся неописуемая красота и неописуемое величие человека; и в этот момент человек может с ужасом содрогнуться, понять, что он совершил, и каяться.

И еще один момент. Об этом писал французский богослов Жан Даниелу. Он говорит: хорошо, ты можешь покаяться. Но ведь ты оставил за собой след ужаса, перед тобой жертвы твои стали перед Богом, за тобой придут другие жертвы, люди, которых ты лишил жизни или счастья. Что же тогда будет? Как человек может спасись, когда станут эти свидетели и скажут: он нам был убийца!..  И вот Данилу говорит о том, что, став перед лицом Божиим, мученики, жертвы увидят во Христе предел мученичества и совершенной жертвы Того, Кто мог сказать: Прости им, Отче, они не знают, что творят!..  И единственная надежда гонителя, мучителя, преступника в том, чтобы его жертвы сказали: Господи, я прощаю! И Ты прости…  И поэтому мне кажется, что нет человека, который так или иначе не знал бы Бога, который рано или поздно не войдет в Царство Божие и не встретится с Тем, в Которого мы верим как в полноту человечества и полноту Божества, Спасителя нашего Иисуса Христа.

Вопрос другого рода: Часто у православного, покинувшего свою страну по экономическим соображениям, появляется чувство вины. Какова позиция Церкви?

У Церкви в этом отношении нет позиции. Церковь не судит человека за то, что у него не хватило силы быть мучеником  или что обстоятельства были такие, что данный человек не мог их перенести. Если человек, покидая свою Родину, ее покидает с ненавистью,  отвергает, то он делает, я скажу мягко, ошибку, в том смысле, что Родина-то наша  исстрадалась достаточно, чтобы ее кроме того не корить в том, как страдали или страдают ее дети. Если у человека нет сил нести крест, который никто не заставляет его нести, я думаю, Господь ему говорит: Иди с миром, но иди с миром туда, где ты можешь принести свидетельство о правде и где  ты можешь прожить правдой, достойной человека. Я, к сожалению, лучше ответить на это не умею.

Мне только остается только поблагодарить вас за то, что вы так усердно ходили и терпеливо слушали. Я вас очень призываю приходить на беседы отца Михаила, потому что я вам дал только начальный какой-то толчок может быть к пониманию, но  глубина понимания православия лежит в нашем богослужении, не только в его структуре, но в его содержании. И многие святые, которые не обладали никакими особенными научными дарованиями, выросли в меру святости, приобщившись молитве Церкви. Поэтому приходите и приглашайте других прийти. А, кроме того, говоря о христианской нравственности, мне кажется, что о ней мы очень мало говорим, но вместе с этим она огромное значение имеет. Мы в значительной мере ею живем, но кроме того чтобы ею жить, надо вдуматься в нее, потому что, как я вам говорил в ранних беседах,  вера заключается уверенности в вещах невидимых, она заключается в доверии  Богу, но она заключается тоже в верности. Я вам, кажется, уже цитировал двустишье: Он вам сказал: пойдете вы пустыней, берегитесь, не сбейтесь с пути. Вас спасало незнанье; отныне только вера вас может спасти…  И недостаточно исповедовать устами нашу веру, надо, чтобы она пронизала всю нашу жизнь, и мышление, и чувства, и действия, и только тогда община церковная может стать тем, чем она призвана быть, то есть, обществом, как говорит Самарин, организмом любви.

Отношение большинства еврейского народа ко Христу, в частности, во время земной жизни Спасителя. С одной стороны, Господь вел Свой народ к тому, чтобы он внес в мир Христа, и получается, что Он достаточно хорошо подготовил, народ Его принял. Вторая сторона вопрос: получается, что было необходимо, чтобы этот народ Его отверг, чтобы было распятие. Если можно так сказать, было правильно, чтобы народ поступил неправильно. Как этот парадокс разрешить?

Вопрос настолько обширный, что я сразу так не отвечу. Я при случае возьму эту тему и ее продумаю, она где-то такое во мне есть, но для того чтобы ее изложить. Я думаю, мне надо ее продумать больше.

Опубликовано: Труды. Т.2. — М.: Практика, 2007.