О вере и о крещении. Часть 3

В первых беседах я говорил о том, как человек может из состояния внутренней пустоты или растерянности, или преисполненности суетой, вдруг прийти в себя в зависимости от разных обстоятельств. Это может быть внутренний кризис, это может быть горе, это может быть несказанная радость, это может быть встреча, — всякое бывает. Но человек, который жил как бы вне себя,  вдруг  входит в себя и находит в себе такие глубины, такое содержание, о котором он не имел никакого понятия. И если у него хватит мужества и изумления перед тем, что он нашел, он идет дальше, вглубь, все дальше и дальше  и пред ним разверзаются и глубины, и широта, о которых он никакого понятия не имел раньше, он начинает находить в себе свою глубину, то глубокое сердце, о котором говорит апостол Павел. Это его рано или поздно приведет, во-первых,  к тому, чтобы стать человеком в полном смысле слова, а во-вторых, к тому, чтобы встретить своего Бога, потому что эти глубины, которые разверзаются, нас ставят перед лицом такой глубины, такой неописуемой красоты, которые ставят перед нами определенно  вопрос о том, что не может быть, чтобы все сводилось к тому, что во мне есть, за этим пределом есть беспредельное.  С другой стороны, человек может подойти и к откровению о Христе  разным образом. Бывает так, что он, подобно апостолу Павлу, встретит Христа. Вы, наверное, помните рассказ о том, как Павел, который шел из Иерусалима в Дамаск для того, чтобы там учредить гонение на христиан, вдруг оказался перед лицом Самого Христа, и это был переворот всей его жизнь. Такое бывает драматическим образом, такое бывает гораздо менее драматическим образом, как я вам рассказывал о человеке, который сюда пришел и вдруг почуял, что в этом храме есть такая тишина, которая не зависит от того, что нет шума вокруг или внутри, что в глубине, в сердцевине той тишины Кто-то присутствует, и он начал искать Этого Присутствующего. Бывает так, что человек встретит Христа через Евангелие, —  или через чтение Евангелия, или через, пусть бедную, проповедь, которую он услышит, но через Евангельское слово, которое ему откроет или личность Самого Христа в той мере, в какой он способен ее принять, познать, или учение Христа, которое  может Его пленить. И вот все это постепенно может привести человек к тому, чтобы он захотел стать членом того общества, в сердце которого находится Сам Христос, то есть Церкви, не как организованного общества, а как таинственного общества, в котором открывается перед человеком вся глубина того, что человек собой представляет, а дальше начинает  открываться Сам Бог.

В Церкви человек нам открывается двояко. Мы, каждый из нас, знаем себя самих, а также знаем других людей, знаем их красоту, их глубину, их величие, но мы знаем тоже их хрупкость, их греховность, их несостоятельность, и мы можем научиться обращать внимание и на то, и на другое, но не так, как мы это делаем, когда мы без веры в человека к нему подходим.  Можем научиться в человеке видеть его слабость, его недостоинство и вместе с этим отзываться на то, что мы видим состраданием, жалостью и готовностью всячески его оградить и ему помочь. С другой стороны мы можем, если только мы так подходим к человеку, обнаружить в нем красоту, глубину, благородство, которое может сверкнуть на одно мгновение, но которое нам говорит о том, что это в нем есть, и тогда человек нам раскрывается именно двояким:  хрупким, и вместе с этим великим. Великим по призванию, великим уже по тому, что в нем есть.

Но в Церкви человек нам открывается еще иным образом, он нам открывается в Лице Господа Иисуса Христа, Который является в полном, в совершенном смысле Человеком, то есть человеком, каким Бог его задумал, человеком, который един с Самим Богом. Во Христе мы знаем, что Бог стал человеком. Наше призвание — открыться так, чтобы быть пронизанным Божественным присутствием и Его действием. И это происходит. Это раскрывает перед нами, что может представлять человек в полном смысле слова. Раскрывается это нам действием Святого Духа, и в этом отношении Церковь это место, где человек и греховный, и совершенный вместе  живут, составляют одно и даром Святого Духа человек грешный начинает делаться человеком в полном смысле слова, подобным Христу. И мы знаем, что во Святом Духе и во Христе  мы делаемся родными Богу и Отцу. Поэтому по мере того как мы познаем Христа, приближаемся к Нему, приобщаемся, может быть, Ему действием и даром Святого Духа, мы постепенно делаемся тем человеком, которым мы призваны быть. Но бывает, что нам открывается Христос либо через встречу, непосредственную, драматическую, либо гораздо  более обычно через евангельскую повесть. В евангельской повести мы видим Его образ. Он может нас пленить, Он может нас озадачить, мы можем остановиться вниманием, ставя перед собой вопрос: Кто же этот Человек? — это вопрос, который ставили в Евангелии Его ученики. И с другой стороны, мы можем плениться Его учением, тем, что Его слова действительно являются силой, которая в нас рождает вечную жизнь. Вы, наверное, помните отрывок Евангелия от Иоанна, где говорится о том, что Спаситель говорил целой толпе людей,  то, что Он говорил, настолько смутило людей, что они стали отходить. И Христос обратился к Своим ученикам и сказал им: А вы тоже хотите уйти от Меня? И Петр ответил: Куда нам уйти от Тебя? У Тебя глаголы вечной жизни… Если обратить внимание на евангельскую повесть, ясно, что это глаголы — не описание вечной жизни. Нет ни одного места в Евангелии, где бы Христос описывал вечность, но глаголы вечной жизни это такие слова, которые ударяют человека в сердцевину его существа, бьют в сердце, просвещают ум, раскрывают его и открывают в нем ту глубину, в которой вечная жизнь уже качествует, уже действует, уже жительствует. И вот человек так или иначе почувствовал притяжение ко Христу и двинулся в Его сторону. Это то, что в древности называли оглашение. Оглашение — это то состояние человека, который услышал голос, который его зовет, или просто голос, на который он отзывается. И эти оглашенные двинулись, каждый из нас, может быть, к Церкви. Но недостаточно быть призванным. Вы, наверное, помните очень страшные слова евангельские, что многие призваны, но не все избранны, потому что недостаточно услышать зов, надо на него отозваться не только рукоплесканием, изумлением: О Боже! Как это прекрасно! — но внутренней переменой. Поэтому в древности оглашенные, те, которые услышали зов Христов или в Евангелии, или через человека, или в глубинах своего сердца, так или иначе, останавливались в притворе. Теперь притвор является просто местом, через которое мы проходим в церковь, но в древности было не так. Притвор был обширный, это было место, где стояли оглашенные, те, которые уже двинулись ко Христу, но не приняли еще крещение, не были к этому  готовы, и те, которые, уверовав, приняв крещение, оказались недостойны своего звания через нарушение тех или других основных заповедей и не имели права участвовать в центральной части Божественной литургии, то есть в совершении таинства и в принятии Святых Таин. И в притворе обыкновенно писались иконы Страшного суда, которые ставили человека перед лицом того, что да, ты услышал, значит, ты не можешь отговориться незнанием, ты услышал и  теперь стоишь перед судом; что ты сейчас сделаешь? Я помню стихотворение русского писателя эмигранта Оцупа, где говорится: Он нам сказал: пойдете вы пустыне, берегитесь, не сбейтесь с пути. Вас спасало незнанье; отныне только верность  вас может спасти. И вот этот момент ставится перед лицом каждого, кто стоит в притворе. Он судим своей совестью первым делом, не Божественным законом, не человеческим судом, а собственной совестью. И вы помните отрывок Евангелия, где говорится: сговаривайся со своим соперником, пока ты еще на пути; как бы он не предал тебя судье, и судья —мучителю… И отцы Церкви, объясняя это место, говорили, что соперник, о котором говорится, это совесть, то во мне, что все обо мне знает, и что постоянно меня обличает каждый раз, когда я оказываюсь недостойным самого себя, не только Бога, не только Евангелия, но просто своего человеческого достоинства. И вот человек стоит перед судом. Но есть надежда или нет надежды? И вот опять-таки в некоторых церквах в древности на дверях, которые открывались в храм, которые вели из притвора через крещение в самый храм, изображался образ Христа Спасителя. Человек стоял, с одной стороны, перед судом своей совести, перед предупреждением церковным о том, что суд есть, суд будет, что нельзя отговориться больше незнанием, раз ты услышал что-то; а с другой стороны, что надежда есть несомненно, потому что Спаситель — Сам Бог, ставший человеком. И вот стоя в притворе, мы сейчас в притворе не стоим, но каждый из нас может ставить себе вопросы, которые в древности он ставил бы, если бы стоял в этом притворе. Каждый из нас может перед собой поставить вопрос: что меня делает недостойным меня самого, что нарушает мое человеческое достоинство, живу ли я в уровень того, что я собой уже теперь представляю? Не когда-нибудь, когда я стану святым, а вот теперь, грешник, а вместе с тем знающий какие-то глубины, какие-то истины… Это первый вопрос. И тут каждый из нас должен перед собой ставить личные вопросы, потому что человек грешит очень разно; причем нельзя ставить вопрос так, что крупных грехов у меня нет, только мелкие. Я могу вам дать две иллюстрации. Одна — это мой опыт во время войны. Во время войны в наш хирургический пункт привезли офицера, который шесть раз выходил из укрытия для того чтобы принести обратно раненых солдат, и был вдребезги изранен пулеметом. Он должен был умереть, судя по тому, что с ним случилось, но ни один жизненно важный орган не был затронут, его оперировали, лечили, он выжил. И в ту же ночь привезли солдатика, который в кабаке заспорил с другим, и тот замахнулся маленьким перочинным ножиком. Под пьяную руку он его ударил в шею, и кровотечение было такое, что его принесли умирающим. Опять-таки, удалось спасти его, но образ этот у меня остался в том смысле, что вот, с одной стороны был пулемет, который пробил человеку грудь множество раз, с другой — маленький перочинный ножик. Казалось бы, от одного можно было умереть, от другого — нет. Получилось наоборот, умирал тот, который был ранен перочинным ножом. И мы должны помнить, что когда мы грешим, не тот грех,  объективно говоря, который мы совершаем, решает нашу судьбу, а то, как мы к нему относимся. Относимся ли мы к нему с ужасом, ненавистью, являемся ли мы жертвами нашего бессилия, или мы услаждаемся злом, которое совершаем; и зло, малое зло, которым мы наслаждаемся, может быть более губительно и убийственно крупного зла. А второй пример, который я вам хотел представить, который мне пришел на ум,  это рассказ о юродивом Алексее, который жил на юге России в 19-м веке. К нему пришли две женщины. Одна совершила очень крупный грех и не могла прийти в себя от горя и от ужаса о том, что она не знает, что сделать для того, чтобы этот грех с себя снять;  а другая пришла с ней, скажем, за компанию, посмотреть на юродивого и послушать, что он скажет ее подруге. Тот ее спросил: а скажи,  у тебя есть грехи? Да, говорит, есть, но знаете, такие мелкие,  повседневные. И юродивый им говорит: Вы обе пойдите в поле, ты, которая совершила большой грех, найди самый тяжелый булыжник, который ты только можешь выкопать, поднять  и принеси сюда, а ты собери в фартук побольше камушков с дороги. Они пошли, одна принесла большой камень и положила к ногам юродивого, а другая пришла с полным передником камушков. А юродивый говорит: А теперь пойдите и положите то, что вы сейчас принесли сюда, точно в то место, откуда вы это взяли. Та, что принесла большой булыжник, легко нашла место, где он врезался в землю, и сразу его туда поместила. А другая ходила, ходила по дорожке и никак не могла найти место, откуда она с дороги эти камушки взяла. И когда они вернулись, юродивый сказал: видишь, ты совершила большой грех, раскаялась, и он от тебя отошел, также как этот большой камень  нашел свое место и о нем можно забыть. А вот ты собрала все эти камешки и им места не можешь найти. Так и твои грехи, они на тебе лежат, и ты должна как-то от них отделаться…  Это очень важно себе представить, потому что часто думается: вот, я не особенно грешен… А какое мое отношение к греху?  Если мое отношение лакомое, если я люблю свой грех,  к нему привязан,  то я раб и пленник, то нет мне пути на свободу. Если же я совершил крупный грех, но который меня всего перевернул и так на меня подействовал, что никогда в жизни больше ничего подобного быть не может, то я уже готов начать новую жизнь. Это очень важно,  потому что оглашенный, то есть всякий человек, который хочет стать христианином и креститься, должен перед собой ставить вопрос именно так: что меня отделяет от Христа? Крупные ли, мелкие ли грехи, я должен их продумать, и недостаточно просто прийти раз на исповедь и сказать: Батюшка, во всем виноват! — Это неправда, ты не во всем виноват. У меня была раз встреча очень неприятная и для меня, и для другого человека. Очень достойная русская дама пришла на исповедь. Встала; я ее спросил: ну, в чем же вы согрешили? Подумала, говорит: во всем виновата, батюшка. Я говорю: Нет, так вы не можете отделаться. Вы должны мне сказать, в чем вы виноваты. Да нет, ни в чем особенно. Я  тогда на нее посмотрел, говорю: знаете, так исповедоваться вы ее имеете права. Вы знаете десять заповедей Моисеевых? — Знаю. —  И вы, приличная женщина, так спокойно мне говорите, что вы прелюбодеица? — Она мне: Как вы смеете меня оскорблять! — Простите, одна из заповедей: не соверши прелюбодеяния. Раз вы говорите, что во всем виноваты, значит, вы и в этом виноваты… И вы, которую все уважают, воровка? — Воровка? Как вы можете это сказать! — А есть заповедь: не укради…  Слушайте, батюшка, мне никто так не говорил…—  Вот теперь идите домой и поставьте перед собой вопрос: в чем вы на самом деле виноваты перед собой, перед другими и перед Богом. И я думаю, что каждый из нас должен так перед собой поставить вопрос перед крещением и приходить на исповедь раз за разом, потому что в один раз всю душу не излить. Знаете, исповедь очень похожа на раскопки. Археолог начинает копать. Первый слой ему открывает какие-то древности. Когда он их уже выкопал и изучил, он может копать дальше и дальше и дальше. И чем дальше он копает, тем больше он уходит вглубь. Так и мы должны. Одной исповедью, одним пересмотром своей жизни  нельзя удовольствоваться, и нельзя думать, что этого достаточно для того, чтобы сказать: Ну, Господи, я услышал Твой зов, я пришел, теперь Твое дело меня менять. Нет, человек меняется не как предмет, который можно менять, а как живой человек, который в сотрудничестве с Богом может стать иным человеком.

Но вы скажете: если сосредоточиться только на том, что плохо, то постепенно кроме уныния и отчаяния ничего не будет! И на самом деле так и потому не надо сосредоточиться только на дурном, но нельзя также избежать истины о себе.  На чем  же сосредоточиться? Трудно сказать про себя: вот то-то или то-то во мне прекрасно и хорошо. Но мы можем взять Евангелие  и начать читать, и каждый раз, когда мы прочтем ту или иную фразу, увидим или услышим ту или другую заповедь, раскроется перед нами образ Христа Таким, Каким мы Его до сих пор не знали, каждый раз, когда мы душой отзовемся радостью, когда свет вольется в нашу душу, когда  ум просветится, когда воля дрогнет и мы сможем сказать: да, это правда, это истина, это жизнь! —  это значит, что я и Христос в этом — малом, может быть, — точно совпадаем, я на Него уже похож. И если я на Него похож уже в этом, то я не имею права никогда нарушать это малое, в чем я уже подобен Христу. И если найти одно место, второе, третье, которые меня связывают со Христом, породняют с Ним, делает меня подобным Ему, то это уже такая громадная надежда, когда можно сказать: Христос и я разделяем те же мысли, те же чувства вот в этом немногом, пусть немногом, но в этом мы вместе. И если поставить себе за правило, что я никогда не буду нарушить вот того малого, что меня сейчас тронуло, ударило в сердце, что меня делает подобным Христу, то постепенно начнут раскрываться новые и новые истины. И тогда мы можем начать с того, чтобы бороться со злом, которое в нас, не просто потому что это зло или потому что нам кто-то сказал, что это зло, а потому что мы хотим уберечь, защитить эту искру добра, красоты, вечности, божественности, которая в нас уже есть. И это целый процесс, который должен проходить вот в тот период, который   в древности назывался оглашением, тем состоянием, когда человек еще не был крещен, но постепенно готовил себя к крещению не формально, не изучая богослужение, не заучивая молитвы, не изучая учение Церкви, а ставя перед собой вопрос: Христос и я — в каком мы соотношении?  я Ему друг или враг? я Ему изменник или верен? Вот как ставится вопрос подготовки человека к крещению.

И это очень важно, потому что слишком часто бывает, что человек подходит к священнику и говорит: я хочу креститься. — А почему? — Я уверовал  в Бога…  А если начать ему ставить вопросы, то оказывается, что его жизнь от этого его “уверования” в Бога не изменилась ни в чем и ничуть. Такой человек не имеет права просить крещения. Потому что если вы думаете о крещении, то представьте себе, что это будет: вас приведут ко Христу и вам будет поставлен вопрос: отрекаешься ли ты сатаны и всех дел его, и всех служителей его, и всей гордыни его?..  Можем ли мы на это ответить: Да, отрекаюсь, если мы только удовлетворены тем, что услышали о Христе и хотим с Ним быть: пусть-де Он нас защищает…  Дальше ставится вопрос: Хочешь ли соединиться со Христом? И мы отвечаем: Да! А что это значит? Неужели это значит, что я хочу влить в мои отношения со Христом всю мою греховность, всю грязь, все безобразие моей жизни просто принести Ему и сказать: Давай будем друзьями! Я остаюсь тем, чем я был, а Ты меня  спасай, как умеешь… Конечно нет!  Я говорю это очень грубо, я говорю не богословски, но это на самом деле так постоянно бывает. Мы приходим ко Христу в надежде, что Он для нас сделает то, что мы должны сделать и для себя, и для Него. Мы к этому вернемся еще.

Но в крещении есть момент, когда мы погружаемся в воды крещения. Между прочим, вы, наверное, знаете, а может быть и нет, что слово “крещение” не  происходит от слова “крест”, а от славянского слова, которое значит “погружение”. Говорилось: “крестися корабль”, то есть ушел на дно, погиб. И вот мы приходим креститься и погружаемся с головой в эти воды. Это очень яркий и простой и за себя говорящий образ. Если ты только погрузился в эти воды с головой  и не выйдешь из них, это смерть. И действительно, мы призваны к тому, чтобы уйти в смерть Христову или вернее, умереть по отношению ко всему тому, что было причиной Его воплощения — основной грех человечества, причиной Его распятия, причиной Его смерти, причиной Его сошествия во ад. Если я не отрекаюсь от этого, хотя бы волей (конечно, не мгновенно делаются святым), но если решимостью я не  ухожу от этого, если я не отрекаюсь со всей силой души, со всей  пламенностью своей души от того, что убило Христа, то я не имею права погружаться в эти воды. И я выйду из этих вод очищенным постольку, поскольку я искренне захотел и решился — я говорю о решимости — решился умереть по отношению к тому, что было причиной распятия и смерти Христа, гонения на Него, ненависти к Нему. И мы выходим в новую жизнь из этой стихии смерти, мы снова дышим воздухом, мы снова живы, но мы уже не те, мы умерли со Христом греху, мы живы со Христом святостью. И опять-таки, перед тем как мы решаем креститься, мы  можем перед собой вопрос поставить: хочу ли я этого? не сентиментально, а серьезно;  готов ли я на это пойти, готов ли я сказать Христу: я отныне Тебя выбираю  не только своим Учителем, но и своим Другом. А вы знаете, что такое дружба. Дружба заключается в том, чтобы   быть верным друг другу, дружба заключается в том, чтобы  быть лояльным, готовым, если твоего друга порочат, гонят или преследуют, встать и сказать: я с ним… Готовы ли мы на это? В хорошие минуты жизни мы говорим: Да, мы готовы, но можем ли мы сказать без серьезного размышления, что это наш выбор? И поэтому перед тем как креститься, надо пройти через весь этот процесс, о котором я говорил и в предыдущих беседах, и  сегодня; и только тогда Христос делается для нас, по Его словам, дверью: Я — дверь овцам, кто Мной войдет, тот и выйдет, и пажить обрящет. То есть тот, который через Меня, Дверь, пройдет, из области смерти выйдет, в область жизни войдет, и перед ним раскроется пастбище, то есть все богатство вечной Божественной жизни. Мне кажется, что очень важно нам это продумывать, не только перед тем как креститься, потому что большинство из нас были крещены, в младенчестве или позже, но периодически перед собой ставить вопрос: я пошел на это;  имел ли я право? Теперь в каком я состоянии? Могу ли я обновить как бы в себе обеты крещения, переворотом души, новым подходом, положить новое начало? А если нет, то надо серьезно задуматься над тем, имею ли я право называть себя христианином, имею ли я право  называть Христа своим Спасителем, имею ли я право подходить ко Святым Тайнам? Потому что механического спасения не бывает, спасение рождается от живого сотрудничества между Богом и человеком, но человек может и должен внести в это сотрудничество  столько же, сколько и Бог. Бог вносит Свою Божественную благодать и силу, а мы должны внести свою полную отдачу себя, раскрытость и верность Ему, потому что  вера заключается не только в уверенности, она заключается также и в верности.

Вот то, что я хотел сказать вам сегодня об этом подготовлении к крещению, и в следующий раз я хотел бы сказать о том, что  совершается над нами, когда мы бываем крещаемы, и куда мы входим, потому что из этого притвора мы входим в храм, которого  в древности оглашенные не видели до этого, они вступали в новую область. И какая же это область? Эта область очень своеобразна, область, где спасаемые, которые уже сделали выбор, находятся и стоят перед лицом иконостаса, за которым область, в которую они — мы все — еще не вошли. К этому я еще вернусь следующий раз, а сейчас если у кого-нибудь есть вопросы по поводу того, что я сказал…

Опубликовано: Труды. Т.2. — М.: Практика, 2007.