Владыка, в последние годы у вас бывает много гостей из России. Изменились ли наши соотечественники? В какую сторону — в лучшую или в худшую?
Люди, приезжающие сейчас из России, совсем не похожи на третью эмиграцию, состоявшую в громадном большинстве из тех, кто забыл об Отечестве и хотел устроить себе удобную, обеспеченную жизнь за границей. Приезжающие теперь — на побывку или на постоянно жительство — совершенно по-иному относятся к России. Вначале многие из них ходили в приход Зарубежной Церкви — в качестве реакции на собственное прошлое. Теперь большинство тех, кто вообще посещает храм, приходят к нам. Растет число русских, которые не только на богослужения приходят, но, более твердо себя определив, посещают беседы, проводимые дважды в месяц мной и моим викарием — епископом Анатолием. Раньше приходили не больше 10 человек, сейчас около 40. Конечно. видна перемена: открытости стало больше. Когда, например, приезжал Патриарх Алексий, многие члены Зарубежной Церкви были на богослужении, на встрече со Святейшим. Подходили, спрашивали: «Можно ли причаститься с нашим Патриархом?» Вообще наши отношения с «зарубежниками» значительно смягчились. Если у кого-то похороны, венчание, крестины — люди обеих юрисдикций молятся вместе. Играет роль еще и то, что я и мои священники служим здесь много лет, и подозревать, что мы агенты КГБ, трудно. Когда я впервые приехал сюда, люди, веря нарочитым слухам, относились ко мне с опаской. Но прошло 40 лет, и от былого недоверия очень мало следа осталось.
Однако в России отношения между Московским Патриархатом и Зарубежной Церковью нельзя назвать безоблачными. Открытие приходов «зарубежной юрисдикции» обострило конфликт, тлеющий несколько десятилетий.
Здесь, за границей, отношение к Московскому Патриархату, к нашим приходам, священникам, верующим глубоко изменилось. Горько и обидно, что резче всех относятся не русские, а перешедшие в православие англичане. Многие считают, что вторжение Зарубежной Церкви в Россию — это преступление, что разделение России на руку только недругам Церкви, кто бы они ни были. Сейчас за границей среди епископата Зарубежной Церкви есть две тенденции. Одни придерживаются очень негативного отношения к Патриархату. Например, нынешний Предстоятель Зарубежной Церкви митрополит Виталий, когда служил священником в Лондоне, сказал мне: «Если быть вежливым, то вы не священник, а если прямо, так вы священник сатаны». Он считает, что именно Зарубежная Церковь — и только она — является Русской Православной Церковью. С другой стороны, есть люди, открытые до конца, убежденные, что размежеванию, обусловленному политическими причинами, приходит конец и что надо работать на воссоединение двух частей Церкви Русской.
Но нашу жизнь, жизнь Церкви Московского Патриархата тоже нельзя назвать беспроблемной. Многих смущает неясность ответа на обвинения в пособничестве антицерковной работе КГБ. Многие опасаются роста в церковной среде шовинизма, антиэкуменизма, национально-конфессионального мессианства, желания «утвердить» Православие насильственными, тоталитарными методами…
По поводу КГБ трудно привести какую-либо аргументацию: здесь нужно дискутировать с фактами в руках. Но нужно помнить, что были страшные времена. Значительное число епископата, духовенства, да и мирян шли на компромиссы, характер которых зависел от их чуткости, от требования совести. Ради чего это делалось? Покойный Владыка Фотий, о котором достойные люди весьма достойно отзывались, сказал об этом так: «С тех пор как Каин убил Авеля, все Каины стремятся убить всех Авелей. Но Авели, помня о своем долге на Земле, стремятся не сразу быть убитыми».
Вторая проблема, пожалуй, более глубока. Я думаю, что всякий православный провозглашает истину в неповрежденном виде учения Христа и ранней Церкви. Но это не значит, что мы можем гордиться своей верой. Мы несем совершенное содержание в глиняных сосудах. Мы недостойны того, что исповедуем и проповедуем. Когда совершаем чин Торжества Православия, забываем, что это победа Божия над человеческой слепотой, а не торжество православных христиан над другими людьми.
С другой стороны, мы не должны забывать, что вне Православия есть лжеучения, с которыми мы не можем согласиться. Так как природа пустоты не терпит, вакуум заполняется учениям, не содержащими полноты Истины Христовой. Но нам надо не «разбивать противника», а уповать на силу Божию. Помните, как писал апостол Павел: «…Буду хвалиться своими немощами, чтобы обитала во мне сила Христова» (2 Кор. 12:9)? Если бы мы были настоящими христианами, если бы имя Божие не хулилось из-за нас, если, встретив православного, человек видел бы неизмеримую глубину правды, красоты, мудрости, любви, этим мы покорили бы Вселенную.
Владыка, в вашем храме много непривычного для русского взгляда. Богослужение имеет некоторые особенности, делающие его ближе, понятнее для паствы. Как вы считаете, возможно ли какое-то движение в нашем богослужебном укладе?
Думаю, что возможно. Но не в смысле анархии, а как проявление постоянно развивающегося духовного опыта. В конце концов, те богослужебные формы, которые мы ныне считаем законными и окончательными, когда-то сами были новшествами! Есть обстоятельства, когда некоторые нововведения просто необходимы. Глухонемые, например, могут воспринимать богослужение только глазами. И надо поднять вопрос, не стоит ли создать специальный храм для глухонемых, где иконостас был бы заменен рядом аналоев с иконами, а священник служил бы знаками. Глухие ведь тоже имеют право на слышание.
Последнее время в России много спорят о богословии покойного протоиерея Александра Меня. Что вы, Владыка, думаете о нем?
Я знал отца Александра много лет, но у меня нет слишком глубокого опыта личного общения с ним, нет опыта участия в его богослужении. Я думаю, что он был весьма открыт к иноверию и в этом шел гораздо дальше, чем многие могут воспринять. Но не надо спешить осуждать его. Те, кому он открыл Веру, Бога, Таинства, стоят как свечи перед Господом в молитве за него. Если отец Александр чем и согрешил, Сам Бог может таинственно исправить, обогатить в душах этих людей то, что они получили.