Ответ на поздравления к сорокалетию служения в епископском сане
Я хочу глубоко поблагодарить всех вас и всех тех, кто ранее написал или устно поздравил меня с юбилеем моей хиротонии. Но мне бы хотелось еще кое-что сказать.
Прежде всего то, что мое сердце не вмещает всей той переполняющей меня благодарности. А также еще то, что моя благодарность адресована тысячам и тысячам людей в разных странах. И когда, испытывая эту благодарность, я гляжу на себя и на свою жизнь, то мне становится горько и стыдно. Мне кажется, что я во многом не соответствовал, был недостоин своего призвания. Я сделал так мало по сравнению с тем, что можно было бы сделать; другой на моем месте сделал бы больше. И говорю я это не из ханжества, а просто потому, что я так чувствую.
И сейчас мне хотелось бы обратить ваше внимание на некоторые моменты, или, скорее, помочь вам увидеть меня и мою деятельность, с другой стороны. Прежде всего мне хочется сказать, что я стал священником, а позднее, и епископом, по глубокому убеждению. Но когда я задумываюсь над тем, как все это произошло, мне становится очень стыдно, — не в духовном, а в буквальном смысле этого слова. Я помню, почему меня назначил священником мой епископ во Франции. В то время я был врачом. И как-то он мне сказал: «Ты знаешь, я из тебя сделаю священника». Я посмотрел на него с изумлением и сказал: «Почему меня, ведь у меня нет богословского образования или знаний, я ничего не знаю, даже службы. Когда я прихожу в храм, то просто закрываю глаза и отдаюсь происходящему; я даже не знаю, что происходит». А он сказал: «Видишь ли, все это неважно, причина такая: у тебя уже есть хорошая работа, платить тебе не надо. Кроме этого, я смогу посылать тебя в отдаленные приходы, а за свой проезд ты будешь платить сам». Это явилось веским аргументом. Но это было еще не все. В день своего рукоположения во дьяконы я услышал разговор между моим приходским священником о. Михаилом Бельским и епископом. Епископ сказал: «Как долго ты собираешься держать его во диаконах?» — «Как можно меньше, — ответил о. Михаил. — У него нет ни слуха, ни голоса, и он может расстроить наш хор». Тогда епископ посмотрел на него и сказал: «Я его сделаю священником в следующее воскресенье». Вот как все оно было.
В 1947 году, 50 лет тому назад, я впервые приехал в эту страну. Меня пригласили на конференцию, организованную Содружеством Свв. Албания и Сергия. Я тогда вообще не говорил по-английски, но мне сказали, что многие понимают французский. Так оно и было. На той конференции кто-то предложил освободить меня от медицинской профессии и пригласить на должность священника и лектора по православию. Я вообще не знал английского языка. И тому нет какой-то особой причины. Просто, когда мне настало время идти в среднюю школу, где надо было изучать иностранный язык, и выбор моей мамы остановился на английском языке, то я с отвращением заявил: «Английский? Нет уж! Я никогда не поеду в Англию. И вообще это некрасивый язык». Моя мама спросила: «Так что же ты хочешь изучать?» — «О, можно мне изучать немецкий?» И моя мама по своему простодушию согласилась. Она даже не вспомнила о том, что я ходил в начальную школу в Австрии, в Вене, что я свободно говорил по-немецки; и я был совершенно уверен, что по крайней мере два года я смогу получать хорошие отметки, не прилагая к этому никаких усилий. Как вы видите, моя биография не такая уж примечательная, как ее пытаются изобразить.
Поэтому, когда я приехал в эту страну, мне надо было учить все. Прежде всего я обнаружил, что слова не всегда значат то, что они должны были бы значить, и что видимое не всегда является тем, чем ты думаешь. Как-то я ехал на поезде, и, облокотившись на небольшой выступ окна, смотрел на пробегающие перед глазами виды. Видимо, я слишком этим увлекся, так что стоящий неподалеку молодой человек сказал мне: «Look out!» Ну, я еще дальше и высунул свою голову. Он схватил меня за шиворот и затащил внутрь[1]. Тогда я понял, что смысл слов иногда совсем противоположен их буквальному значению, а также то, что некоторые очевидные вещи означают не совсем то же, что во Франции или других странах. Когда поезд остановился на какой-то станции, тот же самый молодой человек спросил у меня: «Какая это станция?» Я выглянул в окно. Как вы знаете, названия станций в Англии пишут очень маленькими буквами, так что я на них не посмотрел, а остановил свой взгляд на большом плакате и сказал. «Это станция Bovril»[2]. Вот таким было начало моей жизни в этой стране.
Я продолжал учиться. Я работал в обществе свв. Албания и Сергия и учил язык, стараясь читать книги и слушать, как говорят люди. Когда я гулял по улицам, я пытался имитировать английские звуки. Однажды, идя по Адисон Гарденз и упражняясь: «Horse, horse, cow, cow»[3], я натолкнулся на какую-то даму, которая неожиданно с гневом напустилась на меня, помахивая своим зонтиком прямо перед моими глазами. «Как Вы смеете называть меня коровой?!» И я ничего не мог сказать себе в защиту, т.к. у меня не было запаса слов. Я только промямлил: «Нет, нет, вы нет корова», и тогда она отступила, а я не был поколочен.
Это было в начале. Постепенно я учил английский и делал еще больше ошибок. Помню, как меня пригласил в Оксфорд Дональд Олчин. Он пообещал подобрать группу терпеливых студентов, которые бы ни на что особое не рассчитывали. Таким образом он набрал человек 10 -12. В один из моментов своего выступления мне нужно было им объяснить, что между Богом и грешниками существует определенное расстояние, преодолеть которое способна только благодать Божия. К сожалению, я никак не мог вспомнить слово «расстояние», я просто его не знал по-английски. По той же причине я не мог вспомнить слово «пропасть». Но я вспомнил слово «бездна» [abyss]. Почему? Просто потому, что я его накануне увидел в своем словаре — одном из источников моих знаний. И, повернувшись к студентам, я сказал. «Между Богом и грешниками стоит огромная зевающая настоятельница монастыря [abbess][4]. И мои слушатели исчезли под своими сиденьями.
Я учился, но все еще делал много ошибок. Смысл слов я узнавал только потом. Везде, где я ни был, я делал примерно одни и те же ошибки. Моя первая лекция состоялась в студенческом профсоюзе в Кингз Колледж Накануне я готовился очень тщательно: я все написал по-французски, а моя мама перевела это на английский язык. Я репетировал свою речь вслух, стараясь растянуть ее так, чтобы не было времени на вопросы. Но в этот день я нервничал и все закончил на две минуты раньше. И председательствующий студент безжалостно сказал: «У нас есть две минуты на краткий вопрос отцу Антонию». Тогда один из присутствующих встал и спросил: «Не мог бы отец Антоний объяснить разницу в учениях Православной и Римско-Католической Церкви о Святом Духе?» У меня не было ни запаса слов, ни знаний по этому вопросу. И, взяв мел, я сказал: «В Риме, Святой Дух — связь любви между Отцом и Сыном» и написал: «1+1=2 not 3». И это стало моим первым богословским утверждением. Я начинал делать ошибки, как только открывал свой рот, и всех их не перечислить.
Подобно тому, как меня рукоположили во священники, меня посвятили и во епископы. Решение было принято, и со мной назначил встречу Председатель Отдела Внешних Церковных Сношений. При встрече я ему сказал: «Ради чего вы избираете меня епископом?» И я попытался ему изложить свое мнение по этому вопросу. Он ответил: «Потому, что ты хороший администратор и организатор». Однако я заметил: «Да, но вы со мной никогда не говорили о духовной жизни». Глаза его широко открылись, и он сказал: «Духовной жизни? Мы не думали, что она у тебя есть». Вот это реальная картина того, как все происходило и, увы, продолжается. И когда я, оглядываясь назад, смотрю на то, что я старательно создавал, — нет: пытался создать, то вижу, что я был инструментом в руках Божиих. И положа руку на сердце, я могу сказать, что все сделал Господь, а я только собирал манну, которая сыпалась мне в руки. Появились молодые люди, которых Господь призвал быть священниками, и я их принял. Я старался как можно лучше их подготовить, полагаясь только на свой опыт, не более. Потом они были посвящены. Несмотря на свои различия, это были прекрасные священники, преданные, верные Богу. Но это не моя заслуга. Это дело рук Господа, Который послал мне людей и сказал: «Соверши это», и я совершил. И я настолько благодарен за всех этих людей, их семьи, их приходы, за все то, что произошло по милости Божией, почти независимо от меня. Только по милости Божией.
Поэтому в заключение я хочу сказать, насколько я благодарен всем вам, кто был рядом со мной, поддерживал, учил, исправлял искренне, открыто, с любовью, а также тысячам людей в России и в других странах в то время, когда я был Экзархом Западной Европы.
Некоторым непонятно, почему я живу в этой стране. Мне вспоминается одна встреча в России в лифте с мужчиной, который мне задавал разные вопросы, и когда он узнал, что я живу в Англии, то сказал: «Вы что, ненормальный? Зачем жить за границей, если можно жить дома?» Я всегда мечтал жить в России. Но Провидению было угодно иначе. В начале, когда я мог бы это сделать, т.к. у меня не было прихода, это было невозможно. Это оказалось невозможным и потом, когда я почувствовал ответственность за людей. Я не могу их покинуть. Они мне доверяют, я им доверяю всецело, и мы постепенно вырастаем в истинную общину, похожую на общины ранней Церкви, где людей различных национальностей, языков, складов ума и классов объединяет одно: их вера в Господа Иисуса Христа. Вот что я мечтал осуществить в этой стране в течение своего почти 50-летнего служения и 40-летнего служения епископом. Спасибо вам — всем и каждому.
[1] Молодой человек сказал: «Будьте осторожны!», но Владыка перевел это буквально, т.е. как «Выгляните наружу!». Его смутила частица «out», т.к. в большинстве случаев она означает «из, вон».
[2] «Bovril» — название бульонного концентрата, который рекламировался на том плакате.
[3] «Лошадь, лошадь, корова, корова».
[4] Владыка перепутал слова «abyss» (пропасть) и «abbess» (настоятельница монастыря, игуменья).