Ответ на приветствие настоятеля. Храм св.пророка Илии в Черкизове, Москва

Каждый раз, когда я приезжаю из-за границы, я при­ношу сюда русским людям, нашим родным и кровным, привет, неумирающую память и любовь к ним и к нашей родной стране тех, которых буря рассеяла по лицу всей земли. Многие сейчас ушли в могилу, многие клонятся к земле, как побитый сте­бель; другие ещё в цвете сил — не те, кто когда-то уехал, а их сыновья и дочери, внуки, которые помнят, что они русские, которые помнят и любят свой родной народ и свою родную землю, и свое родное, животворное Православие.

Первые годы нашего рассеяния были поистине для нас днями евангельскими. Всё было потеряно. Родина была далеко, родные были вне досягаемости, жизнь была так тя­жела, что иногда страшно и вспоминать. И вот, в этой совершенной обнаженности и обездоленности многие нашли Христа и Евангелие Господне. Ничего не осталось у людей, кроме истерзанной души, разбитой жизни — и вдруг перед их взором встала та нищета, о кото­рой говорит Христос в заповедях блаженства: «Блаженны нищие духом, яко тех есть Царство небесное». Нищета ма­териальная, нищета духовная, растерянность, и вот, вдруг — Христос. Христос, Который нами познался тогда не в пышных богослужениях, не в славе, а Таким, Каким Он ро­дился в Вифлееме, Каким Он жил в Назарете, Каким Он про­поведовал и был преследуем в Святой Земле.

Когда Он родился, дома не нашлось, который принял бы Его. Мать, ожидающая ребенка, Сына Божия, не нашла Себе приюта и гостеприимства. Так было и со многими из нас за границей. Было бегство, подобное бегству в Египет, в страну далёкую и чужую, в страну рабства; и вдруг оказалось — достиг­нута свобода: свобода духа, свобода во Христе. Потому что внешне — тяжело ложилась жизнь; и образ Христа назаретского, рабочего, труднического Христа, стал понятным и родным для многих, как и годы странствий Его, и проповеди в нищете и одиночестве.

И по лицу всей земли тогда начали воздвигаться малые-малые храмы. Этот ваш храм мы рассматривали бы как величайший собор. Тогда открывались церковки в старом гараже, в подвальном помещении; где-нибудь в закутке соби­ралось молиться малое количество людей. Тот храм, ко­торый теперь служит нам собором в Париже, настоятелем кото­рого является отец Александр, он здесь, среди нас, — этот храм вмещал тогда пятьдесят человек. Храм, где я провел многие юные го­ды, был меньше алтаря этого вашего храма. Вспоминается, как приезжал тогдашний наш архиерей, митрополит Литовский и Виленский Елевферий, и как, одетый в длинную архиерейскую мантию, он дошел до Царских врат, а конец мантии его был еще у входных дверей. Малый храм… а сколько было веры, сколько нищеты, сколько любви к Родине и Богу. И вспоминается его слово — никогда не забыл я его с тех пор. Наш настоятель извинялся перед ним в том, что при­нимаем мы его в таком убожестве: иконостас из дешевой фанер­ки, иконы из бумаги, пол еле-еле выдерживал тяжесть молящихся… Владыка его тогда остановил и сказал: «Не говорите никогда об убожестве храма. Храм так же велик, как Бог, Который в нем живет». Храм не ограничен этими стенами, храм вмещает вечность, храм вмещает Бога, храм вмещает всю любовь Господню к этой многострадаль­ной и грешной земле, на которой живут люди, по всему лицу земли.

И каждый храм — ваш, здесь, и наш убогий храм тогда, и тысячи других храмов — является местом, где на земле Бог у Себя дома. Сколько есть мест, где теперь Ему нет ни пути, ни приюта. Сердца закрылись, и умы закрылись, и воля отвернулась, и жизнь пошла иным путем, по лицу всей земли. И однако, вера каких-то людей — многих, немногих, — создаёт приюты для живого Бога, для Царя неба и земли, место, где Он у Себя, место, куда к Нему — не к нам, священникам, а к Живому Богу могут прийти скорбные, истерзанные души, куда можно принести радость и горе, куда человек всякий — верующий, неверующий — может прийти, толь­ко бы была у него в душе скорбь, которой он не может выдержать, или радость, которая слишком велика для земли.

И вот так мы живем; вы и мы — той же жизнью, по­тому что храм не мерится размером, и количество людей не мерится числами, а тем, что среди нас вся невидимая Церковь Христа: и Спаситель, и Божия Матерь, и апостолы, и святые, и мученики, все те, которые прошли жизненным путем до нас, неся крест победным образом,  — крест и радость Христову. Потому что Господь нам завещал победную радость, но своеобразную радость. Не радость о том, что мы обеспечены, не радость о том, что нам легко живется, а радость о том, что мы можем любить, и не только своей любовью, но Господней; можем благословлять не своим только убогим благословением — Божиим благословением; и радость о том, что перед нами в этот мир, с этим же вошел Господь, что победила любовь, что не ушел Господь после крестной смерти от убивших Его людей, а остался в нашей среде… Какая радость! С этой радостью мы и должны идти в мир, любить ближних и дальних. Любить — это всегда значит в какой-то мере умереть, потому что тот, кто любит, уже не живет для себя, не живет собой, он живет для другого, он живет в другом, ради другого. Но живет-то он вечной жизнью, а не только жизнью временной и земной, в самой смерти он живет жизнью вечной, отдавая свою жизнь для того, чтоб другие могли жить. Вот радость Христова, которой никто у нас не отымет. Никто не может отнять этого у нас, никто не мо­жет нам помешать любить, и любить так, чтобы быть готовыми не только жить, но и умирать для того, чтоб другие жили и познали Бога, и вошли в Царство Господне. Это радость пасхальная, это радость вечная, это радость наша и Господня. Слава Ему за всё!

А вам — спасибо за то, что молились вместе, спасибо за то, что слу­шали, спасибо, что приняли нас, приехавших издали: отца Сергия, отца Александра, настоятеля нашего собора в Париже, и меня, с такой лаской и любовью.

Христос воскресе!

Опубликовано: «Любовь всепобеждающая. Проповеди, произнесенные в России». Христианская жизнь, Москва-Клин, 2003. Стр. 15-18.