Ответы на вопросы Фатимы Салказановой в передаче «За и против»

В связи с вопросом о взаимоотношении христиан и евреев, приходилось слышать мнения, с одной стороны, что евреи, принявшие христианство, «выкресты» — изменили своей национальной принадлежности, с другой — что это лицемеры, приспособленцы? Что скажете Вы, Владыко?

Я думаю, что ответ только один. Есть место у апостола Павла, где он говорит, что во Христе нет ни мужского, ни женского, ни эллина, ни иудея, ни раба, ни свободного, но все — новая тварь (см. Гал. 3:38). Из этого совершенно ясно, что тот, кто выбрал своим путем Христа, Который является Всечеловеком, то есть Человеком универсальным, включающим в Себя все начала, Человеком в абсолютном смысле слова, кто соединяется со Христом, тот перестает в каком-то отношении нести бремя своего прошлого, то есть свой веры или неверия, своей национальности, своей преступности — конечно, если это связано с его стороны с покаянием (если он был преступником) или с искренней переменой убеждений и жизни. Разумеется, если употреблять слово «выкрест» в том смысле, что это человек, который лицемерно стал христианином ради той или другой выгоды, такого нельзя вообще рассматривать как христианина. Но это относится не только к евреям, а к любому человеку, который по расчету выберет христианство или какую бы то ни было другую веру. Поэтому всякий человек, который погружается в крестильные воды, который ими омывается, в ком, как говорит апостол Павел, умирает ветхий человек (см. Рим., гл. 6), то есть вымирает все прошлое, все то, что составляет его греховную сущность, — такой человек умирает со Христом и восстает как бы облеченный во Христа, то есть обновленный по образу Создавшего его. Таким образом, не может быть речи о том, что человек какого бы то ни было происхождения, который принимает христианскую веру, становится православным, мог бы какими-то корнями еще принадлежать своему прошлому. Кровно, национально человек, конечно, остается самим собой. Он не меняет ни своего цвета, ни своего паспорта, ни своей кровной принадлежности к той или другой стране; но это никакой роли не играет в плане его принадлежности к православной Церкви.

Есть люди, чей подход к этому вопросу очень страшен. Ко мне в Москве приходила молодая еврейка. Она была безбожницей до тридцати с лишним лет, случайно прочла Евангелие, встретила лицом к лицу Христа; для нее эта встреча оказалась началом новой жизни, она говорила, что с этой встречи умерла ко всему прошлому и ожила в вечность. После очень хорошей подготовки, которую совершили одни мои друзья в Москве, она была крещена; и священник, который ее крестил, сказал ей: «А теперь что ты христианка, ты должна до последнего дня своей жизни каяться в том, что твои предки убили Христа» … Это такой ужас, такое проклятие, какого никто не вправе наложить на человека. Мы должны помнить, что Христос всех призывает, для Него все — люди, каждый в отдельности — единственный, желанный, любимый. Он для каждого отдал Свою жизнь, и, погружаясь во Христа, становясь единым с Ним, ты делаешься просто Христовым; и никакой речи не может быть о различении национальностей или происхождения. Это изуверство.

Владыко, какие чувства вызвала бы у Вас такая цитата из заявления иерарха Русской Православной Церкви. Он говорит о необходимости борьбы с возрождающейся ересью жидовствующих, которую вносят в православную Церковь многочисленные священники еврейского происхождения…

Я думаю, что тут если не игра на словах, недостойная человека в каком бы то ни было сане, то просто какая-то путаница. Ересь жидовствующих в средневековье заключалась в том, что люди, по видимости православной веры, внутренне отрекались от Христа и поступали по примеру евреев, распявших Христа. Это не значит, что православные евреи вносят в православную Церковь чуждую ей струю. Это бред. Еретики того времени отрекались от своей христианской веры и лицемерно продолжали служить, будто они христиане, на деле отрицая все, что составляет христианскую веру. Таких священников, я думаю, нет. Я встречал довольно много священников «из евреев» и за границей, и в России, и я ни в ком не могу заподозрить такой скверны, такого злого намерения или такого не достоинства.