По поводу Послания Патриарха Алексия к молодежи

Я перечитывал Послание, обращенное Патриархом Алексием к молодежи, и меня поразило, до чего голос Патриарха — не звучность его, а то, что он говорит — молодо и живо. Не напрасно говорит он о том, что христианство омолодило жизнь, что когда вы обращае­тесь к старцу, к человеку, умудренному опытом, который погружен в Бога, то чувствуете в нем молодость, а не количество лет. Это голос молодости. И это послание напоминает мне нечто о Церкви. Один из самых древних писателей, Ерма, который жил во втором веке, рассказывает о своем видении: перед ним стала молодая женщина, с головой, покрытой седыми волосами. Лицо у нее было, как у девы, а волосы — как у ветхой старушки. Ерма обратился к ней с вопросом: Кто же ты такая?.. Я — Церковь Христова, — отвечала она. — Каким же образом ты лицом так молода, а волосы у тебя седые?.. И она ответила: Во мне вся молодость Божия, и вместе с этим вся муд­рость Его…

И мне кажется, что этот образ Церкви замечательно явлен — в свою меру — и в послании Патриарха. В нем чувствуется молодость духа человека, умудренного жизнью; говорит он и твердо, и смело, и вместе с тем так ласково. Он предупреждает молодежь российскую, что общество, в котором она будет жить, более жестокое, чем было прежде. Люди, наверное, будут изумляться: как это возможно? Разве не было достаточно трудностей в прошлом обществе? Да, они были; они были порой страшные, но они были внешние. От внешних труднос­тей, от жестокостей властей, от обстоятельств жизни можно дейст­вительно пострадать телом, душевно измучиться, но Христос говорит: Не бойтесь тех, кто может убить тело, а тех, кто может убить душу (Мф.10, 28).

И проблема, которая ставится теперь перед молодежью и вообще перед всем обществом российским, заключается в том, что внешнее давление, внешнее принуждение, порабощение уходит на нет, но встает другой вопрос, может быть, более трудный для разрешения: как справиться со свободой? Как научиться быть свободным челове­ком, как научиться принимать решения, как научиться быть ответст­венным за жизнь других и за жизнь общества, того отечества, которое нам так дорого, за тех людей, которые нам порой дороже са­мих себя? И вот тут действительно свобода должна понудить нас к действию, к выбору, к непрестанному творчеству. Вопрос не в том, чтобы научиться выживать, а в том, чтобы научиться строить новый мир; а этот новый мир с точки зрения христианина (и даже не христианина, а просто человека, верующего в жизнь) должен быть больше, чем материальный мир. Для верующего человека град челове­ческий должен стать так глубок, так широк, как град Божий, то есть такой град, где не только человек мог бы жить, но где мог бы жить и действовать Бог, превращая всё земное в нечто гораздо большее.

И тут все мы, как и остальные люди во всем свете, должны встретиться с вопросом очень страшным. Патриарх говорит о том, что новое общество будет создаваться в условиях духовной разрухи. Эта разруха наблюдается везде, но в России, может быть, больше чем где-либо, потому что духовность десятилетиями выкорчевывали, разрушали, уничтожали. Духовность не заключается в возвышенности идей или чувств, духовность заключается в том, чтобы просто дать человеческому духу строить жизнь и дать простор Духу Божию как бы дуновением в парус эту жизнь двигать.

Русская Православная Церковь может, конечно, в этом помочь тем, что будет провозглашать пути Божии в отличие от человеческих путей, и порой эти пути очень не похожи на пути чело­веческие. Пророк Исаия говорит от имени Божия: Мои пути — не ваши пути, мысли Мои — не ваши мысли; Мои пути настолько выше ваших путей, как Мои мысли выше мыслей ваших (Ис.55,8-9). И поэтому  надо вырасти, надо перерасти себя в понимании судеб земли, понимании истории. Не такого понимания, которое давалось до сих пор, а совершенно иного, богатого смыслом, творческого, с будущим. Причем, не будущим ближайших десятилетий, а будущим, которое раскрывается на вечность и духовно заключается именно в том, чтобы жить той правдой, о которой мы тоскуем. Потому что легко тосковать о правде, легко голодать — но надо научиться голод этот удов­летворять тем, чем он может быть удовлетворен, то есть любовью, отдачей себя для других, самозабвением; потому что только когда мы можем о себе забыть, мы можем вдруг увидеть,  как мир глубок, как мир осмыслен.

И нас призывает Патриарх к омоложению. Это замечательный при­зыв. С моей точки зрения Патриарх еще молод, и поэтому он может говорить о молодости; но и я, и другие люди значительно старше его и гораздо старше вас, можем говорить об омоложении. Я недавно читал, как протестантский пастор вывесил у себя в кабинете над­пись: «Мы все рождаемся ветхими, и задача жизни — так прожить, чтобы умереть молодым». Это кажется абсурдом, а на самом деле подумайте: мы все рождаемся с тысячелетним наследием. Наша наследст­венность коренится в древности и в той близкой современности, ко­торая нас формировала. Мы оформлены воспитанием, семейным бытом, психологией действий наших родителей, окружающих, всей обстановкой жизни.

Мы рождаемся уже готовыми к тому, чтобы быть ветхими, обветшалыми через приобщенность прошедшим столетиям. И вот задача жизни в том, чтобы высвободиться от этого и стать живыми, — живыми такой моло­достью, какой мы не имеем при рождении, потому что при рождении мы уже обусловлены, а мы должны научиться жить необусловлено всей полнотой жизни, которую нам Господь Бог даровал.

И для этого перемены, которые происходят сейчас в России, очень значительны. Как говорит Патриарх, было время, когда люди боялись открываться всем, но зато до конца раскрывались перед не­многими близкими. Люди испытывали голод правды, нехватку информа­ции, но зато до глубины души, честно переживали каждую крупицу правды; вот этого,  как бы, не потерять, как бы сохранить этот голод, как бы, не стараться этот голод утолить чем-то меньшим, чем то, что ему соответствует. Я сам, когда был молодым, вдруг почувствовал этот голод, почувствовал, что жизнь никакого смысла для меня не имеет, если только в ней нет содержания и цели, кото­рые ее как бы превосходят. Я помню, как пятнадцатилетним мальчи­ком я подумал, что если не найду смысла жизни (я тогда о Боге ничего не знал), то жить не стану, и дал себе год: если не найду смысла жизни, то покончу с собой. И в течение этого года Господь мне открылся — и в тот момент жизнь стала Жизнью, ликующей, по­бедоносной силой. И с тех пор и доныне я знаю, что нет иного смыс­ла в жизни, как того, чтобы этим жить вместе с другими, и что  это не только мировоззрение, это сама жизнь, это Бог, открывающийся нам и открывающийся в нас самих.

И вот мы должны возлюбить жизнь: возлюбить жизнь с готовнос­тью (это может показаться странным) жизнь  свою отдать для того, чтобы другие могли ожить. Мы должны на­учиться перерасти свою ветхость в такую молодость, которая не бо­ится ничего. Когда мы бываем детьми, молодыми, мы не думаем о том, чем может стать для нас смерть или как дорого может нам обойтись великодушие. Вот этому нам надо научиться вновь: вновь научиться милосердию, научиться любви, научиться, не бояться людей, нуждающих­ся в нашей помощи, как говорит Патриарх, научиться отдавать себя до конца, и только тогда окажется, что в нас исполняются слова Христа: Радость Моя в вас пребудет, и радость ваша будет совершенна (Ин.15,11).

Прочите вновь и вновь это послание, вслушайтесь в него, продумайте свою жизнь в контексте опыта человека, который прошел весь ужас шестидесятилетней жизни под гнетом и вышел из нее — живым, молодым, способным строить жизнь, других к ней при­зывать и другим ее давать.

Опубликовано: «Московский церковный вестник», спецвыпуск, сентябрь 1991г.