Притча Христова о блудном сыне так богата (смыслом?), что хочу еще раз и другой остановиться на некоторых ее аспектах. Вы помните, как этот юноша, взяв всё, что ему причиталось бы после смерти живого отца, ушел из дому, как он поселился вдалеке, жил распутно, и когда оказался без денег, был брошен всеми, кто подобно ему, хотел только поживиться, как он стал нищим и пришел в состояние голода и одиночества, вдруг вспомнил про отчий дом и раскаялся.
Мне хочется остановиться сегодня на разнице между раскаянием и покаянием. Он раскаялся — но если бы он только раскаялся, он остался бы в своем бедственном состоянии, вспоминая прошлое как нечто, чего вернуть нельзя, проклинал бы свою жизнь, потерял бы всю надежду и рано или поздно погиб в своем раскаянии и отчаянии.Но он покаялся. Раскаяние в нем, благодаря светлым воспоминаниям о любящем, великодушном отце, развилось в надежду: если отец согласился меня отпустить, мне дать всё, что я только мог унести, вместо того, чтобы меня прогнать с негодованием, когда я у него этого потребовал — сколько же в нем ко мне любви! Если мне вернуться — может быть, он меня примет? Да, я не заслуживаю быть сыном у него, но хоть бы конуру мне дал, хоть рабом, хоть бы слугой меня взял к себе, на это у него наверное хватит любви, он же столько показал ее!..
Вот где покаяние. Это раскаяние, соединенное с убежденностью и с надеждой о том, что всё может быть если не восстановлено, то хоть отчасти исправлено. И он встал, и он пошел — и в этом тоже есть начало настоящего покаяния. Он отвернулся от только что погубленной им жизни, чтобы идти обратно к отцу: Пусть он меня судит — он любит: может быть, простит. Но я не могу вынести того, чтобы оставаться здесь… И он шел и всю дорогу твердил свою исповедь: «Отец, я согрешил против неба и против тебя. Я уже недостоин называться твоим сыном; прими меня как одного из твоих работников!».. И шел он, вероятно, долго. Но надежда, ожидание ему давали силы идти. И он встретил отца. И что же случилось? Коротко скажу теперь только вот что: отец бросился к нему навстречу, упал на шею ему, стал обнимать и целовать. А сын стал ему исповедь свою говорить: «Отец, я согрешил против неба и перед тобой, я недостоин быть твоим сыном»… — но отец ему не дал договорить последних слов о том, что он мечтает хоть слугой вернуться, потому что отец знает, что слугой ему быть никогда невозможно. Сыном — да, недостойным — возможно, раскаявшимся — о, да! Но никогда ничем меньше. Вот, что может сделать настоящее покаяние: вернуть нас туда, куда мы и не надеялись вернуться. Из недостойного сына сделать нас сыном: просто, без прилагательного, просто тем, кого любит отец до смерти своей.