Православие в жизни

Дело митрополита Антония, священника и епископа, в лондонском соборе, включая личные воспоминания[1]

В течение двадцати лет я была членом прихода митрополита Антония, и он был моим духовным отцом. При этом, как и многие члены общины, я не русская ни по рождению, ни по происхождению и не была воспитана в православии. Я — англичанка, обратившаяся в православие, и сегодня говорю именно с этой позиции.

Это очень важно, потому что почти все служение митрополита Антония прошло в Англии, он жил и трудился среди британцев. И он не ограничивал себя замкнутым русским кругом, не считал, что призван проповедовать только русским, православным. Одна из первых фраз, которые я от него услышала, была: «Англия нуждается в православии». И, больше, чем кто-либо еще, он принес православие в Англию. Пожалуй, его можно назвать апостолом для англичан.

Первые мои воспоминания о митрополите Антонии очень давние, лет за двадцать до моего обращения, относятся к 1960-м годам, когда я была еще школьницей и слышала его выступления по радио. К тому времени он уже приобрел известность. Позднее я видела его по телевидению и читала его книги. Он всегда говорил как последователь Господа Иисуса Христа, от сердца, и его слово доходило до сердца слушателей, независимо от того, кто они были: православные, протестанты, католики или вовсе неверующие. Таким образом он принес Христа тысячам людей в Великобритании.

Он до конца оставался русским, живущим в среде иной культуры, но был открыт для всех. Точно так же он открыл двери своего собора для всех, его приход, а потом и епархия, стали, как он любил говорить, похожи на раннехристианскую общину, где не было ни мужеского пола, ни женского, ни раба, ни свободного, ни эллина, ни иудея — ни русского, ни англичанина. Мы просто все были братья и сестры во Христе, а он, митрополит Антоний, наш мудрый и заботливый духовный отец.

Что значило — быть английским членом этой многонациональной церкви?

Во-первых, нас встречали дружелюбно, но очень вдумчиво. Я имею в виду, что митрополит Антоний никогда не рассматривал нас как способ заполнить храм. Напротив, процесс принятия был трудным и длительным — до четырех лет, потому что он сознавал, что некоторых людей православие привлекало по ложным поводам. Их очаровывало то, что представлялось им экзотической природой православия: ладан, обряды, иконы, прекрасное пение. Кого-то влекла любовь к русской культуре, других привлекала его личность. Митрополит Антоний был, несомненно, харизматической фигурой, и безусловно заботливо относился к своей пастве, так что могло бы случиться, что он сам — а не Христос — оказался в центре внимания. Поэтому он сознательно выдерживал обращающихся долго и строго, и те, кто не был готов стать учеником Христа от всего сердца, отсеивались. Как-то в радиопередаче он сказал, что было бы хорошо, если бы некоторые люди (и тут он не имел в виду только англичан) отсеялись, а оставшиеся относились бы к своей вере с большей серьезностью.

Какого рода люди обращались в православие? Отнюдь не только англичане. У нас в соборе были представлены очень многие национальности. Но большинство обращенных все-таки были англичане, вернее, британцы. Это не был срез всего населения, большинство были образованные интеллектуалы. Как и русские семьи, составлявшие ядро прихожан, — те, кто бежал от революции 1917 года, и их потомки, они не принадлежали к рабочему классу. Так что атмосфера в соборе очень отличалась от той, какую можно найти в обычном приходе традиционно православной страны. Происходило смешение не людей с различным уровнем образования, происходило смешение людей разных национальностей.

Обращенные стремились больше узнать о православной вере, и митрополит Антоний предоставлял им такую возможность. Он советовал им, что читать, — и они читали: его собственные книги о молитве, жития святых, творения святых отцов и богословскую литературу. Этой потребности отвечала литература, разнообразно представленная в книжной лавке при соборе. Сам митрополит Антоний регулярно проводил беседы на английском языке — когда-то он начал такие беседы для супругов русских прихожан и членов их семей. Эти беседы были еще одним способом для обращенных научиться православию и тому, как митрополит Антоний выражает его.

Митрополит Антоний говорил, что православие начинается с ног, по мере того как учишься стоять во время службы. Затем, во время Великого поста, оно доходит до желудка. Наконец, оно достигает сердца… И добавлял, лукаво улыбаясь: «у некоторых оно доходит даже до мозгов». На самом деле его заботило, чтобы православие дошло до ума, чтобы люди глубоко продумывали свою веру. С другой стороны, его тревожило, чтобы православие не начиналось с головы или не ограничивалось ею, чтобы оно не стало умственным упражнением, без связи с сердцем или с жизнью. Эту опасность он также ощущал в некоторых из тех, кто хотел обратиться. Вера самого митрополита Антония была не умственной, а личной: личные отношения с Богом любви, Которого он знал и Которому служил. Его задача, по его словам, состояла в том, чтобы помочь людям найти свои собственные взаимоотношения с Богом. Если он чувствовал, что вера человека оставалась только на интеллектуальном уровне, он не принимал его в православие.

Я вспоминаю, как меня принимали в православие. На протяжении шести месяцев митрополит Антоний регулярно встречался со мной, хотя он был очень занятый человек и ему уже было сильно за 60 лет. Он отвечал на мои вопросы, иногда сам о чем-то спрашивал и постепенно узнавал состояние моей души. Формального обучения не было, но он давал мне читать серьезные богословские труды. В начале Великого поста 1983 г. он сказал, что примет меня к Пасхе, через несколько недель отменил решение: мол, обстоятельства не те. Я очень упала духом. Дней через десять он вдруг сказал: «Хорошо! В следующее воскресенье». Надо было научиться быть готовой ко всему!

Итак, в воскресенье утром я приехала в церковный дом, где на первом этаже обыкновенного дома на тенистой лондонской улице был небольшой храм. Митрополит Антоний сам совершал службу. Сначала я отреклась от моих прежних еретических взглядов и исповедала свою православную веру, после чего было совершено Миропомазание. Когда дело дошло до помазания ног, митрополит Антоний стал передо мной на колени. Я ожидала, что он попросит приподнять ногу, но нет: этот великий человек, многочтимый епископ стоял на коленях передо мной. Это был очень смиряющий момент. Позднее я невольно сравнила это с конфирмацией, которую в юности прошла в Англиканской Церкви: там я стала на колени перед епископом. Какое из двух событий больше соответствовало тому, как Господь умыл ноги Своим ученикам? Мне было ясно, что в православии я нашла подлинное выражение христианства.

Дать людям возможность найти подлинное выражение христианства — вот в чем всегда была цель митрополита Антония. И он знал, что никогда это не осуществится, если он сам не будет жить по вере, как пример для следования. Он часто противопоставлял то, что называл «церковничеством» — механическое соблюдение правил и обычаев — христианству, внутренней борьбе за то, чтобы следовать за Христом в молитве и в ежедневной жизни.

Став наконец православной, в какой же церкви я оказалась?

Наш храм был собором, где служил наш епископ, митрополит Антоний, но он же был и нашим приходским священником. У него не было роскошной резиденции, большой квартиры, канцелярии и служащих. Напротив: митрополит Антоний жил в небольшой комнате при церкви и, поскольку все равно был на месте, служил смотрителем. На ночь он ежедневно обходил, проверял, все ли в порядке. После собраний он расставлял стулья по местам. Он готов был мыть посуду после родительских собраний (этого мы не допускали!). Когда он был моложе, то следил и за небольшим садиком возле храма. Ничто не было для него слишком низким делом.

Митрополит Антоний все это делал не потому, что у него была масса свободного времени. Вовсе нет. К его духовному руководству беспрестанно обращались члены общины, поток людей, искавших встречи с ним, был непрестанный; он был очень востребован и на радио, и как докладчик, и как писатель. Его почтовый ящик был переполнен письмами со всего мира, и он, когда отвечал на письма, делал это лично, секретаря у него не было. Кроме того, он возглавлял совершение Божественной литургии в соборе по воскресеньям и в праздничные дни, хотя ежедневного богослужения в соборе не было.

Владыка с готовностью все это выполнял, и тому было три причины.

Во-первых — и что касается его, то это действительно всегда было «во-первых», — митрополит Антоний был христианин до мозга костей. Как он говорил, русский православный христианин в первую очередь — христианин. Это самое важное. Затем он — православный. И только, в-третьих, он русский или принадлежит русской традиции. На первом месте всегда Христос, и любовь к Нему означала следовать за Ним к своей Голгофе. Христианин должен быть предельно смиренным. Для митрополита Антония епископский сан означал — служить, а не управлять, поскольку любовь к Богу означает любовь к ближнему и полную отдачу собственной жизни ради блага ближнего.

И жил митрополит Антоний подлинно смиренно — в нищете духа, но также в стиле жизни. Например, он требовал, чтобы епископы его епархии, включая его самого, получали меньшую плату, чем женатые священники, которые должны были содержать семью.

Во-вторых, по митрополиту Антонию нищета духа и жизненных обстоятельств — только так и должен жить христианин, будь он епископ, священник или мирянин. Он призывал свою общину жить в материальном отношении на минимальном уровне денежных средств и комфорта, указывая, что люди в других местах Земли умирают из-за наших излишеств. Он ожидал, что мы будет служить друг другу, как он сам служил нам. Он знал, что его проповедь Евангелия будет тщетна, если его жизнь, если наша жизнь не будет подлинным образцом Христова учения.

По мнению митрополита Антония, молитва и духовная жизнь всегда должны осуществляться на деле. Он неустанно призывал нас воплощать в жизнь то, что возвестило христианство. Мы должны стать новой тварью, а это означает — жить согласно воле Божией в каждой ситуации, даже самой мирской, светской.

Митрополит Антоний был широко известен в Англии благодаря своим книгам о молитве. Но все они говорят о том же: если молитва не становится жизнью, она бессмысленна. И то, как он сам жил: смиренно, как Божий человек, — это была его молитва в действии. Если говорить о духовности митрополита Антония, следует помнить, что он ожидал, что духовность преобразит всю жизнь, вплоть до самых обыденных вещей. Вот почему он расставлял стулья и готов быть мыть посуду.

В-третьих, он был епископ, который живет в миру, но не принадлежит миру. Он был военнослужащим на Второй мировой войне, работал хирургом и практикующим врачом. Он получил научное образование. Митрополит Антоний не прошел ни через семинарию, ни через монастырь. Так что он хорошо знал все жизненные проблемы, знал, как нелегко жить в мире по христианским принципам. И потому он был совершенно свободен от ложного благочестия и недопонимания.

По этой же причине он был одним из нас. Он не любил, когда к нему обращались «Ваше Высокопреосвященство». Многие до конца дней называли его отцом Антонием, и он подлинно был для нас отцом и относился к нам, как к детям. Он знал по имени всех членов общины. Он подшучивал над нами — и допускал, чтобы мы шутили над ним. Короче говоря, мы были одной семьей, нас связывала наша любовь к Господу Иисусу Христу и взаимная любовь; нам была драгоценна эта атмосфера семейной любви.

Хотя митрополит Антоний всегда был готов признать, как легко потерпеть неудачу в попытке жить по-христиански, он, тем не менее, утверждал, что любовь — основополагающий принцип, на котором все основано. То, что не соответствовало этому закону любви, он отстранял, как не отвечающее подлинному духу христианства; центральным моментом всего он считал реальное, живое взаимоотношение с Богом любви. Так что он не отстаивал формализм правил и часто повторял, что православие, в отличие от римокатоличества, не юридическая, законническая вера. Своим священникам он советовал: лучше нарушить правило, чем сломать человека. Он никогда не представлял христианство в выражениях «нельзя» или «должно», он говорил о борьбе — тяжелой, но радостной — за то, чтобы жить в ту меру, какую нам указал Христос.

Я знала его последние двадцать лет его жизни, на протяжении которых он постепенно старел, уставал, болел. Однако пока у него были физические силы, он продолжал совершать требы, выслушивать исповедь и в ответ на просьбы о встрече принимать людей (обычно встреча длилась около часа), а также исполнял свои официальные обязанности.

Многие стремились исповедоваться у него, и то, как он выслушивал исповедь (и учил своих священников тому же), делало его таким почитаемым духовным отцом.

Никогда исповедь для него не была чем-то механическим, только средством получить разрешение перед Причастием. Исповедь должна была быть подлинно глубоким испытанием души и жизни. «Не нужно мне списка, перечисления», — говорил он. Он предлагал человеку исследовать свои мысли и поступки, чтобы найти глубинные причины, отделяющие его от Бога, и начать следовало с вопроса: чем я огорчил Бога? Это означало по-настоящему заглянуть внутрь себя, требовало времени на подготовку и времени на изложение у аналоя. Никогда, никогда исповедь не была двухминутным перечислением грехов. В свою очередь, он не скупился на время, давая совет кающемуся. И его совет никогда не был «готовым» ответом, всегда был продуманный, личный и неспешный; он приводил кающегося в такое состояние души, когда тот снова мог жить в присутствии Христа и согласно Его воле. Он никогда не назначал епитимий. Он давал поддержку, вдохновение и силу в будущем успешнее бороться со своими грехами и проступками. Исповедь могла длиться пятнадцать, двадцать минут.

Митрополит Антоний хорошо умел оказать поддержку. Христианскую жизнь он понимал так: принести Господу радость; а для этого самому надо быть радостным. Он давал нам эту радость, иногда без всяких благочестивых слов. Например, кающемуся, который, как он видел, барахтался в своих грехах, мог сказать: «Вынь голову из помойки и посмотри вверх!»

То, как митрополит Антоний интерпретировал православие, было основано на его личном знании Бога, на его отношениях со Христом, его опыте Святого Духа. Однажды он сказал мне: «Я не говорю ничего нового», и это совершенно верно в том смысле, что он хранил веру Церкви, веру Отцов, Священное Предание и передавал ее неповрежденно, как и должно епископу. Но что в этом было если не ново, то освежающе подлинно и непосредственно: он говорил о православном христианстве очень лично и так же являл его на деле. В сущности, это было очень просто, в хорошем смысле, — непосредственно, не усложнено умственными теологическими построениями или мирскими соображениями; простая отдача своего сердца Богу. Митрополит Антоний не уставал увещевать, что все содержание Евангелия учит одному: любить Господа Иисуса Христа, следовать за Ним, исполнять Его волю и доставлять Ему радость.

Еще он говорил: «Я говорю от сердца», и сердце, от которого он говорил, было близко не только ко Христу и к Евангелию, но и к сердцу отцов и несущей вдохновение сердцевине православного учения. Его видение православия не содержало нового богословия, скорее оно расчищало наслоения, которые уродуют Христа и Его учение, — подобно тому, как можно расчистить старую икону, покрытую слоями копоти.

Пожалуй, его видение православия больше всего отмечено свободой. Оно свободно от законничества, свободно от клерикализма, свободно от половинчатости. Он говорил, что за веру надо «платить». Он предъявлял большие требования к себе самому, к своему духовенству и побуждал свою паству предъявлять к себе также большие требования. В этом отношении его видение православия было неудобным по меркам этого мира. Оно было твердо устремлено к Воскресению, но только через Крестный путь.

Он учил свою епархию быть примером во всем: от молитвенной тишины в храме до отвержения раболепства, быть православной общиной, которая, ни в коей мере не приспосабливаясь к секулярным ценностям, вернулась бы к отношениям и образу действия христианства, каким оно должно быть. Он противопоставлял это мертвому традиционализму, который встречал в других местах.

В особенности же он понимал, что невозможно следовать за Христом раздвоенным сердцем. Он был убежден в истинности христианской вести и в том, что необходимо быть готовым отдать жизнь, свидетельствуя о ней. В этом, как и во многом другом, он нес людям вдохновение.

Митрополит Антоний изначально приехал в Англию служить в Англикано-Православном Содружестве имени святого Албания и святого Сергия, так что с самого начала он был связан с другими церквами в Великобритании. Он смотрел вовне, стремился показать сияние православия не-православным. И вместе с тем был открыт и готов прислушиваться к ним. Эта открытость сердца позволила ему начать использовать английский язык в богослужении в собственном храме. Со временем английский язык стал общим языком прихода и всей епархии.

Я уже упоминала, что он давал поддержку и вдохновение. Одна из вещей, которую он поддерживал, это возможно большее участие мирян в жизни церкви. Он создал Епархиальное собрание и Совет, где миряне наравне с духовенством могли обсуждать жизнь епархии и нести ответственность за руководство ею. В частности, он поощрял женщин принимать полное и активное участие в церковной жизни. Долгие годы посты председателя и секретаря Епархиального собрания и Совета занимали женщины, — я сама была одним из секретарей.

Большое влияние на жизнь митрополита Антония оказали православные молодежные лагеря во Франции, где он вырос. Он устроил подобный летний детский лагерь в своей епархии, и лагерь стал одним из самых вдохновительных факторов церковной жизни. Он стал центром жизни для детей, и теперь уже несколько поколений прошли через эти лагеря и стали друзьями на всю жизнь. Мой собственный сын впервые поехал в лагерь в десятилетнем возрасте. Затем он стал лагерным руководителем, женился на подруге по лагерю, а в следующем году их старший ребенок впервые поедет в лагерь.

Если для детей лагерь был выражением семейной природы епархии, то как обстояло дело со взрослыми? Митрополит Антоний учредил ежегодный Епархиальный съезд, где люди, съезжавшиеся со всей страны, могли провести четыре дня как православная община в общей жизни, молитве и беседах. Главным докладчиком неизменно был митрополит Антоний, но он участвовал и в дискуссионных группах, и встречался с людьми за трапезой и в свободное время. Это был еще один способ жить семьей под крылом нашего дорогого отца. (На одном из последних до его кончины съездов мы шли вместе и оказались у двери. Я попыталась пропустить его вперед, но он сам открыл мне дверь и сказал: «Дети — вперед!» Это было типично для его отношения к нам.)

Митрополит Антоний был не из тех, кто действует в полсилы. Он всегда отдавался на сто процентов, и могло показаться, что он — шире жизни. Первое мое впечатление о нем было, что это человек, который полностью отдал себя Богу, и в результате не умалился, наоборот, его личность выросла.

Это очень важный момент. Люди легко воображают, что если отдаться Богу столь полно, то потеряешь себя и станешь меньше той личности, какой был. Митрополит Антоний был живым примером, что это не так. Верно обратное: если отдаться Богу, Он исполняет нас Своим Святым Духом, и мы становимся новыми — и большими — созданиями.

Митрополит Антоний таким и был. Разумеется, у него были недостатки, как у нас всех, порой очень досадные (и ему о них говорили: ему можно было сказать абсолютно все). Тем не менее, он сиял Духом Святым, он излучал любовь Божию, он был человеком такой новизны и величия, каким не мог бы быть иначе. Он отдал себя Богу безраздельно, и в ответ был вознагражден новой жизнью, какую обетовал нам Христос.

Он был вдохновением для всех нас, он им и остается. Теперь нам надлежит нести это вдохновение дальше и в свою очередь вдохновить следующее поколение любить Господа и следовать за Ним от всего сердца.

[1] Перевод с английского языка.